Кусочек, с которого все началось

      Очередные посиделки у Брэда дома. Миссис Уолст великодушно оставила подросткам аж целую бутылку лимонада и шарлотку, заботливо испечённую рано утром. Её сладкий, летний аромат вызывал у парней слюнки, но они терпеливо ждали, пока женщина уедет по своим делам, чтобы накинуться на лакомство. Видя их энтузиазм, женщина понимающе хмыкнула, потрепала старшего сына по светлой голове и удалилась из дома.       Естественно, за несколько минут на тарелке ничего не осталось. Адам был уже почти сыт, но всё равно схватил последний кусочек на автопилоте. Он продолжал держать источающий аромат солнца и яблок пирог, взахлёб рассказывая друзьям о своих идеях насчёт группы, когда сверху на лестнице послышался топот. Через пару секунд в дверном проёме возник заспанный младший брат Брэда — Мэтт. Светлые мягкие волосы торчали во все стороны, растянутая майка, явно не подходящая по размеру, едва не спадала с хрупких плеч мальчика, а щека, казалось, ещё хранила отпечаток подушки. Мэтт широко зевнул и, взглянув на стол, нахмурился. Голубые глаза обиженно заблестели.       — Привет, — в его голосе звучала вселенская грусть. Шумно вздохнув, он со скрипом подтащил к столу табуретку и взобрался на неё с ногами, подперев голову руками. — Вкусный пирог был?       — Да, Мэтти, — Брэд хмыкнул и склонил голову набок. — Пальчики оближешь. Жаль, ты, как обычно, всё проспал.       Мальчик фыркнул и показал брату язык, отворачивая голову к окну под смех Брэда и Нила. Адам поджал губы, но, не удержавшись, чуть улыбнулся:       — Хэй, Мэтт. Держи.       Гонтье положил кусочек пирога, что всё ещё держал в руке, на тарелку и придвинул парнишке.       В тот момент он почему-то подумал, что не сможет забыть пронзительный и благодарный взгляд ярко-голубых глаз, так же, как крепкое объятие тонких рук на прощание.       Из воспоминаний музыканта вывела неожиданная тяжесть на коленях и жадный поцелуй. Всё те же яркие голубые глаза завораживали, околдовывали душу, заставляли сердце спотыкаться. Разве что теперь в любимых глазах была уверенность и плохо скрываемое желание. Мэтт давно вырос, покрасился в чёрный, его тело теперь не такое тонкое и хрупкое... Сейчас он невероятно красивый молодой человек, и сейчас он нагло целует Гонтье, лишая его кислорода и одновременно даруя наслаждение. Медленные покачивания, заставляющие тереться о возбужденную плоть под джинсами.       «Этот дьявол меня с ума сведёт», — думал Адам, судорожно срывая с Уолста одежду. ***       «Я скоро лёгкие от волнения выплюну!» — матерился Адам про себя, нервно оглядываясь по сторонам и периодически согревая замёрзшие ладони дыханием. Мэтт безбожно опаздывал, что совершенно не удивляло, но с каждой минутой, проведённой возле заветного подъезда, карман куртки становился всё тяжелее и волнение диким зверем сжирало внутренности. Адам уже начинал сомневаться в правильности своих намерений, когда домофон пискнул и дверь распахнулась с характерным щелчком. Гонтье обдало волной тепла, и на плечах повисла привычная улыбающаяся тяжесть.       — Прости, я опоздал, — повинился он, но по сверкающим глазам было видно: ему нисколечки не стыдно.       Ещё раз оглянувшись по сторонам — ни души — Адам оставил мимолётный поцелуй на щеке любимого.       — Ты колешься, — хихикнул Мэтт, отскакивая в сторону, но, поскользнувшись, шлёпнулся в ближайший сугроб. Неуверенность Адама моментально выветрилась, и он рванул в сторону Уолста, протягивая руку помощи, но (что вполне ожидаемо) очутился на снегу рядом. Мэтт расхохотался.       — Серьёзно? Уолст, тебе пять или двадцать пять?       В ответ прилетел обжигающий холодом снежок, и вскоре двое взрослых (сомнительно) известных музыканта возились в сугробе, как дети, впервые не беспокоясь о том, как их общение выглядит со стороны.       — Хэй, Адз... ты говорил... у тебя есть сюрприз? — напомнил Мэтт, всё ещё задыхаясь после сумасшедшей перестрелки, и у Адама внутри всё сжалось. Кажется, момент настал.       — Мэттью Джин Пол Уолст, — торжественно начал он, вытряхивая комья снега из капюшона. Колени обжигало холодом. — Мы познакомились с тобой пятнадцать лет назад, и... Что смешного?!       — Просто это так много, что в голове не укладывается!       Дыхание облачками пара вырывалось между замёрзших губ. Адам почти раздражённо шикнул, взмахнул руками, из-за чего потерял равновесие и снова рухнул в сугроб. До его ушей донёсся звонкий хохот, и когда он, проклиная свою неуклюжесть, поднялся, чтобы продолжить речь (хотя слова, кажется, повыбивало из головы снежками), интонация смеха Уолста вдруг сменилась на удивлённую. Взгляд Гонтье приковала крохотная коробочка из чёрного бархата, выпавшая, по всей видимости, из кармана во время дурачеств, и теперь бережно обтряхаемая проворными пальцами от налипшего снега. Он попытался было что-то сказать в своё оправдание, но его самым наглым образом перебили самые манящие и самые наглые губы, которые Адам готов был целовать вечно. И он решил, что успеет предложить расписаться тайком, никому не рассказывая, и сбежать потом на несколько недель в Австралию (потому что Мэтт любил солнце и не раз рассказывал Адаму про Большой Барьерный Риф и Улуру). Сейчас влюблённые глаза напротив, меняющие цвет от настроения, никогда не мёрзнущие руки и аромат корицы с нотками шоколада были куда важнее риска быть пойманными папарацци, да и слова не требовались.       — Я люблю тебя, придурок.       — Взаимно.       Ну, или почти не требовались.