Gold (Золото)

And one day this will fade away, in the mirror you will see a smiled face and standing next to you will always be me [1]

— Я ушёл, — Ичиго напоследок обернулся, уже обуваясь и буквально вылетая из собственного дома, потому что временного шинигами абсолютно неожиданно дёрнули куда-то по работе, в то время как Орихиме должна была пройтись по магазинам в очередном приступе желания прикупить что-нибудь миленькое и приготовить очередное «буэ!». — Думаю, что Орихиме вернётся раньше меня. Тебе нужно будет просто проследить, чтобы на дом не нападали Пустые… Зангетсу многозначительно промолчал, выразительно сверкнув на нервничающего мужчину золотистыми огнями из-под белой костяной маски. Реатсу, преобразовавшись в чёрное гладкое щупальце, ненавязчиво хлопнула Куросаки по мягкому месту, отчего он хмыкнул и, окинув зал пристальным взором ещё раз и проверяя, всё ли в порядке, всё-таки наконец удалился, осторожно закрыв дверь. Хоть он и знал, что занпакто в курсе, как Вайзард любил родное чадо, но всё равно волновался: ещё никогда он не оставлял вместо няньки Зангетсу. Того самого Зангетсу, что бесчисленное количество раз засаживал в тело хозяина белый меч, безумно хохотал и рваными кусками испускал мощную духовную энергию Пустых. В одном Ичиго был уверен точно: что бы ни случилось, дух меча наверняка сможет защитить его сына от любого врага, потому как Зангетсу, как и и. о. шинигами, был ходячим бесконечным генератором реатсу. Зангетсу ещё некоторое время постоял на том же месте в коридоре, внимательно следя за удаляющимся присутствием хозяина, после чего постарался максимально снизить давление духовных частиц, ведь детскому организму было бы трудно переносить высвобожденную даже наполовину реатсу занпакто, в ком до сих пор жил безумно сильный Вастер Лорд Ховайто. А после последнего сражения с Яхве, реатсу Ичиго и, соответственно, его занпакто, перестала быть золотистой, приобретя тяжёлый угольно-чёрный цвет, неприятно этим фактом напоминая то желе с глазами, что было на лице Юха Баха, когда он видел того в последний раз. Наверное, ещё и поэтому Куросаки в последнее время не любил использовать реатсу в патрулировании Каракуры, предпочитая разделываться с «минусами» посредством простого разрубания напополам, используя сталь, а не Гетсуга Теншоу. Зато часто стал материализовывать Зангетсу, чтобы просто поговорить или уютно помолчать. Он всё понимал, а потому окутывал хозяина такой нелюбимой тьмой, чтобы он, наконец, забыл о золотистом сиянии, что Куросаки раньше шлейфом оставлял за собой, куда б ни пошёл. Казуи, как примерный ребёнок, сидел в зале на диване перед включённым телевизором, по которому играла очередная странная японская реклама, и рисовал, почти лёжа на журнальном столике. Для своих малых лет он был хорошо развит физически, укладывая на лопатки в спарингах всех соперников даже не из своей возрастной категории. Этого и следовало ожидать от сына такого драчуна, как Ичиго, тем более, что цвет волос совпадал с отцовским. Да и то, что додзё, в которую Казуи записался сам, возглавляла известная всей Японии Арисава Татсуки, ставшая сильнейшей женщиной страны, как и обещала ещё в школе, говорило само за себя. Зангетсу склонил голову вправо, пытаясь разглядеть, что рисовал мальчик, резерв реатсу которого уже сейчас равнялся половине резерва Орихиме, но из-за пушистых волос, торчащих в разные стороны апельсиновым одуванчиком, невозможно было что-либо разглядеть. Кроме того, занпакто мог только диву даваться, как он интуитивно менял положение тела, лишь бы чужой духовный меч не увидел, что же он так старательно калякал. А ещё — удивляться тому, насколько чистой и сбалансированной была энергия Казуи, насколько… безмятежной. Он помнил, что в отличии от него даже в детстве у Ичиго не было такого контроля из-за гигантского объёма реатсу, из-за того, в какой семье он жил и в каком городе. И хотя сейчас Куросаки-старший, остепенившись и поняв, что торопиться и спасать мир больше не нужно, и обрёл такое необходимое ранее равновесие, гармонии в душе это осознание так и не принесло. И среди бушующего хаоса чёрной тьмы отца, Казуи светил в доме подобно золоту, на который упал неверный солнечный свет. — Зангетсу, — звонко окликнул Казуи задумавшегося занпакто, который изваянием застыл на месте, и жестом подозвал к себе поближе, зная наверняка, что он хотел увидеть, над чем же так трудился мальчик. Духовный меч встрепенулся, о чём свидетельствовала волна, прошедшаяся по одежде, и послушно последовал за мини-копией Ичиго. — Смотри, — он указал на рисунок, на котором неумелыми детскими руками была нарисована добродушно улыбающаяся чёрная тень, защищающая залитый жёлтым золотом дом, подозрительно похожий на тот, в котором они жили. — Спасибо, — прошептал он, светло улыбаясь и, видимо, смутившись, убежал на кухню, оставив ошарашенного Зангетсу сидеть на месте, уставившись на картину. Воровато оглянувшись, он взял лист бумаги в руки и спрятал под плотным слоем реатсу, как напоминание о том, насколько понимающим вырастет Казуи. Насколько потрясающим человеком, заслуживающим любви целого мира, а не только небольшой группы знакомых людей. — Зангетсу? — удивлённо воскликнула Орихиме, зайдя в зал и оставив пакеты с одеждой и продуктами на полу. Ещё издалека она почувствовала, что мужа нет дома, а потому поспешила побыстрее оказаться тут, но, как оказалось, за волнением не заметила, что Ичиго оставил сыну великолепную охрану. — А где Казуи? Занпакто снова отрастил щупальце, указав женщине необходимое направление. Она благодарно улыбнулась и, подхватив пакеты, направилась в свою обитель, снова ваять что-то, что наверняка заставит Ичиго позеленеть, а небоскрёбы внутреннего мира — сотрястись. Он вообще не понимал, как такой милый человек, как Орихиме, могла так легко и непринуждённо создавать оружие массового поражения, при этом умудряясь не отравить себя и Казуи, который радостно уминал вообще всё, что ему давали. Отчасти было понятно почему: молодому организму требовалось много энергии, чтобы контролировать такое большое количество реатсу и чтобы ещё оставалось на школу и другие дела, но всё равно то, что порой готовила эта «Богиня Отрицания», казалось просто мерзким даже на вид, не то, что на вкус. Позже Зангетсу внезапно обнаружил себя на крыше дома, хотя даже не помнил толком, как сюда добрался, вместе с дремлющим Казуи на коленях, который был укрыт плотной реатсу меча, как плащом. Хотя на самом деле это именно он грел больше миниатюрным солнцем, горячим золотом разливающемся по всему естеству занпакто. Дух непроизвольно положил когтистую руку на голову мальчика, чувствуя небывалое умиротворение и то, как дикий вой голодного Ховайто стихает внутри. Ичиго, прислонив ладонь ко лбу козырьком, чтобы защитить глаза от яркого света, стоял около каменного забора, ограждающего их дом, и свободно улыбался, разгладив морщинки на лбу от постоянно нахмуренных бровей: он знал, что каким бы чёрствым ко всему живому Зангетсу ни был, его и Казуи он обожал безмерно.