останься

— Что там между вами, сладкая парочка? — в меру иронично, ненавязчиво сдержанно, в своей хитрой манере спрашивает Камила, с подозрением по-лисьи щурясь, выедая своим кислотно-химическим взглядом огромную плешь в собеседниках, прожигая и испепеляя, и этот шоколадно-горький взгляд бегает от Лили до Коула, ища хоть один единственный выдающий намек, и она добивается желаемого, едва заметно насмехаясь над обескураженной Лили, рьяно впадающей в панику при любом похожем вопросе каста сериала. — Что? Мы? Нет-нет, я и… ну, понимаешь, — обеспокоенно суетится Рейнхарт, не в силах подобрать нужных слов, затерявшихся на затворках сознания, и Коул лишь наблюдает за ярым жестикулированием Лилс своим мечтельно-влюбленным взглядом — по уши, без шанса на спасающую вакцину, поражен этой лихорадочной болезнью со сладким клубнично-ванильным именем Лили. И ему давно уже до лампочки, наводит ли он подозрения, догадываются ли остальные и как на это отреагируют Апа и Мендес, первый из которых, кажется, совсем не заинтересован в разговоре, лишь листает неинтересную ленту Инстаграма в телефоне, изредка рисуя призрачную неуловимую улыбку на губах, да пару раз лениво зевает, поддавшись пропитанному хмуростью и заволакивающей сонливостью кислороду, обволакивающему тело, как легкое покрывало, не греющее, иногда вызывающее рой мурашек по телу, но такое уютное, что тяжелые свинцовые веки невольно зашториваются. — Просто не обращай на нее внимания, Ками, все мы знаем, кто тут папочка, — игриво растягивает Коул, изящно изгибая бровь, а после, по привычке, облокачивается о спинку стула, перебирая меж пальцев падающую на лицо черную шелковистую прядь, ища в сим действии единственную забаву при такой тошнотворно-серой обстановке, смешанной со сквозящим в воздухе запахом сырости нескончаемого ливня, что стал в Лос-Анджелесе практически обычным явлением в последнее время, но то Коулу было лишь на руку, так Рейнхарт без проблем можно вновь заманить в свой номер на ночь, пользуясь случаем заранее напомнив, что уже поздно, а живет она далековато. — Зря мы выбрались в такую погоду в ресторан, похоже, — без интереса отмечает Кей Джей, не отрывая взгляда от телефона, и это, кажется, первое, что он сказал за вечер, все это время пребывая лишь в качестве наблюдателя и потребителя. После лишь вновь зевает, проигрывая у отягощающей усталости. — Пора бы расходиться, — с деланным расстройством вставляет Коул, не пропуская шанса поскорей остаться с Рейнхарт наедине. Погода на улице, конечно, не самая подходящая для прогулки с девушкой, давно похитившей твое сердце, но у него есть пара тузов в рукаве на такой случай.

***

Маленькая девочка с двумя вьющимися блондинистыми хвостиками шлепает тяжелыми нежно-розовыми резиновыми сапожками по зеркальным туманно-серым лужицам, что режет острыми холодными иглами промораживающий ливень, и реки скоплений пресной помутненной воды стекают по крышам и дорогам, наполняя привычный городской шум еще и звуками журчания воды, звонкими хлюпающими ударами тяжелых капель о воду, да глухими барабанящими по зонтам и крышам отголосками оных, что создает ласкающую слух природную мелодию капели. Сверкающая серебрянным лезвием молния вспарывает, разрезает ослепляющими вспышками небо, затянутое кучерявыми клубами невыносимо-тусклого унылого серого цвета тучами, имеющими прекрасную палитру из всевозможных оттенков от непроглядного черного и до белесых пробелов-дефектов светло-серебристого, проявляющихся стертыми на небе пятнами, и вся эта хмурая скудность вызывает острую недостаточность в ярких сочных спелых цветах, и пусть те пестрят и режут глаза. Прохожие вокруг суетливо снуют туда-сюда, беспокоясь о каких-то своих насущных проблемах, прячась от дождя под крышами многоэтажек и первыми попавшимися под руку газетами, город погружен в мрачную скучную атмосферную картинку, такую же бледную, как высохшая на холсте краска, выцветающая под лучами палящего солнца, и от этой повышенной влаги и сырости совсем не тошнит, наконец можно вдохнуть полной грудью, забыв на мгновения об испорченном выхлопными газами запахе грязи и пыли в воздухе, и даже каждый из зонтов-куполов не отличается особой пестрой картинкой, все до единого — однообразные черные пятна, навевающие лишь бóльшую тоску, а взаперти многоэтажек вокруг все кажется таким неетественным, будто попадаешь в какой-то нудный черно-белый фильм или картину влюбленного в промораживающие ливни художника, умело играющего с тенями и прекрасно владеющего этим искусством. Неподалеку прохожего тянет за собой собака, перепуганная резкими взрывами барабанной дробью грохочущего по округе грома, и мужчина не может справиться с управлением и напором, ускоряя шаг вслед за тянущим и больно давящим на руку поводком, и такая картинка невольно навевает просто поистине детское умиление у Коула, что перебарывает в себе невероятное желание фотографировать на каждом шагу, эта погода — настоящее волшебство природы, переливающиеся драгоценным алмазом капли дождя, такие красивые, что где-то в груди невольно растет душевное возбуждение, и он решает во что бы то ни стало вновь убедить Лили зайти к нему под любым предлогом: на кружечку горячего чая, что согреет в такую ненастную погоду, — хотя Коул согреет Лили гораздо быстрее — или, быть может, посмотреть экшн-фильм — которому Коул, несомненно, не уделит и секунды внимания, ведь рядом есть не менее захватывающая воображение Лили, что вызовет рой мурашек по телу в одно вспыхнувшее мгновенье, и ни одна эвтаназия не поможет — неизлечимо. Лили — катастрофическая, неописуемая, восхитительная — такая, что не запечатлеть на глянцевых фотографиях в достаточном количестве, ведь хочется лишь больше, и это сравнимо лишь с моментами, когда впервые пробуешь ложку шоколадного мороженного, так что хочется еще и еще, и уже не можешь остановиться. Лили — его любимое мороженное, но его так чертовски достала мысль о том, что он вынужден прятать все эти чувства в ящик, поглубже, чтобы остальные не увидели, потому что так хочет Лили, и ему просто хочется кричать от этой терзающей безысходности. Но сейчас она рядом, а когда эта девушка рядом, Коулу будет тепло в любую погоду, даже на ледяном Северном полюсе, хоть крем от загара носи — все равно обожжешься, один только солнечный взгляд, и он просто сгорает. Холодный дождь острыми иглами пробирается под кожу, хлещет и ударяет, стекает по бледному, точно восковому лицу неестественными дорогами, создавая свое произведение искусства, иногда застилает призрачной занавесой глаза, и он понимает, что он на корабле — да имя этому кораблю Титаник. И здесь не хочется растворяться, здесь хочется утонуть – пока не утонул в этом солнечном свете Лили. Ее волосы спутаны, по мокрым вьющимся прядям неустанно скатываются блестящие бусинки пресной воды, но улыбка не покидает лица, потому что он рядом, и мало кто знает о том, что Лили без остатка поглощена Коулом, безвозвратно и с полной уверенностью навсегда. – Лилс, – зовет Коул в перерыве между смехом – что, кстати, еще один ее бонус, ведь парень всегда мечтал о девушке, понимающей его шутки, и она – мечта, сказочная мечта, настолько потрясающая, что порой сложно поверить в ее реальность, – как насчет небольшой фотоссесии у меня дома? – с блестящими от надежды глазами предлагает Коул, а после, увидев что-то за спиной девушки, вдруг хватает ее за руку и тянет вслед за собой, прячась за угол какой-то малоизвестной кофейни. – Что ты делаешь? – возмущенно шепчет Лили с различимой одышкой, – зачем ты меня сюда притащил, хитрюга? – Ну, знаешь, спасаю твою репутацию от фанатов, что пытались нас незаметно сфотографировать, а ты ведь тогда практически липла ко мне, – в своей шутливой манере говорит Коул, ехидно улыбаясь, и тут же получает по плечу ее маленьким кулачком. Сейчас Лили улыбается, так нежно и искренне, что все внутри, кажется, сжимается, а сердце трепещет в груди. Ради таких мгновений Коул и находит смысл жить. Ради мгновений с Лили. – Ничего я не липла! И вообще, не забывай, кто из нас папочка, и не смей спорить! – отнекивается девушка, делая пару шагов ближе, а после берет его ладони в свои, согревая. Когда он обнимает ее, мир вновь приобретает потерянные краски, и все проблемы вдруг забываются, отодвигаются на второй план, так что дышать становится легче. – А иначе? – с вызовом тянет Коул на гласных, растягивая по уголкам свою самоуверенно-нахальную улыбку. – Иначе... – легко улыбнувшись, отвечает Рейнхарт, опустив взгляд на губы парня, а после прикусывает свою нижнюю губу и притягивает Коула ближе, заключая бледное лицо в ладони, и сладостно-нежно целует, отчего Коул готов поклясться, что прямо сейчас стал самым счастливым человеком в мире. – Ладно, я останусь у тебя сегодня, – шепчет на ухо Лили, обжигая своим горячим дыханием, и по телу приятными волнами проходится сладкое воздушное захватывающее чувство эйфории, и услышать это – самый невероятный подарок, какой он только может получить в этот день.

***

Лили снова встанет на тлеющей персиково-малиновым заре, с первыми, еще не греющими тусклыми лучами солнца, наслаждаясь восхитительным шедевром, красивее самого Да Винчи – безупречным парнем, родинки на лице которого она втайне собирает в собственные созвездия уже долгое время. Коул будет сладко беззаботно спать, иногда тихо-тихо посапывая, пытаясь ненароком стянуть с девушки легкое покрывало. Она легонько запустит пальцы в его шелковистые темные пряди волос, нежно обнимет и прижмет поближе к себе, вдыхая теплый уютный запах корицы, легкой нежной ванили с теплыми нотками карамельных яблок, помешанных с едким, едва различимым, но таким полюбившимся отголоском ментолового сигаретного дыма, разбавляющего эту сладость так, что чувствуется свежесть мяты. Невесомо поцелует сухими горячими губами в лоб, неслышно вставая с кровати, в то время как Коул давно уже будет лишь только притворяться спящим. Пока она будет расхаживать в его большой белой рубашке на цыпочках по дому, стараясь не издавать лишних звуков и при этом приготовить незамысловатый завтрак, Коул будет сладко блаженно улыбаться, наслаждаясь, возможно, последним прекраснейшим моментом в своей жизни. И когда она будет уходить, он снова в надежде предложит: – Останься, на улице ливень... И Лили, чуть насмешливо улыбнувшись, продержит терпкую интригующую паузу, нежно-нежно целуя парня в пухлые губы, а после, уже касаясь ручки двери, вновь ответит, с такой непринужденной легкостью, что сердце в груди перестает вдруг биться, а легкие в одно лишь мгновение наполняются водой – и уже непонятно, море то, или просто дожди затопили, так резко, больно, прямо в сердце: – Сегодня ведь солнечно, Коул. ... но ливни у Коула в душе.