Из Сибири и снова в Сибирь - вторая сестра. Годы учебы.

На следующий день Толя не знала, как себя вести. С одной стороны, девица понимала, что приличные люди, когда им объявляют о намерении выйти замуж, поздравляют человека. С другой стороны, Толю до глубины души задел тот самый поступок в кабаке и то, что Горя приставал хоть к кому, лишь бы приставать. Глядя на немецкую речь вокруг, на иностранцев, на незнакомую обстановку, Толя была совершенно растеряна. Девица вдруг почувствовала себя одинокой в этом мире и была готова заплакать. «Зойка была на каторге одна-одинешенька, когда этапом в Томск шла, а мне здесь так тоскливо», - подумала Толя. Понимая, что все не так просто, что она, в отличие от Зои, имеет все шансы создать себе другую судьбу, Толя сидела и осознавала, что ей противно быть фрейлиной, что она не чувствует себя в этой роли, что даже мысли о том, что после окончания Смольного ей будет дана возможность поехать в столицу и найти себе службу в Зимнем, вгоняли Толю в состояние, среднее между тоской и отвращением. Совершенно неожиданно на ум пришла фраза Зои о том, что она будет позором семьи, слова Марии о том, что ее идея стать фрейлиной очень неожиданна, мысль отца о том, что можно было бы начать подрывную деятельность изнутри, попав в глубину стана врага. «Батя плохого не посоветует», - вдруг подумала Толя, - «Папка молодец, умный мужик, ересь городить не будет. Вот как я сама до этого не задумалась?» Все глубже и глубже разматывая клубок событий, Толя понимала, что, по сути, все ее родные люди осуждены ни за что. «Мама с папой ни за что на вечное поселение поехали», - думала Толя, - «Мамочка моя родная, тетя Дуся, ни за что на каторгу попала. Зойка ни за что была осуждена, хотя вру… Зойка человека убила и второго чуть было не убила. Но это уголовные статьи, не политические, за убийство не вешают. По справедливости Зойке лет пятнадцать каторги должны были дать… Ваня Манечкин ни за что в Бутырке отсидел, Зойка первый раз в Таганке ни за что отсидела…» Не обращая внимания на то, что тот человек, которого убила Зоя, был Великий князь, а второй – Костомаров, Толя задумалась о том, что мотив – отомстить за своих близких был бы наиболее логичным для того, чтобы начать революционную деятельность. «За всех моих родных и близких отомстить надо, ликвидировать этот проклятый строй, найти единомышленников, устроить такое… Такое, чтобы не было больше проклятого самодержавия на земле и чтобы проклятые орлы с двумя бошками над нашей Родиной на каждом углу не летали», - пронеслось в голове Толи, - «Надо сделать Родине лучше, надо обязательно!» Понимая, что ей стоит досконально выучить матчасть, чтобы не истратить свой уникальный шанс зря, Толя решила пока что молчать о своих мыслях, однако, книги Маркса в книжном магазине девица купила на подарок сестре. Забегая вперед, стоит сказать, что Мария была донельзя счастлива, что Толя привезла ей такой прекрасный подарок из Берлина, со слезами на глазах благодарила за заботу, слегка ругала за опасный поступок, ведь книги могли отобрать на границе как запрещенную литературу, и со слезами умиления вместе с Иваном листала книги, обсуждая свои бывшие взгляды. Толя, которая знала, что Мария читала Маркса только в каком-то подпольном переводе, радовалась за сестру и недоумевала, что ей так нравится в этой книге, которая девице не понравилась совершенно. «Нет, марксисткой я никогда не буду», - подумала Толя и тайком начала изучать Чернышевского и прочих авторов. Вернемся в месяцы Берлинского лета. Отойдя от своих мыслей, Толя изумилась тому, что ей пришло в голову и, улыбнувшись, сказала сама себе: - Вот что делает с людьми тоска по Родине. Придя в комнату Лины, Толя сказала девице: - Линка, пошли гулять? На прогулке, болтая о всяких разностях, Толя усиленно избегала темы замужества и Игоря, болтала обо всем на свете, рассказала Лине, где продаются самые вкусные булочки в Берлине и, вполне довольная собой, прекрасно проводила время. Счастливое настроение Толи вмиг улетучилось сразу же, когда девица увидела Игоря. - Ладно, Линка, счастливо тебе провести время, - быстро ответила Толя и еще быстрее пошла прочь. Толе не хотелось портить подруге встречу с Игорем, однако, видеться с ним девице хотелось еще меньше. Решив ничего не говорить подруге, Толя быстро вернулась домой. В комнате девице было до безобразия скучно, поэтому Толя, руководствуясь каким-то шестым чувством, решила прогуляться по дому. Войдя в одну комнату, девица увидела красивый ковер на стене и долго им любовалась, в другой комнате Толя остановила свой взор на необычных часах, которые были не классической круглой формы, а какие-то вытянутые с завихрениями и прочими забавными деталями. Любопытство двигало девицу все дальше, пользуясь тем, что хозяев нет дома, а прислуга была где-то далеко, Толя обходила одна за другой комнаты и любовалась ими, будто находилась в музее. В одной из комнат, по-видимому, рабочем кабинете посла, внимание Толи привлекли огромные полки с книгами. На какой-то момент девице показалось, что она находится в библиотеке. В завороженном состоянии Толя рассматривала книги и даже не думала о том, что ее поведение, возможно, предосудительно: девица с детства знала, что взять и прочитать книгу в чужом доме – далеко не самый худший поступок из возможных. В состоянии полного восторга Толя решила взять одну из книг, которая привлекла ее необычным цветом обложки. До сих пор девица не встречала книг с зеленой обложкой, поэтому этот цвет сразу привлек внимание Толи. Кроме того, какая-то надпись на немецком языке привлекла внимание девицы и Толя решила прочитать или хотя бы полистать эту книгу. - Märchenbuch*, - прочитала название книги Толя и слегка удивилась – зачем послу в своем рабочем кабинете сказки? «Наверное, любит почитать на досуге, между важными делами», - подумала Толя и открыла книгу. *сказки Каково же было удивление девицы, когда Толя поняла, что держит в руках совершенно не книгу. Это был тайник, замаскированный под сборник сказок, в котором хранились какие-то, по-видимому, важные документы. Дрожащими руками Толя взяла один из них. Зайдя за шкаф, чтобы, если что, не быть застигнутой на месте преступления, девица начала читать бумаги. Чем больше Толя читала бумаги, тем больше она понимала, что те самые обрывки разговоров, которые она когда-либо слышала в своей жизни: в Томских кабаках от пьяных ссыльнопоселенцев, в полицейском участке, когда ее приводили туда за пьянки или хулиганство, в Московских кабаках от каких-то отбросов общества, да, в конце концов, взгляды родителей, которые не афишировались, но и не скрывались, взгляды Зои, пересказ Зои того, что она слышала когда-либо в Москве, мнение Марии на взгляды Зои, пусть осуждающее, но дающее понимание матчасти, сложились в единую цельную картину и эти документы только подтверждали то, что девица слышала раньше, но по какой-то нелепой случайности, а, может быть, в силу своего юного возраста, пока что не понимала. Быстро сложив бумаги и проверив раз восемь, чтобы они лежали так же, как лежали, Толя поставила книгу на место, четыре раза проверила, чтобы все осталось точь-в-точь, как лежало, а потом закрыла дверь кабинета и пошла к себе в комнату. Оставшись наедине с собой, Толя закрыла дверь в комнату и, упав на кровать, разрыдалась. «Царь положил х.. на народ, царю плевать на простых людей, крепостное право отменили на рабских условиях!» - ревела Толя, - «Люди нищенствуют, а эти буржуи жируют! Златоглавыми орлами понаукрашали всю страну, портретов царя понаразвешивали, а на эти деньги могли сколько школ и больниц построить? Ничего, останется ваш орел без башки, провалится он в ад к чертям собачьим! Мама с папой ни за что в Томске сидят, уехать не могут! Да, не хотят, но не могут же тоже! А сколько людей на каторге ни за что батрачит? Кто-то экипаж на столбовой дороге ограбил, а кто-то, как тетя Дуся, ничего не сотворил! А мы, в своем трижды распроклятом Смольном, перед этими царскими подстилками расшаркиваемся, когда они приезжают сюда! Не надо, не буду, не хочу там больше учиться!» Проревевшись, Толя осознала, что вот так взять и бросить учебу она не может – это было бы слишком глупо. Такой же, если не меньшей глупостью, Толя посчитала написать в столицу письмо о том, что больше быть фрейлиной она не желает по личным соображениям. «Фрейлина Капитолина Демина, примерная или полупримерная смолянка, девица, идущая на золотой шифр, так злоупотребит своим служебным положением, что от Зимнего камня на камне не останется, взлетит он на воздух к чертям собачьим, на этом месте построят земскую управу, или нет, что там, дом президента, будет у нас свой Бисмарк, как в Германии, или свой Мари-Франсуа-Сади Карно, как во Франции, и будем мы жить счастливо и горя не знать!» - подумала Толя. Вдруг девица задумалась о том, как все это осуществить? «Ничего, придумается со временем что-нибудь, главное, не спешить, делать все четко и вдумчиво и, думаю, в скором времени все прояснится», - подумала Толя. Понимая, что ей теперь нужно максимально детально освоить подрывное дело, Толя решила пока что не торопиться, а потом, все изучив, продумать свой план до мелочей. «Все будет хорошо, все обязательно будет хорошо!» - подумала Толя. Немного утомившись от избытка мыслей, девица заснула. Перед глазами Толи пронеслись картины из прошлого: идут каторжане, они с Людой провожают Зою на Сахалинскую каторгу. Проснувшись в несколько недоуменных чувствах, Толя сказала сама себе: - Зоиньке не повезло – Толеньке повезет, у Толеньки больше шансов, она, как-никак, фрейлина. Толя не одна, у Толи, в конце концов, Люда есть. Да и Зоиньке, в принципе, повезло, у нее все удалось, жаль, что второй взрыв был неудачным и ее сразу же поймали гвардейцы. Решив, что от перенапряжения и неожиданно пришедших мыслей присниться может все, что угодно, Толя решила развеяться и спустилась во двор дома, чтобы просто посидеть там на лавочке и немного полюбоваться на цветы. Не очень хорошее чувство, связанное с тем, что Толя вспомнила судимость Зои, не проходило. Решив, что ей просто необходимо развеяться, чтобы больше об этом не думать, девица пошла гулять по Берлину. Толя бродила по разным закоулкам, рассматривала интересную архитектуру и думала о том, что если бы ни Лина, она бы вряд ли когда-то увидела Германию. В одном из ресторанчиков Толя увидела, что на гриле жарятся колбаски. Необычная форма этих колбасок привлекла к себе внимание Толи и девица решила их попробовать. Сидя на летней веранде, жуя колбаски и запивая их пивом, Толя чувствовала, что вряд ли ей в ближайшие годы могут светить такие каникулы. «Дальше я вернусь обратно в Сибирь и вряд ли еще раз поеду в Германию», - подумала девица, - «Хорошее это дело – вот так гостить в Берлине, вкусные у них колбаски, не сравнить с нашей колбасой. Даже не думала, что колбаски можно жарить, конечно, на костре мы с Зойкой как-то раз их жарили, но это было баловство, а тут даже в ресторанах такое блюдо подают». Просидев на террасе до позднего вечера, Толя вернулась в дом Шуваловых. Девице было хорошо, спокойно, приятно. - Капитолина, а почему ты пришла так поздно? – вдруг услышала Толя реплику матери Лины, - И от тебя пивом пахнет, это же неправильно. Вы с Линой снова на путь разгула встали? - Мадам, - ответила Толя, недовольная тем, что чужие люди решили сделать ей замечание, - За Линкой бы лучше следили, а не ко мне цеплялись. Заботу ваше ценю, беспокойство тоже, но вы не думали, что мадемуазель Шувалова в столь поздний час находится не в своей постели? А не с женихом ли она сейчас время проводит? Проследили бы лучше за дочерью, я вам чужой человек, а честь Галины, вообще-то, одна. Решив идти до конца, Толя сказала: - Галина вообще собралась замуж не пойми за кого. Вы бы хоть выяснили, кто это за человек и зачем он собрался на Линке жениться. По любви или из-за денег? А обо мне беспокоиться не надо, я замужем и вполне счастлива со своим мужем. Прошло два месяца. Жизнь Толи в Германии стала более мирной и спокойной. Девица иногда ходила в кабак, а, в большинстве случаев, просто гуляла по тихим улочкам города. Толя была очень довольна, что она может провести это лето за границей, поэтому пользовалась моментом и пыталась узнать как можно больше о культуре и традициях этой страны. - Линка, меня больше всего их колбаски и удивляют, и радуют, - как-то раз сказала Толя подруге, - Это надо же, какая у них форма, все никак забыть их не могу. Мысли о революционных действиях то покидали голову Толи, то снова возвращались. Девица никак не могла забыть тот день в комнате посла, когда она случайно прочла бумаги и поняла, как все плохо в стране, однако, с другой стороны, Толя сомневалась, права ли она. «Когда Зоинька бомбу метала, я думала, что она не права, не стоило так поступать, а теперь сама Зоинькины действия повторить готова», - подумала Толя, - «Вот с кем бы мне поговорить-то? Кто бы меня понял? Линка вряд ли поймет, обидится еще, что я в батином кабинете пошарилась. Зойка бы точно меня поняла, но Зоинька слишком далеко от меня…» Решив, что этот вопрос она для себя решит позже, девица перестала думать на тему возможных активных действий и революционной борьбы. - Линка, а что ты решила насчет замужества? – спросила однажды Толя подругу, - Может, не будешь спешить? Что Игорь какой-то мутный, что Иван. Один просто странный, второй на первом же свидании целоваться полез, аморальный какой-то. Может, с матерью хотя бы обсудишь этот вопрос? А то все избегаешь ее, не разговариваешь. Не дело это, все-таки, мама – родной человек, с ней надо общаться. Одновременно с этим, практически на протяжении всех этих месяцев, Толя периодически получала через каких-то третьих лиц записки от Игоря. Текст этих записок был совершенно разного содержания, Толя читала и «Линка, приходи на свидание в девять», и «Линка, давай встретимся», но чаще всего были тексты с просьбой одолжить денег. Не сумев объяснить себе, в чем дело, почему она так поступает, Толя складывала эти записки в одну большую кучку и, в один прекрасный день, решила прийти с ними к матери Лины. - Мирослава Владимировна, - собравшись с мыслями, сказала Толя, - Вот записки, которые Игорь посылал Лине. Не знаю, правильно я поступаю, неправильно, но я не смогла передавать их Лине. «И, если Игорь звал ее к фонтану, уводила в этот день к башне», - подумала Толя. - Не знаю, меня не покидает чувство, что Игорь ухаживал за Линой из-за денег… - сказала девица, - Он же пытался за мной ухаживать, я дала ему понять, что ничего не будет, я замужем. Он на Линку буквально в ту же секунду переключился. Поэтому и нет к нему доверия, совсем нет… Может, вы бы поговорили с Линой, она со мной на эту тему совсем разговаривать не желает. После разговора с Мирославой Владимировной Толя чувствовала себя не очень уютно. Девице было неловко от мысли, что она вот так просто взяла и выдала все секреты своей подруги, что она явно заставила женщину волноваться. И только мысль о том, что она хочет сделать Лине лучше, успокаивала девицу. «Вот если бы какой-нибудь доброжелатель в Томске рассказал папе, как мы с Зоей в кабаках мужиков на выпивку разводили, я бы как минимум отправила его в пешее эротическое путешествие, а как максимум, возможно, и по морде бы наваляла…» - подумала девица, - «Знать бы, как Лина на все это отреагирует. Явно счастлива не будет от разговора с матерью, Мирослава Владимировна точно не похвалит дочь за подобное». Решив отвлечься от неприятных мыслей, Толя решила представить, как бы она отреагировала, если бы Лина, приехав на летние каникулы в Сибирь, рассказала бы ее родителям что-нибудь неблаговидное про поступки дочери. «Наверное, я бы обиделась на Лину», - подумала Толя. – «Ну а что, так она на меня обидится. Но это же для ее блага было сделано, как ни крути… И как подло бы это ни было…» Мало того, что Толя была не уверена в том, что правильно поступает, не отдавая записки Лине, так еще и девица через некоторое время увидела, что к ней в комнату вошла подруга и начала упрекать ее. - Что ты говоришь, Лина? – переспросила Толя, - Ты трезвая? Ты понимаешь, что говоришь? Однако решив, что стоит перейти от каких-то абстрактных фраз к более конкретным, Толя сказала: - Лина, мне тебя жаль. Тебя сначала Николя использовал, теперь этот Горя начал. Лина, да пойми же ты, он на деньги твоих родителей клюнул, это видно просто сразу невооруженным взглядом. А записки я не отдавала, потому что понятно, что если человек сначала пишет, чтобы ему заняли двести рублей, потом приглашают на свидание, потом просят сотню, потом признаются в любви, а потом просят принести рублей семьдесят, то это никакая не любовь. Это обыкновенная корысть, иначе и не скажешь. Подумав, Толя добавила: - Зачем я сказала маме? Потому что мне хотелось, чтобы хотя бы мама тебе открыла глаза на все, я могла эти записки просто выбросить, но не захотела. А тебе, по-видимому, и мама открыть глаза не смогла. На фразе про то, что Игорь, возможно, просто нравится Толе, девица рассмеялась. - Конечно, Лина, нравится он мне, очень нравится. Я с ним даже переспала за углом, на глазах у полового. Что, бред я несу? Так твоя фраза еще больший бред. Я замужняя дама, у меня свой Коля есть, к чему мне другие парни? Да еще и какие-то сомнительные. «Да не поймет меня Лина, будет думать, что я у нее этого Горю просто отбиваю», - подумала Толя и, подумав, сказала, - Кстати, Лина, в одной из самых последних записок твой Горя звал тебя сегодня вечером в кабак неподалеку. Если хочешь – иди туда, расскажи, как такая плохая Толя тебе записки не передавала, принеси ему денег, он будет счастлив – не передать! После того, как Лина ушла куда-то в ночь, Толя снова осталась в доме одна. Девица некоторое время побродила по дому, поизучала самые отдаленные его уголки, увидела несколько комнат, которые до сих пор не видела, изумилась красивой и необычной отделке помещений, а потом, прекрасно понимая, что Лина вернется поздно, пошла к себе в комнату и легла спать. Уснуть сразу девице не удалось. Толя лежала, думала о том, что ей повезло, что она так сразу и легко взаимно влюбилась, а некоторые никак не могут найти своего спутника жизни и вынуждены набивать себе шишки в этих поисках, видеть на себе слегка косые взгляды, слушать осуждающие комментарии. «Коля хороший, как хорошо, что мы с ним встретились», - подумала Толя и, наверное, часа через полтора, заснула. На следующее утро, не обнаружив Лину дома и поняв, что дома девица не ночевала, Толя забеспокоилась. «Что с Линкой?» - думала Толя. Переживания всех домашних тоже заставляли волноваться Толю, девица знала, что Лина собралась приводить домой Горю, чтобы он просил у ее родителей руку и сердце как положено, и недоумевала, почему Лина не пришла домой. «Может, они сначала пошли в кабак, а потом к нему домой?» - подумала Толя, - «Однако почему тогда Лина не возвращается утром? Ее мама же волнуется». Наконец, увидев Лину, Толя сразу же подошла к девице. - Лина, что с тобой? – обеспокоенно спросила Толя, глядя на то, в каком состоянии находится подруга. Услышав, что Лине плохо, девица решила не спорить и пошла вместе с ней в сад. Услышав, что Горя просто хотел нарисовать Лину голой, а с Иваном она напилась и провела время в одной постели, Толя на какое-то мгновение потеряла дар речи. «Разве же так можно…» - подумала Толя, - «То с одним, то со вторым… Не зря мама с папой были против, когда мы с Зойкой разводили мужиков в кабаках на выпивку, наверное, боялись, что мы так же будем поступать… Но ведь мы же просто пили за чужой счет, не позволяя себе ничего лишнего…» - Лина, - сказала Толя, - Успокойся. Сейчас посидим, ты чуть-чуть отдохнешь и пойдем вместе с тобой к Мирославе Владимировне. Она же переживает за тебя, что с тобой, как ты. Увидев, что Лину этот вариант не слишком радует, Толя сказала: - Мама за тебя волнуется, переживает. Надо идти. Не хочешь – не уточняй подробности этой ночи, просто скажи, что поссорилась с Горей, он не хочет на тебе жениться и ты всю ночь бухала в кабаке. Ну или даже можно еще больше поберечь мамины нервы, скажи, что ты всю ночь плакала, сидя на лавочке и не желая возвращаться домой. Потянув подругу за обе руки, Толя сказала: - Пошли, мама ждет. А Ивана забудь, приличный мужик не сбежал бы и не бросил тебя одну в номере. Я уже не говорю о том, что приличный мужик не стал бы ложиться в постель с девушкой без венчания. Забудь его, плюнь, не обращай внимания. Встретишь еще приличного человека и выйдешь за него замуж. Войдя вместе с Линой в дом, Толя сказала: - Наверное, мне к Мирославе Владимировне, вместе с тобой, нет смысла идти. Посидите, поговорите вдвоем, мое присутствие там будет явно лишним.