Маяк

Это не было так, будто она проснулась однажды утром и поняла, что сходит по нему с ума. Нет, в смысле, было что-то похожее, но все же, размышляя о своих чувствах, Сакура поняла, что это был процесс. Длительное изменение, движение, подвластное собственному ритму и времени. И теперь она уже не могла вспомнить момента, когда оно началось. Может быть, в тот день, когда она провожала взглядом его спину, пока конвой уводил его из деревни? Или тогда, когда он лежал на больничной койке, разбитый, израненный, но все-таки живой? Или на войне, когда вдруг Учиха Обито начал рассказывать, и говорил, говорил, и все слушали не в силах оторваться. Когда она узнала о его прошлом, может быть, именно тогда ей показалось, что он стал чуточку понятнее, чуточку ближе. Или в тот момент, когда она увидела его имя в списке тех, кто умер на поле боя и был возвращен к жизни Пейном? Помнится, тогда ее зрение на секунду потемнело, но она решила, что дело в усталости. А сердце — оно и так болело за каждого ее товарища. Или еще раньше? Возможно, все это время их отношения меняли форму, чтобы превратиться в то, что происходило прямо сейчас, в эту самую минуту, когда ее рука сжимала его ладонь. Сакура нервничала. Ей казалось, что дрожит сама ее кожа, что она чувствует каждое свое нервное окончание. И что колени вдруг превратились в желе, а воздух в воду, потому что дышать стало невозможно. И это было странно, потому что она была медиком, и знала человеческое тело вдоль и поперек, а членов собственной команды за прошедшие годы успела разглядеть чуть ли ни во всех ракурсах. Кроме того, у нее уже был опыт такого рода. Да, не самый обдуманный ее поступок, но чисто физиологически все было так, как она и предполагала. Поэтому паника, затопившая ее с ног до самой макушки не могла быть рационально объяснена. Хотя, возможно... Вероятно, дело было совсем не в физиологических процессах. Дело было не в функциях тела. Ее так сильно страшила близость. Настоящая, ничем не ограниченная близость двух людей. Она знала — они будут не просто обнажены друг перед другом. Нагота будет лишь дополнением к чему-то другому, гораздо более важному. Было так страшно — перед ним, но было так хорошо — потому что с ним. Сакура не успела додумать все эти мысли из-за того, что короткий коридор, отделявший гостиную от спальни, вдруг кончился, и она очутилась в полумраке его комнаты. Какаши сделал последний шаг внутрь и оказался прямо у нее за спиной. Девушке казалось, что ее сердце галопом выскочит прямо через горло, и она знала, что он ощущает ее дрожь, и от этого становилось еще хуже. Но Сакура уже давно научилась не подчиняться страху, она сумела научиться переплавлять свой страх в злость, в раздражение, в любую другую эмоцию, которая могла помочь использовать эту энергию в ее пользу. Так же она намеревалась поступить и сейчас, превратив страх в смелость. В страсть. Девушка развернулась на месте и тут же встретилась с внимательным взглядом мужчины. Почему даже сейчас он казался таким спокойным?! Это было нечестно! Сакура сглотнула и чуть подалась вперед. Ее ладонь легла на его грудь. Ах. Не такой уж спокойный. Биение сильного сердца, такое же быстрое, как у нее, придало Сакуре уверенности, и она, выдохнув и закрыв глаза, поднялась на цыпочки. Но тут желейные коленки подогнулись, и девушка вновь опустилась вниз. Она сжала его свитер и уперлась лбом в широкую грудь. - Прости, - проговорила Сакура зажмурившись. - Я немного волнуюсь. Сейчас... Какаши продолжал стоять, не шевелясь, давая ей время собраться. Она прислушивалась к мерному дыханию (чуть более мерному, чем обычно, будто он делал усилие дышать ровно) и чувствовала, как успокаивается. Его присутствие всегда успокаивало ее, будь то битва на вражеской территории или ночь, проведенная на болоте в компании комаров и пиявок. Рядом с ним девушке всегда было чуть спокойнее, чуть легче на душе. Наверное из-за того давнего обещания: «Все будет хорошо,» - он сказал ей однажды. И пусть ему не всегда удавалось сдержать это обещание, Сакура знала, что может положиться на него. Так почему же она так боялась сейчас? Ведь если она привыкла доверять ему свою жизнь, то может довериться и во всем остальном... Губы девушки расплылись в улыбке, и она вновь подняла взгляд на мужчину. Он все так же смотрел на нее. Нет, Какаши смотрел совсем, совсем по-другому. И Сакура опять ощутила мурашки, пробежавшие по коже. Она медленно подняла руку и провела ладонью по его щеке. И то, как он зажмурился и резко вдохнул от ее прикосновения, затронуло глубокую струну внутри нее, и Сакура поняла, что хочет большего. Она хочет эти прикосновения и эти вздохи, и все, что он готов дать ей. Так что в следующую секунду она вновь закрыла глаза и, отбросив все сомнения, подалась вперед. ... Это было безумием. Сладким, как мед, и острым, как клинок, безумием. И когда ее губы, наконец, коснулись его, он понял, что совершенно беспомощен перед этой удивительной силой. Мгновение Какаши был абсолютно и бескомпромиссно счастлив в своем безумии. Чувство, которое он не испытывал так давно, что уже забыл каково это — быть счастливым. И поэтому в следующий момент он отстранился, изумленный пронзительностью ощущения. Но когда факт реальности происходящего отпечатался в опустевшем разуме, мужчина больше не мог держать себя в руках. Раньше он не хотел торопиться. Он не хотел торопить её. Какаши был из тех, кто любил медленно изучать женское тело, любил находить все правильные точки, которые доводили его партнерш до изнеможения, любил постепенно поднимать женщину на самый пик, чтобы сила падения лишала рассудка. Но сейчас он потерял всяческое самообладание. Его руки тряслись, а голова кружилась, и мельком возникла мысль: «Как в первый раз». И это действительно было как в первый раз. То же волнение, неуверенность и безудержное желание. Его руки сжали ее талию, и Какаши притянул девушку ближе к себе, вновь и вновь целуя ее губы. Он ощущал ее дрожь, и чувствовал, что теряет голову, теряет всяческий контроль, но не мог, не желал останавливаться... ... Еле сдерживаемая страсть его прикосновений, сила, сокрытая под тонкой оболочкой и то отчаяние, с каким он буквально набросился на нее, испугали Сакуру. Она знала, что чрезвычайно глупо бояться человека, обладавшего железным контролем над своими эмоциями и телом. И он никогда не сделал бы ничего против ее воли. Девушка понимала, что стоит хотя бы жестом показать, что её что-то не устраивает, и мужчина тут же остановился бы. Но все же в какой-то момент ей стало немного страшно. И она вдруг поняла, что боится неизвестности. Сакура не знала, как это будет. Не знала, каким будет его следующее движение. Это не было тренировкой, где у нее был шанс предсказать его следующий шаг. Прямо сейчас он полностью доминировал над ней, и именно от этого девушке, привыкшей к ощущению собственной силы, становилось чуть-чуть не по себе. Но в то же время эти чувства были схожими с теми, которые появлялись во время боя с новым непредсказуемым противником. Этот адреналин в крови и влечение к игре, правил которой она еще не знала. Сакура закрыла глаза, позволяя себе расслабиться и отдаваясь на волю его желаниям. В конце концов, надо было протрезветь. Надо было проснуться и понять, что все её мечты так и останутся мечтами. Когда он вернется в деревню, она ему будет не нужна. А это значит, что у нее есть только сегодня, только сейчас. И все остальное не важно. ... Он тяжело дышал, уткнувшись носом в изгиб ее шеи. Недавний экстаз все еще звенел в теле, но теперь вернулась ясность мысли, а с ней и чувство вины. - Прости, - пробормотал мужчина, не смея взглянуть в ее лицо. - Ничего, - он почувствовал, как она пожала плечом. Сакура лежала, ощущая вес его тела, его тепло, его дыхание, и все это казалось немного нереальным. Хотя чувство, распалившее всю ее изнутри, доказывало, что все было на самом деле. Ничего страшного, что первый блин комом. Три года воздержания любого мужчину сделают немного... поспешным. - Хаа, нет, так не пойдёт. Мне надо срочно восстановить свою репутацию, - он все же приподнялся на локтях, чтобы посмотреть на нее. Ее глаза блестели, а волосы разметались по подушке, и он почувствовал, что еще не скоро сможет утолить свою жажду прикосновений. Сакура ухмыльнулась: - Ты сейчас какую версию имеешь в виду? - Ту, которая говорит, что я бог в постели, - мужчина улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать ее ключицу. Девушка засмеялась, запустив пальцы в его волосы, еще сильнее взлохмачивая непокорные пряди: - Нуу, этот слух всегда казался мне неправдоподобным. Какаши поднял на нее взгляд: - И какой же вариант тебе нравится больше всего? Она постучала пальцем по подбородку, делая вид, что думает: - Тот, в котором ты - гей-девственник! Мужчина чуть нахмурился: - Когда они успели объединиться? Я слышал эти версии только по отдельности. - Все течет, все меняется... - Сакура лишь загадочно улыбнулась. Какаши сощурился и навис над ней, поймав ее запястья одной рукой: - Только не говори, что это ты распустила!.. - Нет, нет! Честно... Разве что... - она похлопала ресницами, пытаясь изобразить святую невинность. - Я же не могла быть до конца уверенной, поэтому совершенно логично, что я ничего не отрицала, если вдруг возникал такой вопрос... - Предательница! - его шепот сорвался на рык, а в следующее мгновение смех девушки был поглощен обжигающим поцелуем. И теперь Какаши собирался очень подробно и наглядно объяснить ей, какой он не девственник и уж тем более не гей. ... Он целовал ее руки и каждый раз, когда наклонял голову, его волосы щекотали ее кожу. Сакура закусила губу, стараясь подавить очередной вздох и дрожь, пробежавшую по телу, и мельком думая о том, что в следующий раз надо будет привезти ножницы для стрижки — он не любил отросшие волосы и сам обрезал их кунаем, пока Сакура не взяла это дело под свой контроль. Кстати о контроле... Какаши уже отпустил ее запястья, поэтому девушка собиралась во всю пользоваться свободой действий: она притянула мужчину к себе для еще одного фантастического поцелуя. Укусив напоследок его нижнюю губу, Сакура переключила внимание на шею Какаши, намереваясь отомстить за множественные красные пятна, которые несомненно будут покрывать ее кожу завтра, и стараясь не отвлекаться на все те прекрасные вещи, которые вытворяли с ее телом его искусные руки. ... Какаши шептал ей что-то, но она не могла слышать. Не могла видеть, дышать, говорить. Всех ее сил хватало только на то, чтобы удержать себя на этой тонкой грани и не сорваться раньше времени. Но нет, он замедлял темп, и грань снова отдалялась, и девушка могла только проскулить что-то несодержательное, разочарованное, и он лишь улыбался дьявольской улыбкой, и опять что-то менял, что вновь разжигало ее тело, и казалось, что внизу живота у нее скопились тяжелые горячие угли, становившиеся с каждым движением все тяжелее и горячее, но никак, никак не желавшие разгораться. Но когда Сакура все же сумела открыть глаза, то увидела кроваво-красный взгляд, и одна ясная мысль пробилась в ее затуманенный желанием разум: он запоминает ее. И от этого осознания, и от яркости всего происходящего у нее защипало в уголках глаз, а пальцы еще сильнее сжали плечи мужчины, до крови царапая кожу. Ее грань снова оказалась близко, и по венам вместо крови снова текло жидкое пламя, стремившееся разжечь все ее существо... ... А Какаши продолжал играть с ней в кошки-мышки, то догоняя, то отпуская, доводя до неистовства, до полного исступления, до крайности. Но вот он сам уже не мог сосредоточиться, не мог остановить это чувство, обрушивающееся, как лавина. И каждый его мускул был напряжен до предела, движения становились все более отчаянными, беспорядочными, и он чувствовал, как откликается ее тело, слышал стон, срывающийся с ее губ, когда девушка изогнулась под ним, обволакивая его своим жаром. Тогда он сам сорвался, соскользнул в ее тепло, и наслаждение накатило такое острое, такое сильное, что ему было почти больно. Мужчина сжал зубы, но из горла все равно вырвался разорванный крик. Обессиленный, он упал в объятия Сакуры, продолжил падать, даже тогда, когда ее руки уже сжали его шею, почти бессознательно... Какаши закрыл глаза, и это все, на что у него хватило сил. Но так он думал лишь до тех пор, пока Сакура не начала шевелиться под ним, пытаясь сместить вес, давящий на ее хрупкую фигуру. Какаши перекатился на бок и взглянул на девушку: ее глаза полуприкрыты, губы припухли от поцелуев, а кожа блестела от пота. Она повернулась к нему, все еще тяжело дыша, и расплылась в удовлетворенной улыбке, не доверяя своему языку в разумной речи. Он улыбнулся в ответ, чувствуя, что его тело уже реагирует на этот восхитительный вид перед глазами. Ему хотелось ещё. Еще раз вкусить это юное создание. Еще раз довести ее до такого экстаза, который лишил бы способности мыслить. Еще хоть раз оказаться центром ее вселенной. ... Сакура не удивилась, когда он вновь притянул ее к себе, чтобы поцеловать. Она все еще не полностью восстановила функцию удивления, после всего, что Какаши с ней вытворил. Но все же она сумела изумиться, когда ее бедро соприкоснулось с горячей плотью. Ах, да, бог в постели. У Сакуры было слишком мало опыта, чтобы с чем-то сравнивать, но по ее представлению, мужчине уже не нужно было ничего доказывать. Мысленно девушка отдала ему этот титул еще двадцать минут назад. Но черт бы ее побрал, если она позволит Какаши остаться единственным триумфатором! О, нет, она заставит его молиться, или будет сражена пытаясь. Куноичи облизнулась и, не долго думая, перевернула джонина на спину, забравшись сверху. - Моя очередь, - промурлыкала Сакура, проводя ногтями по накаченному прессу и наслаждаясь ощущением того, как напрягаются от прикосновений его мышцы. И пока она целовала его лицо, шею, грудь, живот она думала о шрамах, о многочисленных шрамах, покрывающих все его тело. Застарелых и относительно новых. Совсем тонких, незаметных и крупных, рваных. Тех, что лишь зацепили кожу, и тех, которые могли стоить жизни. И таких, последних, было куда больше, чем ей хотелось бы. Она знала, что многие из них не оказались смертельными из-за везения, из-за того, что она была рядом, из-за того, что он слишком упрямый и просто так не сдается. Она знала, что иногда его жизнь зависела от того, что противник промахнулся на пару сантиметров, от того, что Какаши смог увернуться на эту пару сантиметров. Она целовала его шрамы и благодарила Богов или судьбу, любого, кто слышал. Она думала, что даже если у нее есть только эта ночь, то большего ей и не нужно. Ей достаточно просто быть рядом. Достаточно того, что он есть. И что он будет помнить ее. ... Они вдыхали раскаленный воздух, они пропитались друг другом. Они шептали друг другу слова, которые забудут наутро, но все остальное они запомнят навсегда. Вновь и вновь они обретали друг друга, чувствуя глубокую необходимость прикоснуться, дотронуться, раствориться. И только мелкий дождик, отголосок далекого шторма, стучался в окно крошечного домика у подножия маяка. ... Сакура лежала и слушала дождь. Она хотела заснуть, но не могла. Мысли, непрошенные мысли не давали ей покоя. Какаши прижал ее к своей груди и дышал в макушку — он уснул почти мгновенно, и она надеялась последовать его примеру, но нет, что-то помешало. Она думала о том, что будет завтра. Сакура не думала бы, наверное, но почему-то не смогла уснуть сразу и была свидетельницей того, как Какаши на пару секунд очнулся, проверил, что она рядом, и заснул снова. И так уже несколько раз, хотя она не может сказать точно, сколько лежала без сна. Что же будет завтра? Сакура не жалела о случившемся из-за всех тех причин, о которых думала раньше. Нет, сейчас она жалела из-за другого. Девушка вспомнила выражение его глаз, каждый раз, когда катер уходил от берега. Завтра ей предстоит то же самое, но как Сакура сможет уехать от него? Как ему отпустить ее? И если Какаши сумеет, чего это будет ему стоить?.. Она втянула судорожный вздох и укусила кулак, но слезы все равно упрямо катились в подушку. Сакура думала, что все свое уже выплакала. Оказывается, нет. Какой эгоистичной идеей казалось сейчас все, что она с ним сделала. Она же знала, что он не откажется, знала, но все равно воспользовалась его положением. И теперь ему придется жить с этим. О чем он будет думать здесь в полном одиночестве? Кому она на самом деле хотела помочь, затевая все это? Может быть, она сделала только хуже?.. Мужчина встрепенулся во сне, присмотрелся на мгновение, облегченно вздохнул и крепче сжал объятия. А Сакура лежала неподвижно и старалась заглушить всхлипы, лелея надежду, что дождь будет лить и завтра.