- Что во мне есть настоящего?
На секунду Громов задумался над таким простым вопросом, казавшимся сейчас таким по-детски нелепым. Кто я? Есть ли во мне что-то настоящее, неиспорченное, нетронутое? То, что я требую от неё? И снова этот привкус горечи от осознания собственной никчёмности и никому ненужности. Кому он сейчас мог позвонить? Кому звонит человек когда ему плохо, когда дышать от удушения собственной души становится невозможным?Маме.
Только вот ей всё равно. И пусть сердце тысячи раз разрывается от боли, она не придёт, потому что для неё не существует её старшего сына, того маленького Никиты, которого с детства не замечали, откупаясь дорогими подарками, когда он просил сходить с ним куда-нибудь, да просто побыть рядом. - Мама, посмотри, это открытку я сделал для тебя.Я так старался, пожалуйста, посмотри.. Мамочка... - Никит, я занята, оставь на столе, когда у меня будет свободное время, я посмотрю. - Но мы же хотели сходить на прогулку... Когда мне зайти? Когда у тебя будет время? - Мне некогда, я же сказала! Иди в свою комнату, если у меня будет свободное время, то я зайду к тебе, а впрочем ты уже не маленький... Переживёшь... И снова тот холод, такой же как в детстве. Его обдало таким же холодом, как и тогда. Разве он так много просил? Разве просил машину, денег? И эта боль осталась здесь, в сердце, не уходя ни на миг. Никита снова посмотрел в потолок, словно ища ответы на свои вопросы, и всё больше окунаясь в болезненные для себя воспоминания. И Саша... Холод... От неё веяло таким же холодом, пронизывающим всё его тело. Боль, вот что вышло наружу той ночью, боль от отчаяния, от одиночества, от которого воет волк, когда ему уже нечем дышать... Парень вновь поднялся на ноги, походка уже была неуверенной, сказывался выпитый им сегодня алкоголь. Никита медленно прошёлся по квартире, заглядывая в каждую комнату, в которой никого не было... Снова... Как в детстве... Огромный дом... Однако в нём никого нет. А мальчик лишь ждёт свою маму, смотря на закрытую дверь, ожидая того, когда же она наконец откроется. Он держит в руках помятый рисунок, нарисованный для них сегодня, красивый на нём они - счастливая семья, только жаль, что это лишь на бумаге... Дверь потихоньку открывается. И он видит счастливую маму, держащую за руку младшего сына, Антона, а за ними и улыбающегося отца. Радость - вот что блестит в их глазах. Вот они семья, а он здесь чужой... И рисунок сминается в кулаке... - Ненавижу, как же я вас всех ненавижу! - Громкий крик, разносящийся эхом по всей квартире, а боль пронизывает всё тело до кончиков пальцев. И больше нет сил... Потому что ты больше никому не нужен... Потому что ты - урод, который посмел ударить девушку, которая была ни в чём не повинна, а просто напомнила то, что он желал забыть, но не смог даже через года... И потому телефон вновь оказывается в руке, зажимающей его до боли. Воспоминания...- Папа... Ну, я же тоже твой сын, - пронзительный детский голос разносящийся в тишине их загородного дома.
И снова эти голоса, не оставляющие его никогда, сводящие с ума, они повсюду... Его детские слёзы... Крики... Боль... Отчаяние... Новый крик и телефон, разрезая воздух летит в стену, разбивая сенсорный дисплей и сейчас абсолютно наплевать сколько он стоит. Хочется просто исчезнуть из этой жизни, выпасть из реальности, не возвращаясь в неё, потому что боль в душе мешает дышать... Как много этих потому что... Слишком. Невыносимо. До дрожи. Что-то тяжёлое давит по вискам, мешая соображать, не оставляя ничего вокруг, кроме дикого желания уйти, раствориться во времени и пространстве. И снова на глаза попадаются эти злосчастные фотографии. Только вот к сожалению, их сделал не отец. Громов слишком хорошо знал привычки своего отца, это не в его стиле... И кроме, как по заказу это сделать некому...Кому это нужно? Кто об этом ещё знает?
Кулаки стёрты в кровь, осознание отдаётся болью в сердце, она не могла этого сделать, только не его ангел. Никита не верил, не хотел верить, но что он мог противопоставить? Почему, когда ему больно, никого нет рядом? Почему он опять никому не нужен? Усталость... Бесконечная усталость от этой жизни, которая не приносит ничего хорошего, только ненависть и боль... Вот, что было в его сердце. Однако надо жить дальше, чтобы найти ответы на свои вопросы... И потому что сдаются только слабые...***
Возможно, Никита и не заметил того, что за окном уже посветлело, и наступило новое утро, нового дня. Для кого-то это утро было райским пробуждением, а кто-то даже ещё не ложился спать, смотря в окно несколько часов подряд... В квартире, в которой жила Ксения тоже наступило такое утро, предвещающее начало чего-то нового или разрушения старых преград. Кто знает... Ксения проснулась раньше, наверное, потому что алкоголь имел на неё меньшее воздействие, чем на Сашу, сейчас сладко спящую на её кровати, в то время, как сама хозяйка спала на диване в зале, но это нисколько не стесняло её, а наоборот было более привычным для неё. Однако уже через полчаса проснулась и Саша, растерянно вспоминая как она оказалась здесь, только вот на ум мало, что приходило, пока она не увидела на тумбочке заботливо лежащую для неё таблетку. Громова аккуратно встала с кровати и прошла в зал, где уже сидела Ксения, что-то печатающая в компьютере. Проходят года, но ничего не меняется, особенно Ксюша. - Доброе утро, - разрушила царящую тишину Саша, обращая на себя внимание девушки, которая увлечённо что-то писала, не обращая ни на что внимание. И только услышав голос подруги обернулась. - Ну, судя по твоему виду, не очень - то оно и доброе. - Коротко отшутилась Ксения, ставя ноутбук на стол, и поднимаясь на ноги. - Не злись, я пошутила. Нормально ты выглядишь. - Как после выпускного? - Подавив короткий смешок, серьёзно спросила Громова, припоминая тот день, который забыть будет весьма сложно. - Сколько же мы тогда выпили? - Ты - не знаю, а я ничего не пила, - уверенно заявила Ксюша, проходя на кухню и ставя чайник, однако поймав на себе удивлённый, даже скорее ошарашенный взгляд Саши, решила объяснить. - А то мало ли, где я проснусь, а главное с кем. Где-нибудь в Турции с арабским шейхом, а что с моим везением вполне возможно. К тому же надо было кому-то довести тебя до дома. - Это точно. Я тогда так разозлилась на своего отца, что просто не соображала, что делаю. - С грустью в голосе, возвращая себе свой железный тон ответила девушка. Снова становясь той железной леди и коря себя за вчерашнюю слабость. - Ты извини за вчерашнее. - Ой, да расслабься. Всё в норме. Кстати, когда ты со своими родственниками встречаешься? - Неожиданно спросила Ксюша, расставляя чашки и наливая в них чай. - Сегодня в три часа дня. - Спокойно заявила Саша, придвигая к себе чашку с налитым напитком и ища глазами сахар, который девушка не могла найти. - Ксень, а где у тебя сахар? - Я выкинула его, - с грустью в голосе заявила девушка, грустно надув губки, словно маленький ребёнок. - Он напоминал мне о набранном мной килограмме. - Ксень, ты опять за старое, - констатировала Саша, закатывая глаза. - Тебе легко говорить, вот ты вечно ешь и не поправляешься. А тут вроде ничего не жрёшь, и всё равно поправляешься. Обидно, блин. Хотя, знаешь что... -неожиданно заявила Ксения, привлекая внимание Саши и заинтересовывая её. - У меня глаза красивые. - Кстати, ты научилась готовить? Живёшь то одна? - Задала вопрос Громова, уже уверенная в том, что знает ответ, но Ксения не была бы Ксенией, если бы вновь не решила удивить её. - Нет, - отмахнулась девушка с лёгкой улыбкой. - Стоп. Тебе мама что ли готовит? - предположила Громова, пытаясь понять по её лицу угадала она или нет. - Ага, делать ей больше ничего! Сань, ты вроде умней меня, а простых вещей не понимаешь. Если я не готовлю - то я не ем, следовательно не набираю килограммы. Это и для фигуры хорошо, и мне нервы сохраняет. Что-то купила в магазине. И всё ужин готов! И жизнь охрененна! Саша закатила глаза. Настолько типично для Ксении. В принципе она и не ожидала ничего другого. Хотя надеялась, однако эти слова вызвали у неё улыбку.Потому что нельзя было не рассмеяться смотря на моськи, которые строила Ксюша во время рассказа. А ведь, на самом деле, она просто знала, что Саша сейчас очень плохо и просто хотела помочь. - Ты испортишь себе желудок, - уверенно с тоном мамочки заявила Саша, снисходительно улыбаясь, допивая свой чай. - Ты говоришь это человеку, месяц сидевшему на йогуртах, серьёзно? - Ксюша откровенно удивилась, примерно такой реакции и ожидая от Саши, которая всю жизнь была правильной во всех отношениях. - Зато похудела, наверное, - решила подбодрить Ксюшу Громова, не представляя себе такой режим питания, хотя для её знакомой - это было типично. - Похудела? - с сарказмом в голосе повторила девушка. - Поправилась на два килограмма. А, ладно, давай не будем о грустных моментах моего детства. У нас есть ещё два часа. Надо привести себя в порядок, а потом встретить твоих родственничков. - Ксюш, может, я сама? - Не лишай меня такой возможности поскандалить, тем более я уже настроилась. - Самоуверенно попросила Ксения, хотя знала, что Саше это необходимо намного больше, чем ей, однако просить Громова не умеет. Саша знала, что Ксюша не думает, как говорит, а просто хочет ей помочь. Без подлости и лицемерия, просто потому что знает, как для неё это важно. Наверное поэтому, она просто произнесла такое непривычное для себя слово: - Спасибо...***
Через час Саша уже была в кафе, ожидая своих родных, почему-то она думала, что они приедут раньше, шестое чувство? Возможно. Нервы давали о себе знать, наверное поэтому она постоянно постукивала по столу своими длинными и тонкими пальцами. Ксения сидела рядом с ней и уже успела заказать себе апельсиновый сок, Саша лишь ухмыльнулась. Привычка Ксении всё также не претерпела изменении, ведь когда она нервничала, то всегда выпивала какую-нибудь жидкость, будь то сок или йогурт. Не имело значения. Вскоре в поле зрения оказалась знакомая фигура. До боли. До дрожи. Те же слова. Те же воспоминания, отдающиеся болью в сердце. Секунда. И снова гулкий удар где-то внутри, как странно сколько эмоции может заставлять чувствовать один человек.- Ты и твоя мать испортили жизнь моему сыну... Тебя вообще не должно было быть...
Ещё шаг. А внутри что-то сгорает и ничего не остаётся от той каменной леди, которую она выстраивала годами, снова этот страх, но её руку вдруг сжимает рука Ксении, которая сидит рядом и с вызовом оглядывает всех присутствующих. И снова этот голос. Знакомый, тот голос, который она бы хотела забыть, но не смогла. Столько лет, но эти воспоминания всё также свежи в её памяти, будто это было вчера. Как странно, но так... У всех есть свои больные места, не заживающие раны, которые навсегда останутся рубцами, неизлечимыми ни одним врачом. - Ты, как всегда пунктуальна, - подмечает она, садясь напротив и небрежно бросая сумку на стоящий рядом стул. Её голос удушает, мешая нормально думать, потому как хочется разрыдаться в голос, но на это просто нет времени. Нельзя. - Ольга Михайловна, вы тоже можете похвастаться этим качеством, - колко ответила Саша, собирая остатки воли, потому как сейчас просто нельзя быть слабой. Только не сейчас. Родные люди по крови, но как далеки... Дальше, чем можно представить... И это не изменить... Уже поздно. - Я думаю, что твоя мать уже объяснила тебе ситуацию. Я прекрасно знаю о твоём материальном положении, и уверенна, что если ты подаришь одну квартиру своей тёте, то ты не обеднеешь. А затем будешь перечислять ей и мне деньги каждый месяц. Потому как это твои обязанности, Саша. - Уверенно заявляет та, а в глазах ни капли понимания, будто так и нужно. А Громова лишь шумно выдыхает, понимая, что терпеть это больше нет сил, и что она, не смотря на свой идеально проработанный образ холодный стервы, просто заплачет от всего этого кошмара, который не оставляет её семью. Сколько раз она должна отказать? Сколько раз пойти на уступки? Почему никто не желает понять её? Она готовила колкие ответы, заучивала холодные фразы, которые сорвутся с её губ, но сейчас язык, будто онемел. Эта наглость просто медленно убивала её, а она ведь ждала, ждала того, что она просто извиниться, однако её надежды снова разрушились... Снова крах... - Разве я должна? - насмешливо интересуется Саша, которую уже буквально трясёт от обиды, она ничего не может с собой поделать, хотя разум понимает это, но детский страх повиновения оказывается сильнее. - Долги надо отдавать, Сашенька... - Холодный расчёт слышится в голосе, спустя года, всё осталось неизменным. Сил больше не осталось. Она хотела что-то сказать, но звонкий голос Ксении не дал ей договорить, а перебил её, просто и бестактно, что было так в её стиле. - Знаете, я, конечно, уважаю пожилых людей, однако если они становятся маразматиками, искренне считаю, что их надо сдавать в психиатрическую клинику, где им окажут соответственную помощь, - без стеснения, с вызовом ответила Ксения, откидываясь на спинку кресла, стараясь ввести противника в ступор. - Что ты сказала? - переспросила бабушка Саши, заметно горячась. - Да кто ты такая? - Я, позвольте представиться, раба Божия Ксения, урождённая от 25 октября 2002, а вот позвольте узнать кто вы? А, не говорите, я кажется догадалась. Вы - родственница Александры Викторовны Громовой. Так вот, как будущий юрист, я очень советую вам уйти отсюда и больше никогда не появляться в её жизни по одной простой причине. И знаете, какой? Женщина удивлённо вскинула брови, но не перебила, смотря на девушку с отвращением. Ей была незнакома ситуация, когда кто-то смел перечить ей. А эта девка посмела, да ещё и так просто. - Я просто посажу вас. Не важно на каком основании, но я смогу. Хотя бы за то же вымогательство. С деньгами семьи Громовых это вполне возможно. Поэтому сейчас вы уйдёте по-хорошему, потому что я могу попросить и по-плохому. Вы же умная женщина, мне кажется вы примите правильное решение. Казалось, бабушка Александры просто прожгла Ксению взглядом, хотя той было абсолютно всё равно, она лишь отпивала сок из своего бокала с вызовом смотря на женщину, которая резко встала, выхватывая сумку. - Ты ещё пожалеешь об этом, дрянь. И наш разговор не окончен. А потом лишь громкие шаги и удаляющаяся фигурка этой женщины. Наверное, только когда она совсем исчезла Саша смогла вздохнуть спокойно. Детские страхи слишком сильно дали знать о себе в этот день. Саша почти ничего не сказала, но её била крупная дрожь, от которой она не могла найти спасение. - Сань, всё хорошо? - мягким тоном спросила сидящая рядом Ксения. - Ты прости, если я перегнула палку. Только вот Громова лишь посмотрела на неё своими карими глазами, в которых читалась лишь безграничная усталость и боль затравленного зверя. - Всё хорошо. Вызовешь такси? - будто не своим голосом, охрипшим и каким-то испуганным, Громова попросила об одолжении Ксению, на что та лишь коротко кивнула. Неожиданно в кармане сумке зазвонил телефон Саши, но ей было всё равно. То, что накопилось в ней за это время требовало выходу наружу, но девушка изо всех сил старалась сдерживаться, однако сейчас будто наступила апатия... - Саш, твой телефон звонит, - похлопав по плечу, ещё раз повторила Ксения, обеспокоенно разглядывая девушка. - Да, - как-то испуганно согласилась девушка, а её рука стала нащупывать в сумке телефон. Почему-то она не посмотрела на экран, а просто ответила, принимая вызов. Сейчас так было легче. Только вот на том конце ответили ни сразу, будто человек тщательно обдумывал то, что скажет, а потом послышался уже знакомый голос, который вызывал в теле лёгкую испуганную дрожь... - Саша, я... - Голос парня звучал измученно, словно её собственный голос. Казалось, что им сейчас одинаково больно, поэтому Громова и не бросила трубку, вслушиваясь в голос Никиты. - Я знаю, что тебе меньше всего на свете хочется слышать мой голос, и я не могу тебя в этом упрекнуть, однако... Я просто хочу, чтобы ты знала одно... Знаешь, такие простые слова, но так сложно сказать их.- Саша, прости меня, если сможешь...