Где сокровище ваше...

Опустошители сказали бы, что Гамора размякла, уж больно точно это словечко описывало её состояние. Да и сам Йонду, будь он жив, наверняка сказал бы так же. Именно этим он попрекал когда-то Питера, забрав их с Гаморой из открытого космоса. Много воды утекло с тех пор. Танос вытравил всё живое, что в ней было, Таносу не нужны убийцы, способные на чувства. А что не вытравил он, вытравила она сама, чтобы не взрываться каждый раз от боли — нет, вовсе не от физической, — совершая все те злодеяния, которые её заставляли совершать. Из желаний Гамора оставила себе только одно — желание вырваться из лап Таноса, обрести свободу. Остальное больше не вызывало никаких эмоций, так она думала. Пока ей не встретился Питер Квилл. И через время Гамора поняла, что здорово заблуждалась: все эмоции по-прежнему были при ней. Она с искренним восхищением наблюдала за причудливыми пейзажами, впервые попав на планету Эго. Она с лаской убаюкивала малыша Грута, когда того клонило в сон. Она обнимала Небулу и с щемящей тоской смотрела, как та покидает их корабль. Всё это — про Гамору, про ту, что должна быть машиной для убийств, но на самом деле так мало похожую на неё. Питер вроде и ни при чём во всех этих случаях. Но первая эмоция, которая вернулась к ней, была связана именно с Питером. Удивление. Он удивлял её, вот в чём крылся секрет. Поначалу удивлял скорее в плохом смысле. Как можно прослыть искуснейшим вором и при этом содержать свой корабль в отвратительном состоянии, как можно рисковать головой ради коробки с музыкой, как можно нести чушь и не сомневаться в собственной неотразимости? Эти его бесконечные Бейконы, Хассельфрау и прочие загадочные существа с непроизносимыми именами, какие-то шоу с рейтингами и нелепые танцы. Гамора радовалась, что никто не видел, как она танцует тоже, поддавшись — ну не половым же чарам, нет! — сиюминутной слабости, и не подозревала, как красиво и изящно выглядит в такие моменты. Ничуть не нелепо. И через время незаметно для неё самой удивление с презрительно поджатыми губами превратилось в удивление с едва заметной улыбкой. Слишком человечная для убийцы, она с каждым днём всё больше оттаивала и допускала промахи, позволяя чувствам прорываться наружу. Опустошители сказали бы, что Гамора размякла. Если спросить у Питера Квилла, прежде он с этим не согласился бы. О чём тут говорить, ведь он спас её тогда, после взрыва капсулы, едва не погибнув сам, а в ответ даже «спасибо» не услышал. Но теперь он знал, что Гамора просто благодарила иначе. Например, возразив на слова о том, что только Йонду и есть его семья. Она дала понять — Питер всегда может рассчитывать на неё. Гамора слишком рано потеряла родителей, поэтому крайне смутно представляла, что такое семья на самом деле, и была скупа на внешние проявления сантиментов. И всё же всякий раз поступала так, словно сердце подсказывало ей верные решения. Сейчас, когда Питер лишился и Йонду, и Эго — хотя последнему туда и дорога, — найти к нему подход стало сложнее, чем обычно, но Гамора была не из тех, кто отступает перед трудностями. Она поднялась ранним утром, когда вся команда ещё спала, и только дверь в каюту Питера оказалась открыта. Внутри — никого, а ведь Квилл всегда слыл тем ещё соней. Коль скоро он уже проснулся или даже не ложился, ему куда хуже, чем он старается показать. Гамора помедлила, сомневаясь, стоит ли искать его, и всё же выбралась из «Милано». Флора планеты, где они остановились, вступила в пору цветения, и повсюду царил насыщенный сладкий запах. Вокруг — сплошь деревья и кустарники, а Питер мог пойти куда угодно, и полагаться приходилось лишь на интуицию. Ноги вывели к озеру пронзительно фиолетового цвета. Надоедливый цветочный аромат здесь бил в нос с меньшей силой, уступая свежему ветру, поднимавшему рябь на водной глади. Питера едва можно было разглядеть за валунами, нагромоздившимися у самого берега, но зоркая Гамора заметила сразу же. — Эй, неужто ты встал раньше меня? — окликнула она его, не подходя ближе. — Ну, не всё ж дрыхнуть как сурок… — безразлично отозвался он. — Просто это — моя фишка, а ты у нас горазд спать до полудня… Но теперь мы оба — ранние пташки, ясно, я просто не знала. Уголки его рта слегка приподнялись. Питеру нравилось, как в её речь постепенно вплетались обычные для человека словечки, и всё реже она с недоумением спрашивала, что значит то или иное образное выражение. Гамора облегчённо выдохнула, увидев его реакцию, и уже без замешательства приблизилась. Он похлопал по гладкой поверхности камня, приглашая её сесть рядом. Она мгновенно забралась на валун с присущей ей грациозностью и опустилась около Питера. Сейчас, при ярком утреннем свете, стало заметно, как он осунулся. На борту корабля ему проще было создавать иллюзию того, что он — всё тот же неунывающий Звёздный Лорд, весельчак и балагур. Поддавшись порыву, Гамора обняла его, впервые с тех пор, как они проводили Йонду в последний путь. Питер прикрыл глаза и наклонил голову, охотно зарывшись в её красноватые волосы. Они просидели в молчании немало времени, пока Гамора, собравшись с духом, не нарушила тишину. — Я кое-что нашла для тебя… Надеюсь, понравится. Он взглянул на неё не без удивления: очень уж нехарактерный неуверенный тон. Она опустила глаза и, может, даже покраснела бы, если бы это было возможно. Питер усмехнулся этой мысли, привычно любуясь резко очерченными скулами и длинными ресницами Гаморы, которая между тем достала из своей кожаной сумки… — Твою мать!.. — вырвалось у него. — Откуда ты его взяла?! Обычно Гамору забавляло такое его лицо: абсолютно растерянное, с приоткрытым ртом и широко распахнутыми глазами. Она про себя называла Питера большим ребёнком, а Ракета вслух говорил что-то типа: «Ну и рожа, будто тебе по черепушке чем-то крепко вмазали, Квилл!» Но сейчас Гамора слишком сильно волновалась. — Ты же знаешь, галактика кишит всякими безумными коллекционерами, — ответила она, затаив дыхание дожидаясь, пока он сам заберёт из её рук плеер. Точно такой же, какой был у него. Пальцы Питера немного дрожали. — Есть места, где чего только не найдёшь… Как у вас это называется? Э-эм… Комариный рынок? — Блошиный, — машинально поправил Питер. — Гамора, чёрт побери, я не знаю, что и сказать… — Но ты рад? — Едрёни-орлони, ты ещё спрашиваешь! — он крепко стиснул её в объятиях. — Как я могу быть не рад! Гамора не стала пояснять, почему она спрашивала. Этот плеер — не тот, что подарила Питеру мать, всего лишь копия, но если подарок обрадовал его, значит, всё получилось. — У тебя есть плеер от Йонду, с кучей музыки, но я подумала… — Ты охренительная, — перебил её Питер. Тогда она улыбнулась и достала из сумки ещё пару кассет. — Я могла что-то упустить, но вроде все песни из сборников тут. Отреагировал он бурно — и нецензурно. Гаморе долго пришлось рассказывать, как она с трудом пыталась идентифицировать названия песен и вконец замучила продавца музыкальных раритетов, пока не восстановила улётные квилловские миксы. Питер никак не мог поверить, что она запомнила все песни, даже их последовательность. — Не жалуюсь на память, — сухо сказала Гамора, из-за собственного чувства неловкости стараясь сбить градус его восторгов, — да и ты столько раз их прокручивал, что даже Дракс, думаю, всё запомнил, не то что я. Он лишь мотнул головой и одарил её взглядом, в котором и без способностей Мантис любой прочёл бы: «Влюблён без памяти». Потом вставил кассету в плеер и надел наушники. — «Hooked On A Feeling», — мечтательно протянул Питер. — В версии «Blue Swede», хотя вообще-то первым её спел Би Джей Томас. Гамора слышала это в сотый раз, но только сейчас ей на ум пришла одна мысль. — Почему ты не навестишь дом, Питер? — она обхватила колени руками и серьёзно посмотрела на него. — Ты был совсем мальчишкой, но так бережно хранишь столько воспоминаний о Терре… Я тоже была ребёнком, но почти ничего не помню о родной планете. Воспоминания будто специально стёрлись, чтобы не ранить душу. Если твои — тебе в радость, то почему ты не хочешь снова оказаться там, откуда они родом? Его этот неожиданный вопрос поставил в тупик. — Да как-то… Мы ж вечно заняты, то галактику спасаем, то ещё что… Гамора недоверчиво изогнула бровь. Питер и сам понимал, как глупо прозвучало. — Здесь хранится старая картинка, — он постучал пальцем по лбу, — а там-то уже всё изменилось. Пусть уж лучше остаётся как есть. — Может, не всё изменилось, — мягко возразила Гамора. — Может, какое-нибудь шоу… с рейтингами… всё ещё идёт. — Давай потанцуем, — перевёл он тему. В любой безвыходной ситуации начинай петь и танцевать. Это впору было бы сделать девизом Квилла и высечь на фамильном гербе, если бы таковой существовал. Гамора не стала упорствовать и возвращать разговор к Терре. К тому же, она любила танцевать с Питером, пусть ни за что бы не призналась в этом даже себе. В кольце его рук она чувствовала себя совсем тонкой, хрупкой — и надёжно защищённой. Странное, противоречивое ощущение, которое вызывало смятение всякий раз, стоило Гаморе отследить и осознать его. Заиграла песня, с которой когда-то давно началось знакомство Гаморы с музыкой Питера. Тогда он едва не поцеловал её, но она совершенно не хотела, чтобы это случилось, просто на пару мгновений потеряла бдительность. «I fooled around and fell in love since I met you, baby»… Много воды утекло с тех пор. Гамора первая потянулась к Питеру и коснулась его губ своими. Она ни разу не позволила ему переступить эту черту, но теперь переступила её сама. Голова закружилась от новых, неизведанных ощущений: в этот миг Гамора чувствовала себя бесконечно уязвимой и вместе с тем едва ли не всемогущей. Прервав поцелуй, Питер легонько коснулся её щеки, вложив в этот простой жест всю захлестнувшую его нежность. Стоило столько ждать, вне всяких сомнений, стоило, хоть момент не продлился долго — мелодия закончилась, и волшебство рассеялось. Гамора осторожно выпуталась из объятий Питера и спрыгнула с валуна на землю. — Пора на «Милано», скоро остальные проснутся. Я пойду, а ты подожди немного. — Зачем? — Ещё не хватало, чтобы увидели, как мы вместе возвращаемся! — Хочешь, чтобы наши недомолвки так и остались для других недомолвками? Разве можно вообразить улыбку, невинную и наглую одновременно? Взгляните на Питера Квилла — вот вам и ответ. Внутри Гаморы закипало раздражение, как часто случалось, когда Питер принимался травить свои шуточки. Но сейчас она вовремя остановилась, не успев сказать ничего резкого. С этой улыбкой, с этой хитринкой в глазах он стал так похож на себя прежнего — беспечного, нахального и неугомонного Звёздного Лорда, а на это она и надеялась, об этом и просила ночами одной ей ведомых богов. И Гамора улыбнулась ему в ответ. — Забочусь о том, чтобы рейтинги не падали.