Живая жизнь

      — Принцесса — это то, что вы собой представляете, Шираюки. Та, кем вы являетесь.       — Да кому ведомо, кто я такая, если я сама этого не знаю, — усмехнулась она.       Никакой реакции на замечание не последовало. В его обязанности не входило все время находиться рядом и заниматься психоанализом.       Белоснежка резко подскочила и повернулась к Зену — в руках груда одежды, свисающей вместе с вешалками.       — Знаете, вообще-то вы могли бы мне помочь.       Он покачал головой в знак отрицания — едва заметно, наблюдая за ее неуклюжими движениями. На третьей или четвертой попытке она, казалось, выработала какой-то метод — пусть даже не совсем традиционный.       — А кто вам вообще паковал вещи, если уж на то пошло?       Она пожала плечами и залилась краской:       — Один из слуг моего брата. Я должна была покинуть его дом сегодня утром, но ушла на несколько часов раньше.       — Ушли в неведомом направлении?       — Как, вы сказали, вас зовут? — Прищурив глаза и важно поджав губы, поинтересовалась она.       — Я не называл своего имени.       — А могли бы назвать.       — Зен, — ответил он, умолчав о фамилии и своем родстве с Принцем.       — Приятно познакомиться, — сказала она, складывая шелковую блузу. — Вообще-то не совсем приятно. Сама не знаю, почему так сказала — наверное, привычка, манеры… — пробормотала она. — Меня так выдрессировали, — вздохнув, добавила Шираюки. В голосе звучало отчаяние, уголки красивых губ опустились.       — Вас это возмущает?       — Да, — ответила она медленно, но твердо. — Да, меня это возмущает. И мне неприятно ваше присутствие, Зен. Как бы я хотела, чтобы вы ушли, — вдохнув глоток воздуха, выпалила она.       — К сожалению, мы не всегда получаем то, чего хотим.       — А некоторые из нас — вообще никогда.       — Будет вам дворец Тамбаруна. Этого должно быть достаточно.       Пристанище Зена находилось на севере Тамбаруна. Такие апартаменты не могли принадлежать человеку, работающему на Принца. Было совершенно очевидно — у него имеются собственные средства и, вероятно, определенное положение в придачу. Скорее всего, он был человеком титулованным — каким-нибудь военным или кем-то вроде того. Неудивительно, что он не стал помогать ей с чемоданами. Ее просьба была для него унизительной, но Юки не хотела показаться грубой — она просто привыкла, что ей все прислуживали. Столько лет она посвятила занятиям, чтению, обучению навыкам, которыми, по мнению родителей, должна была обладать хорошо воспитанная молодая девушка, но среди этих уроков не было ни одного, который научил бы ее складывать одежду или выполнять любую другую работу по дому.       Она всегда считала себя умным человеком — мнение учителей и их оценки были тому подтверждением. Но, осознав, какой ужасный пробел имеется в ее образовании, она почувствовала… почувствовала, что ничего не знает из того, что следовало бы знать. Кого волнует максимальная глубина Темзы, если вы не умеете складывать собственную одежду?       Пытаясь найти хоть какие-то личные вещи этого загадочного человека, Шираюки оглядела комнату. Ни семейных фотографий, ни картин. Те, что висели на стене, были типовым модерном — таким, какой можно было встретить в любом гостиничном номере. Ни единого признака индивидуальности, ни единого намека на то, кем он мог быть или что мог любить. Она только утвердилась в своем первом предположении.       — Вы не проголодались? — спросил Вистериа, не поворачиваясь.       — Я могу рассчитывать на что-то кроме хлеба и воды?       — Вы же не в плену.       — Неужели? — Она попыталась сглотнуть комок в горле.       Разве она не была заложницей всех и каждого? Марионеткой, разукрашенной родителями и выдрессированной откликаться на каждое движение веревки.       — Смотря как посмотреть. Если попытаетесь переступить порог этой комнаты, я вам не позволю. Но если не будете предпринимать никаких попыток к бегству, мы сможем вполне мирно сосуществовать.       — Прямо как в тюрьме.       Ее слова не произвели на Зена никакого впечатления — как будто брать заложниц было его обычным делом. Шевельнулись только губы — шрам поперек верхней губы слегка разгладился при натяжении кожи. В воображении Шираюки он был воином, и этот пустяковый недостаток его красивого лица еще сильнее подчеркивал этот образ.       — Заключенная вы или нет, не важно. Я просто спросил, не хотите ли поужинать. Думаю, вы не успели поесть до моего прихода.       В животе громко урчало — в напоминание о чувстве голода, которое она испытывала вот уже несколько часов.       — Да, я бы хотела поужинать.       — Тут неподалеку есть таверна. Я у них обычно беру еду на дом, когда нахожусь в Тамбаруне. Надеюсь, вас это устроит.       — Я… — Вот оно, то самое время… Другого шанса не будет. — Вообще-то я хочу мясо.       — Мясо? — Он поднял брови от изумления.       Она быстро кивнула:       — Да, я никогда раньше не пробовала мясо. А еще стейки. Запеченная утка. Или как он правильно называется? И сидр.       — Неприхотливое пожелание для вечерней трапезы. Думаю, что смогу удовлетворить ваш изысканный вкус. — Ей показалось, что в его голосе прозвучали нотки сарказма.       Через минуту, Зен позвал подчиненного и попросил его на другом языке принести блюда. На это Шираюки сделала лестный комплимент, поделившись своими знаниями.       Девушка направилась к софе, обтянутой гладким черным материалом, почти таким же приятным на ощупь, как мрамор, и уселась на край.       Его губы слегка изогнулись — как будто пытались принять форму улыбки. Он уселся на стул напротив нее:       — Вы довольно хорошо образованны.       — У меня было много свободного времени, которое я могла посвятить образованию. — Книги сопровождали ее везде: в фамильном доме, в школе для девочек в столице Сей, где она провела несколько коротких лет. Во многом ее спасало воображение. Там она была свободна, там ее никто не контролировал.       Но в последнее время одного воображения стало мало. Ей нужно было нечто большее — побег. Побег в реальность, не имеющую ничего общего с той жизнью, которую она вела за стенами дворца. А после свадьбы эта стена станет еще более глухой. Будучи окруженной сотнями людей, на самом деле Шираюки была отделена от мира, изолирована от него.       По телу пробежала дрожь, холод одиночества заполнил ее грудь, пробрался в легкие — ей показалось, что она тонет.       — Когда твоя семья вращается в таких кругах, знание языков может очень сильно пригодиться. Я могла практиковаться с дипломатами.       Во время частых визитов в Тамбарун она встречалась с политиками и другими влиятельными персонами. Люди одного типа — разговоры одной тематики. И всегда под наблюдением.       — А где же вы применяете свои лингвистические навыки? — спросила Шираюки, сжимая кулаки.       — Языки для меня — дело жизни и смерти. Род моих занятий таков, что от того, понимаешь ли ты слова своего врага или нет, зависит твоя жизнь.       По телу Белоснежки пробежал мороз, на руках выступили мурашки.       — Вы… С вами такое случалось?       — Да, я служу своей стране. Своему правителю. Защищать их, а теперь и вас — мой долг.       Непоколебимая преданность Зена поразила ее.       — Вы пришли за мной именно поэтому? Чтобы защитить меня?       — Вас Принц мог доверить только мне — он бы не отправил первого встречного на поиски своей невесты.       — Ну почему все думают, что меня обязательно нужно держать за руку, чтобы перевести из одной комнаты в другую? — Ею обуяли гнев и досада — казалось, она вот-вот взорвется.       — Потому что вы так ведете себя, — ответил Вистериа сквозь зубы.       — Это нечестно. У меня никогда не было возможности самой принимать решения. Все думают, что я на это не способна.       — Если вы и дальше будете проявлять такую же мудрость, какую уже успели проявить, то тогда все понятно.       — Я не пытаюсь избежать своей участи и понимаю, чего от меня ждут люди, и даже знаю почему. Но несколько недель тому назад я вдруг кое-что осознала — я ни разу в жизни не была наедине с собой. Ни разу. Рядом всегда была охрана, которая следила за каждым моим движением, компаньонки, которые диктовали, что надеть, учителя, которые учили, как думать. Моя жизнь была предопределена, и я не могла что-то изменить. — Ее голос прозвучал натянуто. — Мне нужно было только время, чтобы понять, кто я такая.       В комнате эхом прозвучал стук — принесли еду. Зен встал и подошел к двери, и впустил разносчика. Через несколько минут он вернулся с двумя пакетами.       Шираюки попыталась отыскать в себе ту толику оптимизма, который переполнял ее, когда она села на поезд в Тамбарун. В ее распоряжении был всего лишь вечер и несколько часов следующего дня. А поплакать она еще успеет — и будет. А сейчас она пыталась наслаждаться моментом, ужином, который выбрала она, а не королевские диетологи.       Вистериа заглянул в пакеты, поставив их на деревянный кофейный столик. От запаха, наполнившего комнату, живот Шираюки заурчал еще сильнее. Но она не обращала на это никакого внимания, завороженно разглядывая руки Зена. Они были такими мужественными, совершенно не похожими на ее собственные, — широкие и квадратные, золотистого оттенка кожи, с глубокими рубцами на костяшках.       Что он за человек? Откуда все эти шрамы? Он упомянул, что попадал в переделки, когда речь шла о жизни и смерти. Он-то жив, а вот что сталось с противниками? Но страха перед ним не было.       Единственное, что Белоснежка знала наверняка, — это то, что хочет избавиться от этого человека. Ведь никто не нянчил других господ, когда те выходили в люди и наслаждались свободой. Никто не сомневался, что они вернутся для исполнения своего долга. И она сделает то, для чего была рождена. Она всегда понимала, что не выйдет замуж по любви, даже до того, как ей выбрали Принца Изана в качестве мужа. Но это не означало, что ей хотелось сидеть за семью замками всю оставшуюся жизнь. Всего несколько коротких недель — вот и все, о чем она просила.       Шираюки откусила кусочек мясца и закрыла глаза от удовольствия. Стейк был гораздо вкуснее, чем она ожидала. Он имел настоящий вкус свободы. Медленно пережевывая, она смаковала момент — и все, что было с ним связано.       Сдерживая слезы, она откусила еще. Неожиданно во рту появился сухой привкус, а в желудке почувствовалась тяжесть.       — Шираюки?       Она подняла голову и встретила пристальный взгляд Зена. От того, что он наблюдал за ней так внимательно, ей становилось неловко. Ей не нравилось находиться под прицелом этих светлых пронзительных глаз — создавалось ощущение, что они смотрят прямо в душу и видят каждое тайное движение ее мысли или переживания.       Она потупила глаза, уставившись на еду.       — Вы так напряженно думаете, Шираюки. Все эмоции читаются у вас на лице, — произнес он наконец.       — До свадьбы остается два месяца, — ответила она, пытаясь придать своему лицу как можно более беззащитное выражение, чтобы вызвать у него хоть какую-то жалость. — Два месяца и десять дней. У меня так и не было возможности сделать то, что запланировала. Я просто хочу… пожить собственной жизнью — прежде чем выйти замуж. — Она вглядывалась ему в лицо, надеясь увидеть там хоть какое-то сострадание. Взамен только пристальный взгляд голубых как море глаз. Между ними была воздвигнута стена, и она прекрасно это ощущала. — Можно?.. Можно мне сделать хоть толику этого — вместе с вами? — настойчиво продолжала она, а сердце колотилось все чаще.