Утро.

Никита приоткрывает глаза и смотрит на Аню сквозь сеточку слипшихся со сна ресниц. Она спит совсем не как в этих дурацких фильмах. Все парочки за экраном настолько сладко просыпаются, что сахароза скрипит на зубах. Голова – на плече, рука – на груди. А она… Кокон из одеяла, откатившийся на другую сторону кровати. Только белая макушка торчит. Чудо в перьях. Его. Только его. Никита улыбаясь и перекатывается к ней, одной рукой обхватывая за то место, где под одеялом предположительно находится талия, а другой пытается раскурочить ее убежище. Аня бурчит что-то неразборчиво. То ли проклятие, то ли «с добрым утром». Неважно. Никита стягивает одеяло, оголяя ее плечи и легко кусает мочку ее уха. Из-под одеяла высовывается Анина рука с красноречиво оттопыренным средним пальцем. Все-таки это было проклятие. Он смешливо фыркает, утыкаясь носом ей за ухо. На ее шее тут же появляются мурашки. Он не видит ее лица, но знает – она улыбается. Он улыбается тоже и скользит губами вниз по шее, пересчитывая поцелуями позвонки. В том месте, где шея переходит в плечо лиловеет его метка – метка вчерашней страсти. Он знает, Аня любит, когда он кусается и оставляет следы на ее теле. Язык мягко проходится по нарождающемуся синяку –она вздрагивает. Наверное, закусывает губу, чтобы сдержать стон. А губы у нее и без того искусанные, мягкие, красные, так маняще приоткрывающиеся в сладостном стоне… Не сдержавшись, впивается в ее плечо, покрытое ранним неровным загаром. Аня, не успев сдержаться, вскрикивает. Но не от боли – от наслаждения. Когда Никита стягивает с Ани одеяло до пояса она уже не возмущается – только тихо подрагивает в предвкушении. А он ненадолго отрывается и отодвигается, смотрит на нее: едва прикрывающие шею кудри, покатые плечи, плавные линии сильной спины, широко раздувающиеся от нахлынувшего возбуждения бока, узкая крепкая талия… Никита, словно безумный, околдованный, принимается покрывать ее кожу поцелуями, вперемешку с колкими укусами. Аня сразу начинает часто дышать. Он откидывает чертову тряпку, все еще скрывающую от него ее тело, резко подминает ее под себя… -Черт! Забыл!- С рыком тянется к тумбочке. -Кажется, ее потом придется чинить- усмехаясь сказал Никита И снова возвращается к ней. Прохладный гель льется на пальцы и вскоре они уже в ней. -Господи, как я люблю тебя, твои стоны!- смотря на Аню сказал Никита. -К чертовой матери! Не выдерживает и, резко вынув пальцы, заполняет ее собой. Низ живота сводит от сладостной судороги. Она стонет – длинно, протяжно, падая на грудь и выпячивая зад. Изгиб ее спины сводит Никиту с ума. Он хотел было начать медленно, чтобы дать ей привыкнуть, но она специально его провоцирует. Он видит это по лукавым глазам, когда Аня поворачивает к нему голову. И он срывается. Никита начинает вколачиваться в нее. Сильно, быстро, рвано. Аня кричит, хрипит, стонет и шепчет его имя в полубреде. Судорожно хватается за изголовье. Никита с силой ухватывает Аню за бока, кусает за холку она рычит, в экстазе закатывая глаза. Аня сжимается вокруг него с такой силой, что в омут оргазма он сваливается ровно вслед за ней. - Кто-то кончил сегодня без рук, да, Никит? – он смеется после, скатившись с нее и без сил упав на кровать.