Вы всё увидите сами!

*** Дистрикт Тринадцать. Следующий день после того, как Китнисс разрушила арену. 7:09 утра.

— Плутарх Хэвенсби? Вы можете выйти из карантинного бокса, — вошедшая девушка, лет 17-18, вид имела предельно серьёзный и, более того, суровый. — Позвольте узнать с кем… — Рядовая Лиг Первая, служба госбезопасности Тринадцатого. Нет, стойте. Вам необходимо переодеться. У нас запрещено носить капитолийскую одежду. У вас полторы минуты, — и она вышла. Плутарх осёкся, глаза девушки были холодными, словно лёд. Разумнее всего было беспрекословно исполнять всё, что бы она не сказала. Переодевшись, униформу Тринадцатого бывшему главе распорядителей держать в руках не приходилось, но она было именно такой, какой он ее представлял — функциональной. А большего и не требовалось. В коридоре он наткнулся на рослую женщину лет 35. Взгляд у нее был таким тяжелым, что у Хэвенсби вспотели ладони. Беседа с президентом Сноу была более комфортной, чем — то, что сейчас его окружало. Серые стены, непроницаемые лица. Революционный аскетизм, и не сказать, чтобы это ему не нравилось! Как раз наоборот. — Мистер Хэвенсби! Я — лейтенант Джексон, госбезопасность, следуйте за мной! — сказано это было в форме приказа, не терпящего и намек на неподчинение. Хэвенсби миновал уже три коридора, когда попытался с ней заговорить: — Разрешите вопрос… — Нет. Говорить будете с полковником! — и Плутарху поневоле пришлось заткнуться. — И не смотрите направо, там запретная зона. — Ее тон, практически окрик, заставил его резко повернуть голову налево. Через два поворота они уткнулись в тупик, в конце которого была огромная стальная дверь. У неё они застряли лишь на пару секунд: Джексон вынула из нагрудного кармана пластиковую идентификационную карточку, как только она приложила ее к двери, раздался щелчок и пневматическая дверь открылась. «Всё наше, капитолийское, новое. Любопытно», — подумал Плутарх. Через десять секунд его уже ввели в крошечный кабинет, вот только его содержимое сразу говорило о том, кто здесь хозяин. Новинок капитолийского инженерного гения он насчитал здесь четыре. — Мистер Плутарх Хэвенсби, я — шеф службы государственной безопасности Тринадцатого, полковник Джереми Боггс, — лицо необычно для дистрикта 13 загорелого мужчины показалось Хэвенсби знакомым. — Я вас уже видел. И, кажется, на Вас была форма миротворца. — Да, вы правы, сэр! Я знаю, у Вас очень хорошая память. Полковник Бальдр Кромарти, под этим именем меня знают в Капитолии. А видели Вы меня в министерстве обороны шесть недель назад. — Точно. Полковник, что с Эвердин и Одэйром? — Они оба в госпитале. Эвердин в тяжелом состоянии. У Вас что, не было на борту медиков, сэр?! — изначальную доброжелательность как рукой сняло: Плутарх моментально догадался, что полковник очень зол. И что самое неприятное: зол именно на него. — Нет. Все медики центра были ненадежны. — Супрефектура*? — Да. — Плутарх счёл за необходимость отвечать односложно. Чётко и ясно. — Вы напрасно не стали действовать по нашему плану. Мы бы забрали всех выживших трибутов. Они представляют для нас ценность в одинаковой степени, и Энобария из Второго тоже. Ее отец спроектировал инженерную оборону Капитолия. Но, самое главное, вы оставили на арене Мелларка. Она очень недовольна. — Полковник, забрать всех трибутов с арены — это была совершенно нереальная задача! — Плутарх врал вдохновенно. Как всегда. А то, что этот полковник догадается или уже догадался, это было часть плана. — Почему вы не забрали из деревни Победителей в Четвёртом Энни Кресту? — Нет. У меня не было такой возможности! — Мистер Хэвенсби! Если бы я знал заранее, что своими действиями вы поставите под удар всю мою операцию, я бы вас отстранил в самом начале! Надо было всё сделать самому! — полковник с большим трудом сдерживал ярость. И это тоже было часть плана. — Полковник! Эвердин здесь, и это главное! — а вот сейчас Плутарх говорил абсолютно искренно. — Я не желаю вас слушать! Будете нести ответственность перед президентом Койн. Идёмте. Немедленно. Она вас ждет! — глаза полковника излучали ненависть. Он считал Плутарха виновником случившегося вчера грандиозного провала. Штаб президента Тринадцатого располагался совсем недалеко от секции госбезопасности. Дорога туда заняла не дольше трех минут. — Я рада вас приветствовать, вот только это не то, совсем не то! — как заранее был уведомлён Плутарх, Альме Койн было около пятидесяти лет, она носила парик и глазные линзы. Капитолийского производства. А ещё она сейчас, с потрясающей выдержкой сдерживала гнев. Президент Койн была просто в ярости. И это тоже было частьб плана. Его плана. — Да, госпожа президент, все едва не рухнуло. Сноу и его тайная служба отслеживали каждый наш шаг! — Мистер Хэвенсби, я не склонна принять ваши оправдания. Это полный провал. Китнисс Эвердин интересна только нашим психиатрам. Вас просили привезти Мелларка! А что до «ищеек Сноу», сэр, в Капитолии очень слабая служба безопасности, мы обеспечили вам «зеленый свет в небе Панема», ни один их планолет не взлетел. Мы их ослепили. Они даже не поняли, что произошло. — Допустимые жертвы всегда случаются. — Скажите, мистер Хэвенсби, зачем вообще Эвердин стреляла в купол?! — кажется, она не догадывалась что да как и отчего, это было, признаться, премилой тупостью. — Выстрел Китнисс Эвердин видел весь Панем, миллионы людей. — Так вы ее еще и оправдываете? Она могла погибнуть! Сила электрического разряда, который ударил в эту несчастную девочку, несовместима с жизнью! — президент пришла в состояние повышенного возбуждения. — Я совершенно уверен, я видел собственными глазами выходку Эвердин, впечатление просто невероятной силы. С точки зрения революционной пропаганды — это было просто гениально! — Я не знаю, мистер Хэвенсби! — президент Койн засомневалась ровно тогда, когда она должна была засомневаться. В его плане. — Госпожа президент, количество инцидентов политического характера за сутки возросло на тысячу сто процентов! Эту информацию я получил еще в Капитолии. — Сведения продолжают поступать, наши агенты докладывают о том, что Дистрикт Один охвачен волнениями. — Впервые за сорок восемь лет. Я думаю, что и во Втором очень неспокойно. Из-за ареста Победителей. Там их одиннадцать человек! — Плутарх планомерно сплетал вокруг вождя начинающейся революции очень прочную сеть. — Вы правы, там наблюдается подспудное волнение. Мы на пороге большого взрыва. Такого не было никогда, даже близко не случалось ничего подобного. Но! Пит Мелларк, вы его не привезли! Это очень плохо, по моему мнению. — Так значит, госпожа президент, вы не верите в Сойку-пересмешницу? — он перешел к решающей части своего спича. — В Эвердин не верю. Она не умеет говорить. Скажите, почему вообще люди увидели в ней символ надежды? Бессмыслица! — Она — самородок, «Буревестник Революции», стихийно появившийся из глубин народа, необразованного и угнетенного, но готового восстать. Что бы она не предпринимала, что бы не говорила, что бы и не делала — все заканчивалось одним и тем же, даже вопреки ее желанию — вспыхивали мятежи, один за другим. Что, в конце концов, и послужило началом Революции, — воодушевленно продекламировал Плутарх. Немного помолчал, дождавшись положительной реакции Койн, и продолжил говорить. — Она обладает даром стихийного воздействия на толпу, ее дар потрясающей разрушительной силы, это как раз то, что требуется. Госпожа президент, ее родной дистрикт уничтожен. Думаете, в ее сердце не родится жажда мщения? — Не знаю, я не уверена в этом. К тому же, она сейчас в госпитале и не скоро поправится. Ей очень сильно досталось. Но, возможно, вы и правы. — Госпожа президент, вот что нам нужно? Железная решимость и порыв сражаться за свою свободу! Но также, и это важно — беспредельная, дикая ненависть. Гнев. Желание сражаться. Убивать своих угнетателей, карать их смертью. — Именно, мистер Хэвенсби! Я знаю, что страна созрела, но подняться должны все, революция — это не дело одиночек. Отсидеться никому не удастся. Каждый должен понять это! Сражаться, не жалея себя, и быть готовым убивать. Не щадить никого. Не примите на свой счет, мистер Хэвенсби, но в Капитолии невиновных нет. Вы не согласны? — Нет, я как раз согласен. Панем созрел для революционной войны. — Но готовы ли его жители к ней? Беспощадной войне на уничтожение, расстреливать сдавшихся солдат противника, потому, что враг должен быть уничтожен. Беспощадно. — Хороший враг — мертвый враг? — Плутарх дозированно, очень аккуратно и осторожно озвучил часть своих мыслей. Очень маленькую часть. — Хорошо сказано. Я полностью согласна. Так вы считаете, что эта слабая девочка может воодушевить народ? — Да, сможет. Я совершенно уверен в этом. И лучше, чем Пит Мелларк. Воодушевить мужчин и женщин взять в руки оружие, которого у них нет, и пойти убивать капитолийцев. Вы слышали: в дистрикте 11 девушки-повстанцы поклялись не выпустить из дистрикта ни одного миротворца живым: «Лучше смерть, чем рабство!» — Да, мне докладывали, это хорошие новости. Я отдала приказ доставить по воздуху туда оружие. Ладно, мистер Хэвенсби, я полагаюсь на ваше чутье, дадим Эвердин шанс. Но я опасаюсь, что она сломается. Слишком много ужасов пришлось пережить. — Нет, не сломается. Сами увидите, госпожа президент. Своими глазами. — Плутарх Хэвенсби говорил с железной убеждённостью, она на тысячу процентов был уверен в самой правоте.