Фантомная боль

      Стив улыбается. Едва заметно, уголками губ и тонкими лучиками вокруг глаз, — почти неуловимо, словно кто-то может заметить. Смотреть почти больно, не смотреть — нельзя. Он всё так же молод, как в их первую и последнюю встречи. До рассвета есть время, и можно вглядываться в чужие черты, пока образ не отпечатается на сетчатке, возникая в темноте перед закрытыми веками.       Диана проводит пальцами по его щеке вверх, зарывается в волосы, перебирая пряди, и дышит глубже почти незаметно — Стив всё ещё пахнет войной.       — Я скучала, — Диана говорит одними губами, не смея нарушить тишину, будто, произнеся вслух, это чувство — трепыхающаяся птица между ребрами — потухнет, сгорит как феникс, и развеется пеплом по ветру, играющим сейчас с её волосами.       Улыбка Стива становится мягче. Он обнимает её, прижимает к своей груди, и Диана позволяет себе слабость, утыкается лицом в шею, цепляясь руками за плечи. В предрассветных сумерках они оба похожи на призраков, снова оказавшихся в той деревне, где когда-то танцевали ночью под первый снег и пение Чарли.       — Я ведь всегда буду с тобой, — Стив шепчет ей в волосы, и от его голоса спирает в горле и щиплет уголки глаз.       Диана была сильной, и после той войны стала ещё сильнее. Она была выкована из прочнейшего металла; бог, рождённый, чтобы убить другого бога, но даже так, спустя столько времени, Стив до сих пор её ахиллесова пята, прореха в безупречном доспехе. Как и надежда, которая никак не может умереть: а вдруг?..       За прошедшие годы она избавилась от наивности, осознала и приняла противоречивую природу тех, кого должна защищать. Но вспоминая тот полигон и проклятый самолёт, злость душит, искрит под наручами Атласа, сдерживающими её могущество. Диана отдала бы многое, чтобы той ночью поступить иначе.       — Не думай об этом, Диана, — Стив поднимает её голову за подбородок, удерживая двумя пальцами; гладит большим по щеке, осторожно, словно святыню, и поддается вперёд, целуя в лоб. С таким же спокойствием присягают на верность, преклонив колено. — Не позволь этой ярости убить в тебе любовь.       Я люблю тебя, хочет сказать Диана, но знает, что голос подведёт. Но они забрали тебя у меня.       — Она не умрёт, — и всё-таки говорит, стараясь звучать твёрдо, — пока ты будешь со мной.       Поцелуй похож на фантомную боль, и соль оседает на губах.       Первые лучи солнца похожи на неуверенные мазки краски на холсте — слишком блеклые и холодные, но Диана чувствует и понимает, что их время подходит к концу.       Заглядывая в невозможно голубые глаза Стива, она понимает — он тоже это чувствует.       — Я всегда держу свои обещания, — напоминает он, и это правда.       Диана закрывает глаза на мгновение, пытаясь успокоить собственное сердце, небьющееся сейчас согласно чётко выведенному ритму. Реальность обрушится на неё, стоит лишь открыть глаза, и не останется ничего, кроме горечи, которая отступит ближе к утру, позволив Диане встретить новый день, отрекшись от слабостей.       Но пока она может позволить себе одну, напоследок:       — Тогда приснись мне ещё раз.