Бездорожье

      Когда Глеб спустился, было уже темно. Фонари распушили соцветия. Лера мёрзла, кутаясь в неожиданно холодную курточку с капюшоном(*).       — Лер, ты чего здесь-то? Замёрзла совсем, глупая!       Он вытащил тонкие перчатки и насильно надел на только для виду сопротивляющуюся женщину. Лера ощущала, как по телу разливается тепло. И знала, что дело совсем не в перчатках.       — Гуляла, — улыбнулась она открыто.       — Я ж сказал, что после восьми. В гостиницу бы заехал, — Глеб недоумённо и настороженно разглядывал её.       — А я не в гостинице, — заявила Гордеева.       Глеб опешил:       — То есть как? А где ж ты… Ты проездом что-ли? — он наморщил лоб, видимо, соображал, куда тут можно «проезжать», — и вообще, пошли в кафе: погреемся, покормимся, и объяснишь мне, что стряслось, что сестричка в Тулузе.       Мужчина развернул её, легко коснувшись локтей, и подтолкнул в сторону тепла.       — Глеб, — Лера была уверена, что он всё поймет правильно, что всё будет очень и очень хорошо. У них. Без этих защитных «сестричка». Но сердце почему-то всё равно стучало в горле, — Глеб, а я к тебе.       — Ко мне? — Лобов закусил губу, — Ты по учебе? В общагу, что-ли? — и проворчал: — как тебя только Гордеев твой отпустил… декретную такую…       — А он не мой, — намекнула Лера.       Глеб остановился, повернулся к ней лицом, внимательно всмотрелся, медленно начал севшим голосом:       — Он… снова…       Лера мотнула головой, наслаждаясь одновременно тем, что он снова взял ее за руку, и тем, что она его дразнит.       И созналась:       — Нет. Это я.       Лобов моргнул медленно, потом изменился в лице, сделавшись вдруг страшно худым, усталым и бледным.       Гордеева стянула перчатку и коснулась его щеки рукой:       — Гле-ебка…       Лобов не вздрогнул, только сглотнул, а глаза влажно заблестели. А потом…       Глеб улыбнулся как-то решительно:       — Ладно. Раз ты ко мне, то ко мне, — и подмигнул: — Минуточку.       Лера улыбалась, ожидая, что он вызовет такси или снова попросит коллег одолжить машину.       Он нажал на кнопку блютуса на ухе. И спустя несколько секунды проговорил на французском:       — Дорогая, ко мне приехала сестра. Да, Лера. Я забрал твою машину от родильного. Няню отпущу.              Валерия застыла, очень надеясь, что ее французский слишком плох, чтобы это было правдой.       Глеб поднял на неё взгляд:       — Поехали. Жене рожать на днях, ждём сына, а старшая — познакомлю.       — Ты… женат? — зачем-то переспросила Лера, подталкиваемая Глебом в какую-то сторону, она даже не понимала, какую.       — Да, — Глеб улыбнулся, — а дочка у нас Валери. Как ты.       — Сколько? — её глаза уже блестели, внутри было холодно.       Ей было важно, как давно он… как давно он… изменил ей. Но Лобов, как нормальный отец, ответил о дочке:       — Большая. Почти восемь. Cours élémentaire 1 (**)       Лерина голова закружилась. Она попробовала посчитать…       — Так ты… сразу?.. — ей хотелось умереть. Она считала, что он до сих пор влюблён в неё, а выходило, по её расчетам, что Лобов заделал какой-то «ма шери»(***) её тезку сразу, как прилетел в свою Тулузу. Она была оскорблена, уничтожена.       — Полюбил её? — легко уточнил Глеб, видимо, о жене, — Сразу.       Лера остановилась. Она практически разрушила свой брак ради того, чтобы узнать, что Глеб не любит её уже так давно…       Она не хотела в машину. Она хотела подальше от него.       Было хуже, непередаваемо хуже, чем когда она влюблённой девчонкой узнала, что Гордеев женат. Чем когда она увидела Сашу в собственной постели с какой-то…       Ей хотелось схватить Лобова за воротник и потребовать ответа, какого чёрта он ничего ей не сказал, какого чёрта улыбался, слушал про её детей, ставил в машине романтическую музыку, писал письма… какого чёрта он дал ей ощущение свободы, какого чёрта стал на столько близким и нужным — влюбил до одури и обманул!       Гордость победила.       Тогда, с Гордеевым, она тоже не устраивала сцен.       — Глеб… Ты знаешь, тебе, наверное, лучше поехать одному.       — Ну, уж дудки!       — Глеб!.. — женщина сделала вид, что ей пришло смс, и она его читает, — у Петьки температура. Я не могу. Мне нужно в Реутов.       Лобов будто давил, высвечивая несостоятельную глупость попытки таким образом прекратить диалог:       — У тебя муж врач, а подруга педиатр…       — Мне нужно к моему малышу, — волнение даже не нужно было играть.       — Нужен билет. Давай тогда закажем.       Лера знала этот логический и деятельный подход. Но он никогда раньше, с момента того его признания, не был заменой понимаю. Она привыкла, что Глеб её понимал. Понимал, что ей нужно. Сегодня он упорстовал в непонимании. Упорстовал в выставлении её дурой.       — Я сама. Просто вызови мне такси.       — Лер. Температура случается. У Валери вот… аневризма… А это…       — Ерунда? Мой сын не ерунда!       Этот гнев был другой природы. Совсем не по поводу «ерунды». Но, почему-то, на этот раз злилась она на себя. Ей хотелось считать, что Глеб поступил подло. Не получалось.              Лобов вдруг обнял её. Крепко, как… Лера вдруг вспомнила тот раз… тот поцелуй… Когда Глеб примчался спасать ее брак после измены Саши.       Он не мог тогда так целовать и уже иметь… ребёнка!       — Глеб?.. — Ей хотелось плакать… — Почему ты не сказал?.. — выдохнула она одними губами ему в пальто, он не услышал. И женщина вдруг осознала, что хотела бы, чтобы он услышал, объяснил…       — Всё будет хорошо, — вместо объяснений прошептал он ей в затылок, — слышишь? И с Петькой, и с Пашкой, и с Сашкой.              У Глеба пиликнуло сообщение.       — Началось, — лаконично прокомментировал он.       И Лера наткнулась на больной блестящий взгляд.       Лобов вызвал такси, скурил две сигареты, пока ждали. Она смотрела на его трясущиеся руки.       — Глеб…       — Нервничаю, как родит, — пояснил он, — как в первый раз…       Она кивнула.       Лобов не спросил больше, зачем она приезжала. Не велел по-братски написать смс, как долетела.       Не смотрел на неё.       Вообще.       На его оголённой шее ходуном ходил кадык.       И Валерия остро ощутила себя лишней.              Таксист забрал ее через 10 минут.       И она не увидела, как Лобов, нырнув в машину супруги, закусывая губы, запрокинув голову назад, беззвучно плачет от боли.