Dead Heat

Джехен сидит на кровати, оперевшись спиной о стену, приятно охлаждающую кожу под свободной белой футблокой, и крутит в руках разряженный мобильный телефон. На фоне что-то без устали бормочет Тэен, отвернувшись к черному ноутбуку, и, то ли высказывает свои мысли другу, то ли общается с экраном - Джехен его не слушает. В мыслях он вновь возвращается к случаю, произошедшему сегодня утром. В 10 они с Ли договорились собраться у него дома, чтобы выполнить (или попытаться) университетский проект, сроки которого уже давно вышли. Зайдя по пути из дома в супермаркет и купив снэков, Джехен, шурша ярко-желтым полиэтиленовым пакетом, направился через дворы к дому Тэена, невысокой многоквартирной постройке, спрятанной в тени между парой современных гигантов, блестящих дорогими стеклопакетами на солнце. Открыв тяжелую дверь и пройдя прямо к лифту, шатен обнаружил рядом табличку, сообщающую, что тот временно отключен в связи с техобслуживанием. Чон переключил песню, из наушников полилась какая-то мажорная софт-рок композиция, и парень зашагал прямиком на 8 этаж. Несмотря на утренний час и расположение здания, стены к этому времени уже успели прогреться, из-за чего на лестничной площадке с наглухо закрытыми окнами было довольно душно. Джехен остановился под надписью "5 этаж" и смотал наушники, запихнув их в левый карман джинсов - почему-то слушать музыку уже не хотелось. Между 6 и 7 этажами он пересекся с парнем, спускающимся вниз, тот не отрывал взгляда от экрана смартфона и что-то резво набирал, скорее всего, сообщение. И стоило только Джехену подумать, что такая беспечность может закончиться разбитым носом (в лучшем случае), как снизу раздался глухой звук удара и треск пластика о бетон. Чон остановился и прислушался в ожидании, что вскоре в гулком эхо различит какое-нибудь нецензурное слово или пресловутое "ау", но на лестнице воцарилась тишина. Оставив пакет на ступеньке, он спустился вниз проверить, все ли в порядке с незнакомцем: быть может, он отделался синяком и спокойно продолжил свой путь, а может, необходима помощь врача. На 5 этаже, потирая ногу, на полу сидел парень, примерно ровесник самого Чона. На содранных от падения ладонях виднелась кровь, длинные рукава черной футболки были испачканы в пыли, в углу валялся выпавший из рук черный прямоугольник телефона, вниз экраном. - Вы в порядке? - Джехен спустился на пару ступенек вниз. Брюнет бросил хмурый взгляд вверх, прищурился, пытаясь разглядеть говорящего, но из-за того, что тот стоял против света, уловить черты лица у него не получилось. Вздохнув и выждав еще секунд 5, он ответил: - Не могу встать, наверно, колено вывихнул. Шатен подошел к незнакомцу привычно беззвучной походкой, и, наклонившись, предложил: - Обопритесь на меня, я помогу вам дойти до квартиры. Какой этаж? - 12, - это совсем не бросалось в глаза, но Джехен заметил, как парень опустил взгляд и слегка повернул голову в сторону, будто пытаясь увеличить пространство между ними. Весь его вид словно говорил, как ему неприятна сложившаяся ситуация, и что ему совершенно противна роль жертвы обстоятельств. Как ни странно, он даже не пытался это скрыть, лишь придерживался норм вежливости. Людям свойственно лицемерие, особенно в ситуациях, где они от кого-то зависят, но этому парню, кажется, было абсолютно все равно. - Можете подать мой телефон, пожалуйста? - вновь отозвался он, показывая жестом на угол, где лежал разбитый смартфон. Джехен поднял аппарат, который теперь больше походил на обычный кусок потрескавшейся пластмассы, но его хозяин, похоже, не особо расстроился – работает нормально, и побоку эстетика. Когда Чон помог парню подняться, он ощутил, что тот намного тяжелее, чем казалось по его худощавому телосложению, и теперь задача пройти 7 этажей вверх заметно осложнялась. Стараясь не подавать виду, что где-то в глубине души он успел пожалеть о данной ситуации, а теперь старается убедить себя в правильности своих действий с точки зрения общественных установок, Джехен принялся медленно и аккуратно подниматься с незнакомцем по высоким ступенькам. Боковым зрением он заметил, что тот собирался что-то сказать, но вместо слов с губ слетел лишь тяжелый вздох. На 7 этаже Джехен заметил желтый пакет, за которым придется вернуться, на 8-м - проводил грустным взглядом ровную цифру, думая, что давно бы мог сидеть у Тэена, подставив лицо под вентилятор, на 10-м он, чтобы разбавить тишину, представился и попытался узнать имя своего неожиданного попутчика, но тот ответил лишь тогда, когда они подошли к черной металлической двери: - Ким Донен, - он легким жестом достал из кармана спортивных штанов ключи и в пару движений открыл входную дверь. - Спасибо, что помогли, - брюнет схватился поцарапанной ладонью за дверной косяк, пытаясь удержаться, ожидая, что в следующую секунду Джехен его отпустит. - Может, мне вас проводить в квартиру? Донен опустил голову, рассматривая свое колено, и устало произнес: - Я, пожалуй, сам. Спасибо, - он бросил беглый взгляд на парня, и тот в последний момент успел ухватить черты лица знакомого. В совершенно обычном внешнем виде был какой-то нюанс, который отличал его от остальных. Именно в тот момент, когда было произнесено это последнее "спасибо". Джехен долго не мог понять, что вызвало эти ощущения, где недостающий кусочек пазла. Он отрывает взгляд от севшего смартфона и, прищурившись, смотрит в потолок, изрезанный полосками золотистого света, проникающего сквозь жалюзи. Донен не улыбался, когда благодарил. Вот - разгадка. Тэен закрывает ноутбук, потягивается, разминая затекшие мышцы, и сползает на пол, задрав футболку на спине. С того момента, как солнце после полудня переползает на запад, и вплоть до заката в комнате Ли стоит ужасная жара. Кондиционера у него в квартире нет, так что все лето приходится выживать с вентилятором и мокрыми полотенцами на плечах. Ли ненавидит жару, предпочитает спать до вечера и выползать из дома ночью, но этим, особенно душным летом, он просыпается, как только температура в комнате поднимается выше 24. Потому последние полмесяца его мучают недосыпы, а его друзей – вечное недовольство и жалобы на погоду. Он подает голос, слегка хрипловатый после долгого молчания: - Джехен-а, налей мне колы со льдом? - Сам встань и налей, - Чон в той же степени не хочет двигаться, он только нашел положение, в котором наименее жарко. - Пожалуйста, я за тебя весь проект сделал. И я старше. Джехен поджимает губы, корча недовольную гримасу, которую Тэен все равно не видит, и уходит на кухню. В небольшой комнатке по стенам стекает горячее золото солнечных лучей, а под потолком полыхает сухим жаром послеобеденного воздуха. На перила маленького балкона, куда ведет стеклянная дверь, капает вода из кондиционера с верхнего этажа. Капли на солнце в последний миг ослепительно ярко сияют, а потом, разбиваясь о железные прутья, стекают по теневой стороне вертикальных перекладин. С улицы не доносятся голоса людей или звуки машин, город будто замер в знойный час, уснул в ожидании глотка вечерней прохлады. Джехен открывает морозильный отсек, и лицо тут же обдает холодом. Он прикрывает глаза на пару секунд, позволяет ледяным потокам коснуться шеи, а затем, достав кубики льда для газировки, закрывает дверцу. На кухне снова становится нестерпимо душно. Когда Чон возвращается в комнату, держа в одной руке стакан с содовой, а в другой бутылку воды, Тэен, сев на полу перед вентилятором и потягивая напиток, вдруг спрашивает: - Так что там с этим парнем, ты не рассказал? Шатен, прижав к шее пока еще холодную 0,25 в пластике, отвечает вопросом на вопрос, слегка хмуря брови: - С каким парнем? - Которого тебе пришлось тащить наверх. - Аа, - тихо тянет Чон и перекладывает бутылку к левой стороне. - Не знаю, я его только до двери довел. - Надо же, - Ли ставит стакан на пол и закрывает глаза, позволяя разгоняемому лопастями воздуху касаться лица. - Я и не видел его ни разу, хотя живу здесь уже больше года. Никогда не обращаю на подобные вещи внимания.. Надо сходить на крышу, вдруг она открыта. Джехен не понимает, зачем Тэену вдруг захотелось сходить на крышу, к высоте он всегда был равнодушен, а особый вид с этого здания не открывается - все забито многоэтажками. Бесполезное и лишенное смысла занятие, лишь отнимающее время. Однако в той же степени его самого посещает не менее странное желание: теперь, когда Тэен напомнил, Чон думает, что было бы неплохо проведать Донена. Интересно. В серой комнате на 12 этаже всегда пыльно и, как ни странно, прохладно. Тяжелые шторы с утра до вечера оберегают полумрак маленькой спальни, возвращая свет атласной голубой стороной обратно в небо. Уже конец июля, а воздух все такой же горячий, как в тот день и все дни после него. Донен сидит за высоким столом, слегка ссутулившись, и, не отводя глаз от экрана компьютера, без устали щелкает мышкой по ссылкам. Джехен стоит в дверях, ожидая, когда старший обратит на него внимание, но тот игнорирует. За это время Чон успел немного изучить повадки и характер своего приятеля (данный уровень взаимоотношений был присвоен самим Джехеном и только им используется): У Донена сложный характер, потому что он слишком прямолинейный и эгоистичный, и никогда не думает над эмоциональной окраской слов, которые произносит. Иногда складывается впечатление, что он совсем не понимает других, но оно обманчиво. Брюнет неплохо читает людей, поэтому не любит с ними общаться. И хотя у Джехена нет такого врожденного чутья, у него есть огромный опыт, полученный за годы интенсивной социализации: в отличие от Донена он всегда находится в самых разнообразных кругах. Потому составить базовый перечень основных телодвижений старшего и их расшифровку у него совсем не вызвало трудностей. Например, когда Ким вот так сидит спиной, делая вид, что никого в комнате нет, вовсе не значит, что он ждет, когда Джехен поскорее уберется. Напротив, он позволяет ему здесь находиться, поэтому бездействует. Но вопреки собственным выводам, воспитание не позволяет шатену вторгнуться в чужое пространство без приглашения, поэтому он уже несколько минут переминается с ноги на ногу, рассматривая небольшую темную комнату с серыми обоями и бело-желтыми искрами пыли, кружащимися в полоске света между скользящей по столу доненовской кистью с выпуклыми голубыми венами под сухой кожей и маленькой стопкой из пары-тройки книг. Это единственная комната из двух, в которой бывал Джехен (вторая принадлежит парню, с которым Донен пополам снимает квартиру), и к настоящему моменту он успел изучить взглядом, наверно, каждый сантиметр, в радиусе двух метров от Кима, постоянно сидящего напротив огромного экрана своего десктопа. В помещении очень мало вещей, поэтому оно не производит впечатления грязного и неопрятного места, но то количество, которое доступно глазу, находится в беспорядке, и, если присмотреться, смело можно сказать, что поддерживать чистоту у Донена получается плохо. Время от времени в привычном интерьере что-то меняется, Чон это чувствует, но никогда не может уловить источник изменений. Однако сейчас все ровно так же, как было в его прошлое посещение, разве только брюнет теперь в темно-синей футболке с потрескавшимся от стирок номером "11"на спине. Жесткие на вид волосы опять спутаны на затылке, а острые лопатки рельефом проступают под тканью. - Либо садись, либо уходи, - в какой-то момент нарушает повисшую тишину хозяин комнаты, и Джехен, опомнившись, молча проходит вглубь помещения и садится на пол у черной полутороспальной кровати. Чон кладет голову на край матраса: белое мягкое покрывало пахнет порошком и летней пылью. Они редко говорят с Доненом, обычно Джехен что-то читает и высказывает вслух свои мысли относительно сюжета (какими бы бредовыми они ни были), а старший просто слушает, - в этом можно не сомневаться - все так же всматриваясь в холодный свет плоского экрана. Чон не может назвать точную причину своих визитов, ему просто нравится здесь сидеть, ведь брюнет никогда не лезет с разговорами, не задает вопросы, на которые нельзя не соврать, и не ловит взгляд, пытаясь понять, говорят ли ему правду, как делают все остальные: кажется, будто ответ на любой вопрос он давно уже знает - настолько он безразличен. И вопреки впечатлению, которое может сложиться, Ким вовсе не является пустым местом - шатен чувствует его присутствие отчетливо, именно поэтому в стенах этой комнаты с молчаливым знакомым намного комфортнее, чем в пустоте собственной квартиры. (Джехен ненавидит одиночество) - Можно? - Чон протягивает руку к стопке книг около Донена. Тот слегка вздрагивает от неожиданности, бросает взгляд на тисненую обложку, до которой дотронулся младший, затем поднимает взгляд на него самого - в грязном смешении искусственного и приглушенного солнечного света лицо брюнета кажется болезненным - но быстро отводит глаза, возвращаясь к своим занятиям, бросая: "Возьми, если хочешь". Нельзя сказать, что Джехену так хочется что-то читать, но других вариантов себя развлечь у него нет. Он открывает книгу, по состоянию довольно потрепанную, с загнутыми страничками - наверно, закладками на важных моментах - и, слегка напрягая глаза, бежит по ровным строчкам. Компьютер тихо шумит на фоне, Донен постукивает пальцами по столу и иногда бросает взгляд через плечо на Джехена - он чувствует - но ничего так и не произносит. В половину 5-го, когда приходит сообщение от Тэена, Чон оставляет закладку, которой служит согнутый пополам чек из продуктового, и тихо встает. - Я пойду, - он вновь оказывается в дверном проеме и снова ждет, когда ему что-то ответят. - Не возвращайся, - бубнит Ким и слегка поворачивает голову вбок, стараясь сделать это как можно незаметнее, но шатен улавливает это движение. "Не возвращайся" = "До встречи", это Джехен тоже знает. Если долго вглядываться в свет, расплывающийся рябью на воде, все вокруг начнет темнеть, пока глаз не станет различать только этот яркий островок. По такому же принципу, наверно, и люди замечают лишь тех, кто излучает больше всего света, постепенно теряя из виду всех остальных. Джехену всегда хотелось быть ярким, тем самым бликом, что не тонет в черной воде и не идет на глубину. И причиной тому было не тщеславие или самовлюбленность, которые движут многими со схожей целью, для Чон Джехена это было единственным способом избежать одиночества, пугающего его еще с детства. Поэтому, когда все отбирали друг у друга грузовики в песочнице, он учился ими делиться - говорили, что у жадин не бывает друзей. В средней школе Джехен научился всегда быть веселым, потому что с пессимистами никто не хочет общаться, и, надо же, если сказать собеседнику, что "все в порядке", его вполне устроит и этот расплывчатый ответ. Почему это происходит так, Чон понял немного позже, понаблюдав за другими, - потому что людям, на самом деле, совсем не интересно, что у тебя действительно происходит в жизни: можешь больше не говорить, спасибо, понятно. Людям нравится, когда им врут. Люди добровольно пришли к решению, что жить в постоянном обмане намного приятнее, и сделали обман нормой этики. И если так, то тот, кто преуспеет в этом больше остальных, несомненно, станет самым ярким, его никогда никто не покинет. Джехен научился улыбаться и врать, молчать о неприятностях и убеждать самого себя в том, что все так и должно быть. В погоне за жизнью, в которой нет места одиночеству, Чон Джехен остался абсолютно один, и среди толпы его знакомых и друзей нет ни одного, кто бы знал его настоящего. Он - законченный лицемер, но даже об этом некому рассказать и предостеречь. Иногда, общаясь с кем-то и улыбаясь ему, он думал о чем-то совершенно противоположном этой улыбке, а потом задавался вопросом: "Ну неужели не заметно, что я вру?". (Неужели ни один человек вокруг не чувствует запах гнили, исходящий от меня?) (Или их просто все устраивает?) Но в пустой квартире, там всегда было хуже, чем в самом токсичном обществе. И каждый день, натягивая на себя улыбку, Чон позволял пропитывать себя кислотой слов, разъедающих, казалось, даже тело. О, да, он, несомненно, преуспел в становлении светом, но, вопреки ожиданиям, на него слетаются только уродливые ночные бабочки и мошки. Когда Джехен, засидевшись допоздна, дочитывает книгу до первой закладки, оставленной Доненом, он, сначала испугавшись содержания, через некоторое время все же спрашивает: "Ты хотел покончить с собой?". Ким еле слышно вздыхает, а потом спокойно отвечает, что, да, возникало такое желание пару раз. - ..Когда живешь в постоянной усталости, рано или поздно такие мысли начинают появляться. Чон смотрит на худые руки, лежащие на черной клавиатуре, неосознанно пытаясь найти какие-то следы, но желтый свет настольной лампы стекает по коже ровно, не выделяя никаких шрамов. - Я не пытался, - словно почувствовав взгляд, произносит брюнет, - Только думал. - Мне никогда не хотелось, - понизив голос, признается Джехен. (Лишать себя жизни как-то неправильно) - Потому что тебя все устраивает. Даже если не нравится - все равно устраивает. Это что-то вроде болевого порога: как сильно нужно поранить, чтобы стало невыносимо. - И когда тебе стало невыносимо? - Джехен поднимает взгляд на собеседника, но тот все так же уходит от зрительного контакта и молчит. Донен не дает ответа. Он вообще редко отвечает на вопросы младшего, обожает его игнорировать, иногда шатену кажется, что это его развлекает, но сейчас, смотря на сгорбленную спину, он приходит к выводу, что Донен просто не знает, какие слова следует произнести, чтобы его поняли правильно. Наверно, это и есть та самая причина, почему Ким все чертово время торчит дома. Если пересчитывать количество часов, проведенных Джехеном в собственной квартире, то летом оно в разы меньше, чем в другие сезоны. В прошлом году, когда Тэен на пару недель уехал из города, Чон не знал, куда себя девать, и даже стал ходить по вечерам на баскетбол в университет, а потом с командой шел отмечать - победу или поражение (не столь важно) - в какой-нибудь недорогой бар, лишь бы попозже вернуться в давящую тишину стен. Теперь же потребность куда-то сбежать отпала даже во время очередного отъезда друга: Джехен просто разбил свой день на подработку утром и зависание у Донена вечером. Он даже стал приносить к нему собственные книги, таскать с собой ноутбук, он начал готовить что-то на ужин, потому что после недели безостановочного потребления лапши быстрого приготовления заболел желудок. Ким, похоже, не возражал и в какой-то момент даже принялся делать заказы, вроде "если будешь сегодня готовить, сделай вот это". Можно ли теперь назвать их друзьями? Джехен точно не знает: он никогда не пытался объяснить себе характер их отношений с Доненом, просто ограничившись тем, что ему с ним комфортно. Потому что с ним можно не пытаться строить из себя того, кем ты не являешься - Донену все равно плевать на твою сущность, пока ты не доставляешь ему проблем. А младший не доставляет. Ведь, раз Ким его еще ни разу не выгнал, значит, ему в какой-то степени самому нравятся эти визиты. (Должно быть) Несколько раз они даже вместе смотрят фильмы, устроившись на полу с ноутбуком на джехеновских коленях, и один раз, в особо жаркий вечер, Ким засыпает через 40 минут, склонив голову набок. Джехен тогда пытается подложить свой свернутый бомбер под голову старшему, потому что по себе знает, как после таких внезапных провалов в сон болит шея. Он не будит его, и, когда небо начинает светлеть, тихо выходит из квартиры, возвращаясь домой по остывшей улице в белой футболке и с мурашками от холода на руках. Донен социально неловкий, но не беззащитный, и, какими бы ни были его комплексы или страхи, шатен считает, что он совершенно зря так сильно отстраняется от общества. Он уверен, что тот и сам это понимает, просто никак не может перебороть себя. В какой-то из череды повторяющихся дней Джехен оставляет в пыльном воздухе фразу "ты уже не можешь считать себя здесь в абсолютном одиночестве, потому рядом есть я" , но в ответ лишь ловит какое-то подобие улыбки на доненовских губах, а затем тот вновь отворачивается. Вскоре возвращается Тэен, и в расписании парня вновь появляется разнообразие, а через пару недель Чон начинает готовиться к конкурсу на стажировку в компанию, и частота визитов к знакомому (другу?) резко сокращается. Джехен не пишет смс и не звонит - у него просто нет номера старшего - да и вряд ли тот испытывает потребность во внимании шатена, скорее всего, он бы даже не ответил на входящий. Чон солжет, если скажет себе, что ни разу не хотел зайти в «квартиру+4-к-тэеновскому-этажу»: сидя в библиотеке и смотря между строк учебника, от страниц которого отражался белый режущий глаза свет, он часто вспоминал полутемную комнату Донена, и как уютно в ней было просто молчать; прижимаясь спиной к стеклянным дверям вагона поезда, зажатый кем-то с обеих сторон, в голове возникал вопрос, чем сейчас занят старший (наверно, все так же сидит за своим компом, везунчик); выпивая ночью в небольшой компании и теряя трезвость Джехен позволял себе глупые мысли вроде "что будет, если напоить Донена? (забавное зрелище, наверно)". Чон солжет, если скажет себе, что у него совсем не было времени заглянуть к старшему, хотя бы потому что он регулярно приходил к Ли минимум на час, но, чем больше времени проходило, тем тяжелее было убедить себя в том, что сейчас тот самый «подходящий момент». Что-то постоянно останавливало его в последнюю секунду: похожее чувство часто возникает, когда долго не отвечаешь на чье-то сообщение, и с каждым днем смятение возрастает: уместен ли уже будет ответ? Джехен находит подходящее время в первый, действительно холодный летний вечер с прозрачным, абсолютно чистым воздухом, приятно сжимающим легкие, если вдохнуть поглубже. В нем уже появлялись первые нотки осени. В длинном коридоре с черными прямоугольниками дверей квартир в бледно-бежевой стене холодным голубым светом мигают лампы, издавая тихое, но различимое жужжание. Чон вдавливает блестящую от нажатий (собственных?) кнопку звонка, как это делал обычно, и, теребя каучуковый ремешок на часах, начинает ждать, когда с обратной стороны раздадутся шаги. В тишине проходит пара минут, и парень повторяет действие, зная, что старший сейчас дома: он и так редко куда-то выходит, а если и возникает потребность, то делает это ночью, когда точно не будет столпотворений. Но не получает ответа и в этот раз. На каком-то этаже ниже слышится скрежет дверей лифта и лай собаки, звуки гулким эхо отражаются от стен и поднимаются вверх. Дом живет, несмотря на поздний вечер, но за дверью доненовской квартиры стоит абсолютная - насколько Чон может слышать - тишина. Прождав 15 минут, Джехен собирается уходить - он решает зайти завтра. Или послезавтра. Собственно, как получится. Опустив руку в карман черной кожаной куртки, он достает оттуда клубок белых наушников и телефон, собираясь послушать что-то под настроение, но внезапно позади слышится щелчок открываемого замка. Шатен резко разворачивается, перед ним стоит парень с мелированными прядями челки - сосед Донена. Он смотрит на шатена исподлобья, слегка прищуриваясь, но вскоре, узнав в парне частого гостя, отвечает, побрякивая в руке ключами: - У нас звонок плохо слышно, ты к Донену? Заходи, - он отходит в сторону, позволяя Джехену пройти, а сам, положив ключи в карман, подходит к лифту и щелкает кнопкой. - Закрой там дверь на замок, ладно? Чон кивает, но парень, не дождавшись ответа, скрывается за дверьми железной кабины. Шатен входит в полумрачную и неожиданно душную квартиру, поворачивает замок, и, выскользнув из белых потертых кроссовок, проходит вглубь по узкому коридору до двери из темного дерева. В щель между косяком проникает блеклый, еле заметный свет от настольной лампы. Джехен выдыхает и, тихо постучавшись ради формальности, открывает дверь. Донен, как обычно, сидит перед экраном, на этот раз, накинув на плечи кофту с длинным рукавом. Услышав стук он, неожиданно для шатена, оборачивается и окидывает его взглядом, вскоре вновь поворачиваясь к монитору. - Уходи, - тихо произносит старший, но Джехену упорно слышатся в знакомой интонации холодные нотки. Чон на несколько секунд замирает на пороге - отсутствие привычного игнорирования сбивает - но, поколебавшись, все же делает еще несколько шагов внутрь комнаты, останавливаясь почти на середине. - Джехен, уходи, - доненовские пальцы застывают над клавиатурой, жест выдает его сосредоточенность на происходящем. - Почему? - Чон слегка прикусывает губу с внутренней стороны и, не отрываясь, смотрит на черную макушку старшего. Словно почувствовав взгляд, тот приглаживает на затылке пару прядей. - Потому что, - то, с какой серьезностью тот произносит этот глупый ответ, заставило бы Джехена улыбнуться в какой-нибудь другой ситуации, но сейчас он лишь нервно поджимает губы. В комнате повисает тишина, спутывая в себе сотню нервов. Шатену кажется, что у него даже кожу покалывает и жжет от этого душного, жаркого воздуха, пропитанного волнением и стрессом, успевшим разрастись под потолком за какую-то пару мгновений, что он тут находится. Он не знает, сколько времени проходит, прежде чем Донен оборачивается и колючим, пронизывающим холодом взглядом смотрит на него. - Мне казалось, я ясно выразился. Уходи. Конкретно в это мгновение - да - Джехену хочется убежать. Куда-нибудь подальше от этой квартиры и от этого человека, которого он видит сейчас впервые. Потому что такого Донена он не знает. (Кто ты, черт возьми?) Но он, вдохнув, уперто повторяет: - Почему? - Почему мне нужны какие-то причины, чтобы выставить человека из своей квартиры? Убирайся отсюда. - Да что изменилось? Два месяца подряд мое присутствие тут тебя не раздражало. - Твое присутствие вообще не может вызвать никаких эмоций. Уходи. - Нет, - Джехен в подтверждение своих слов отрицательно покачивает головой. - Не ты меня сюда впустил, значит, и не тебе меня выгонять. - Но пришел ты ко мне. Или иди к тому, кто тебе открыл дверь, догоняй, он едва спустился, - Донен плотно сжимает губы и демонстративно разворачивается к столу. Это движение служит искрой, повлекшей за собой взрыв внутри Джехена. Он не позволит себя игнорировать сейчас, когда разговор застыл на середине, и не уйдет: потому что хочет знать, что не так; потому что хочет разозлить Донена - тот же доказывает, что Чон не вызывает никаких эмоций; потому что иначе он больше сюда не войдет, он уверен, старший не позволит (обмотает все колючей проволокой и натравит собак). - Объяснись! - вырывается у шатена, и собственный голос ему кажется каким-то непривычно высоким и истеричным, что заставляет в мгновение смутиться. Донен громко ударяет мышкой о потертую поверхность стола и встает, с шумом отодвигая стул. В плечах он немного шире, но Джехен выше, поэтому старший не подходит близко, а смотрит издалека, выравнивая зрительный контакт так, чтобы не приходилось поднимать взгляд. - Не смей мне указывать и не повышай на меня голос. Не хочу тебя здесь видеть, убирайся или я вызову полицию, - брюнет, стоящий напротив, кажется, уже начал дымиться от раздражения. - Я уйду, когда ты скажешь, в чем дело. Я приходил к тебе кучу раз, торчал сутками, но только теперь тебе вдруг стало противно мое нахождение здесь, - младший знает, что повторяется, но каких-то иных доводов у него не находится, потому что кто он, в конце концов, Донену - он сам точно не знает. И прав у него спорить с Кимом, конечно, тоже никаких нет. - Зачем ты вообще приходишь? Тебе торчать больше негде? Уверен, ты найдешь, где провести время и один не останешься, так почему ты приходишь сюда?! - старший несдержанно повышает голос, но в отличие от голоса Джехена, он звучит резко и пугающе убедительно. Брюнет барабанит пальцами по спинке кресла, а на шее проступает вздувшаяся вена. В воспаленных от недосыпа глазах читается злость, смешанная с обидой, - Чон бы заметил это, если бы посмотрел внимательнее. - Прихожу, потому что впускаешь: зачем тогда ты делаешь это, если я тебе так мешаю? - Сейчас не впускаю, - Донен в одно мгновение оказывается рядом, разворачивает младшего - тот даже не успевает опомниться - и толкает в спину в направлении входной двери. Джехен пятится назад и пытается развернуться, но чужие пальцы больно впиваются в плечи и крепко держат, ограничивая в движениях. Ким неожиданно сильнее, чем кажется, шатену удается развернуться только в прихожей, почти у самого выхода: старший протащил его по всему коридору. - Хватит! - Чон слегка толкает брюнета, пытаясь обратить на себя внимание. - Какого черта ты творишь? Ведешь себя, как ребенок, вместо того, чтобы просто сказать, что случилось. - Из нас - ты избалованный и эгоистичный ребенок, считающий, что все подряд должны с тобой возиться и тебе угождать. Только игрушки у тебя теперь поинтереснее: живые и с эмоциями, которые ты все равно не замечаешь, - Донен говорит быстро и сбито, видимо, первое, что всплывает в его голове. Джехен замечает, как в какой-то момент лицо старшего вспыхивает, а глаза начинают болезненно блестеть, и понимает, что тот на грани истерики, сдерживаемой агрессивным чувством гордости. - ..У тебя всегда так, да, - Донен продолжает тараторить без пауз, не давая даже возразить. Вся его речь кажется младшему одним бесконечным, абсурдным предложением. - Приходишь, когда захочешь, когда захочешь - уйдешь: и неизвестно, на день, на месяц или навсегда. Из всех людей, которых я встречал, готов признать, ты - самое большое дерьмо, что мне попадалось. Мечтаю о дне, когда ты, наконец, свалишь отсюда и больше не вернешься. Джехен хмурится и крепче сжимает пальцы в кулаках, впиваясь ногтями в кожу ладоней. Ему неимоверно обидно: он считал Донена единственным человеком, с которым можно быть собой, который всегда поймет и не станет читать нотации, которому можно рассказать даже о глупых и бесполезных мыслях, что приходят в голову, а он в ответ лишь снисходительно улыбнется, - а теперь этот человек говорит ему, что он – «самое большое дерьмо». Разве не ему всегда было все равно, какой Джехен? И нельзя точно определить, высказывает Донен это все из-за злости или действительно так считает. А может и все вместе, ведь обычно, не контролируя себя, люди и говорят то, что на самом деле думают. Брюнет наконец-то затихает и, отведя взгляд в пол, переводит дыхание. - Я на мгновение решил, что ты просто обиделся из-за того, что я долго не заходил, но, выходит, своим присутствием я лишь мешал. Больной самовлюбленный идиот, - Джехен грустно улыбается собственным мыслям, вздыхает. - Прости.. за доставленные неудобства, - он бросает взгляд на старшего, но тот никак не реагирует на его слова. – Больше не побеспокою. Быстро обув кроссовки, Джехен тихо выходит из квартиры: даже если бы хлопать дверьми было его привычкой, на это бы все равно сейчас не хватило бы сил. Джехен выпадает из жизни недели на две: не выходит из дома, либо спит целыми сутками, либо не спит вообще, апатично листает страницы в сети и игнорирует звонки и сообщения. Его поведение ему самому напоминает образ жизни Донена, о котором он старается не вспоминать (если бы). Он каждый день по несколько раз прокручивает у себя в голове его слова, вроде бы запомнившиеся наизусть, а вроде бы приукрашенные еще парой обидных фраз: он делает себе больно и доводит до пассивной злости, кажется, специально, с каким-то мазохистским удовольствием. В какой-то момент обида на Донена проходит, и Чон ударяется в самокопание: лицемерный, эгоистичный, избалованный - он действительно такой. Все поступки, которые он, как ему казалось, делал для других, если проанализировать, он делал для себя: чтобы получить расположение, чтобы найти компромисс, чтобы избежать одиночества - список продолжить. Он действительно худший, никто не заслуживает того, чтобы его терпеть. Из череды бесполезных размышлений его выдергивает в один пасмурный четверг Тэен: он просто вытаскивает Джехена силой из квартиры и забирает ключ, ставя перед фактом, что младшему придется - хочет он того или нет - пожить некоторое время у него. "Я как раз капитальную уборку затеял, поможешь", - и в рабочей рутине шатен действительно на некоторое время забывает о своих проблемах и даже о том, что несколькими этажами выше живет Донен. Пока одним ранним утром не встречает его в подъезде, по обыкновению идущего в супермаркет за какой-нибудь лапшой. Они встречаются лицом к лицу, стоит дверям лифта открыться в вестибюле. Поначалу оба немного удивленные встрече, они почти одновременно отводят взгляд друг от друга, как только приходит осознание происходящего. Донен поспешно проходит мимо, стараясь избежать даже вероятности случайно задеть младшего. Слыша скрип подошв кроссовок позади, Джехен неохотно заходит в лифт - ему кажется, что в кабине до сих пор пахнет табаком соседа-курильщика, что пропитывает все доненовские вещи, - и, подождав пока тяжелые металлические двери сомкнутся, устало опирается спиной на холодную стену лифта: дышать становится тяжело, и голова словно кружится. Ему не интересно, что чувствует Донен из-за этой ситуации, злится ли он до сих пор или ему теперь все равно, у Джехена нет ни сил, ни желания рассуждать и строить догадки, ему достаточно того, что его собственное состояние сейчас опасно балансирует между "больно и хочется кричать" и "до бессилия никак". И он не может объяснить, почему слова старшего настолько его задели, что въелись в подкорку и теперь разъедают его кислотой. Он бы хотел вычеркнуть тот день в начале лета из своей жизни, ничего не изменивший круто, но пошатнувший его привычное восприятие вещей, а заодно и Донена - чтобы вообще не было - потому что он умудряется даже мыслями о себе нарушать внутренний порядок шатена, который из раза в раз все сложнее наводить. В этот же вечер Чон забирает у друга ключи от своей квартиры, игнорируя речь Тэена про "я не узнаю своего друга", потому что она настолько аргументирована, что противно, и фразу "вам бы поговорить, раз так", потому что это до смешного абсурдно. - ..Чтобы ты так загонялся из-за слов какого-то человека, сказанных явно в неадекватном состоянии.. Ты, вроде бы, всегда легко отходил от всяких склок и эмоциональных высеров, потому что никогда никого не воспринимал всерьез. А ты не влюбился ли? Тэен ухмыляется раздражительному "нет" - Джехен такой забавный, когда бесится - и прикрывает глаза, слыша за входной дверью брань вполголоса. Всю следующую неделю Чон с ним не разговаривает. 31 августа с самой ночи город затапливает последним летним ливнем, потому к тому моменту, когда двое друзей оказываются в подъезде, их одежду можно выжимать. Тэен, морщась от ощущения луж в собственных кедах, шлепает мокрой обувью до лифта, одновременно причитая, что так можно и заболеть. Джехен, идущий чуть позади, мысленно с ним соглашается и надеется если не на горячий душ, то хотя бы на большое махровое полотенце и черный чай в здоровой кружке. До дома отсюда примерно час пути, и проделывать его в такую погоду совершенно не хочется, тем более в подобном виде. Лифт останавливается на 8м этаже и, выйдя в холодный коридор, Тэен сразу же обхватывает плечи и быстро подскакивает к двери, щелкая в скважине заранее приготовленным ключом. И, быть может, шатену не так холодно (на нем все-таки куртка, пусть и мокрая), но, переминаясь с ноги на ногу, ему так же не терпится поскорее войти в теплую квартиру. (Если только Тэен перед выходом не открыл окно) Старший, оглянувшись на хмурого друга через плечо, посылает ему какую-то хитрую ухмылку и, быстро распахнув дверь, так же поспешно скрывается за ней, не давая Джехену даже опомниться. - Ээй! - Чон с недоумением и досадой смотрит на преграду перед собой. Ему сейчас не до дурацких тэеновских игр (черт!). - Прости, Джехен, но мне наконец-то выпал подходящий момент, - раздается с другой стороны противоположный по настроению голос Ли. - Задолбало смотреть, как ты третью неделю ходишь в своем депрессняке. Я пытался тебя из него вытащить - не получается: эффект не длится дольше пары дней. По собственной воле ты никогда не пойдешь к этому своему другу с 12го, а сейчас у тебя просто нет выбора: либо слечь с простудой, либо пойти и со всем разобраться, заодно попросив полотенце. - Что ты несешь? - Чон со злостью ударяет кулаком в дверь. - Эй, впусти сейчас же! - Знаю, что план глупый, - игнорируя крики за дверью, продолжает Тэен. - Но я, правда, ничего больше не могу придумать. Похоже, Джехен-а, ты действительно влюбился, - с наигранным драматизмом выдыхает старший и, стаскивая кеды, шлепает мокрыми ногами вглубь квартиры. Джехен еще несколько минут яростно нажимает на дверной звонок и тихо матерится себе под нос, а потом, ударив ногой металлическую дверь, сползает на пол. В длинном коридоре ужасно холодно, а Тэен, похоже, действительно не собирается впускать его. На шатена накатывает отчаяние: сидеть здесь или заявиться к Донену, - оба варианта ужасные, даже не понятно, какой хуже. Наверно, все-таки второй. Рано или поздно, дождь все равно закончится, и можно будет пойти домой. Или Тэен выйдет выкинуть мусор, и можно будет прошмыгнуть в квартиру. Или тихонько тут умереть, никто не будет против.. Чон проверяет телефон - но и тот предательски пиликнул в руке и отключился. Никогда не увлекавшийся идеями фатализма, теперь Джехен готов поверить в чертову судьбу. Сегодня она к нему совсем не благосклонна. Он грустно усмехается и склоняет голову на колени, сильнее сжимая в ледяных пальцах ткань мокрых джинсов, замирая так на несколько минут. В голове в это время проносятся разные мысли, в том числе ряд "за" и "против", и в какой-то момент, тяжело выдохнув, Чон поднимается и подходит к лифту. Надо хотя бы попробовать, и дело тут не только в холодной и сырой одежде, хотя она основополагающий фактор, просто ему действительно надо, наконец, со всем разобраться и перестать нагружать своим настроением других. Выйдя на таком знакомом 12 этаже, Чон твердым шагом подходит к нужной двери. Занесенная над звонком ладонь подрагивает то ли от холода, то ли от волнения, а может, от всего сразу. Сердце глухо ударяется в груди, а пульс ощущается даже в горле, перегоняя кровь к щекам. Желудок скручивается в узел, ноги подкашиваются, из-за нервов все тело бросает в жар, но пальцы при этом леденеют лишь сильнее, покрываясь сеточкой из сосудов. Джехен одергивает руку, встряхивает затекшей кистью пару раз, а затем все же решается и нажимает на звонок. И каких же усилий стоит не убежать отсюда, никто не догадается. От волнения у шатена начинает кружиться голова, состояние отвратительное и, кажется, что сейчас его вырвет собственной душой. Все стадии лихорадки, похмелья, морской болезни Чон успевает пережить за те пару минут, что проходят прежде, чем открывается дверь. На пороге квартиры появляется худая фигура Донена во всем черном (как символично). Да, сейчас бы пошутить про смерть, но настроение не то, хоть и желание совершить суицид все-таки проскальзывает в джехеновском подсознании. - Джехен? - голос Донена тихий, удивленный и немного дрожащий. Чон отрывает взгляд от пола и заставляет себя посмотреть на старшего, с удивлением отмечая, что у того в мимике не читается ни обида, ни злость, скорее, приятное удивление. Старший легким жестом касается затылка, как делал очень часто раньше, и Джехен понимает, что скучал. Он вдыхает глубже, стараясь сделать это как можно более незаметно, и произносит, вопреки собственным ожиданиям спокойно и уверенно: - Можно у тебя попросить полотенце?