Искусство светотени

      Люк гнал спидер сквозь тьму в направлении Юндлендской пустоши, стараясь не думать ни о чем. Мысли изъедали его весь остаток дня, пока он лежал на кровати, разглядывая потолок, и пытался сообразить, что делать дальше.       Отчего-то он решил, что старый отшельник Бен, живущий в пустыне, поймет его и приютит на некоторое время. Он пару раз выручал Люка, а однажды даже спас его и Винди от верной смерти от лап разъяренного крайт-дракона. Дядя Оуэн по непонятным причинам ненавидел Бена, называя его чокнутым колдуном, от которого одни лишь беды; старожилы на Татуине тоже недолюбливали Кеноби, однако не считали его опасным, лишь спятившим стариканом.       Скайуокер понятия не имел, где искать старого отшельника, и решил, что погорячился, отправившись на поиски Кеноби без какой-либо информации. Незаметно подкравшийся ночной холод заставил юношу раздосадованно подумать о том, что стоило взять с собой куртку, и еще раз пожалеть, что так опрометчиво покинул дом, не продумав дальнейшие шаги.       Люк уже несколько часов рыскал по обширной пустоши в поисках Бена, когда начали сказываться усталость и стресс: каждая скала и обломок металла казались притаившимся тускеном. Юноша вылез из спидера и присел на небольшой каменистый выступ над располагавшимся ниже каньоном, опершись на камень.       Он чувствовал себя ужасно вымотанным и морально опустошенным, уже окончательно запутавшись в правильности или неправильности своих решений. Люк размышлял о том, как сложилась бы его судьба, если бы родители были живы. Он понимал, что, возможно, стоило остаться и обсудить все произошедшее с Беру, но врожденное упрямство не позволяло Люку так просто взять и начать диалог – обида была еще слишком свежим порезом на сердце. Сотни раз прокручивая в голове события последних двух суток, юноша не заметил, как заснул.       Сновидения Люка в отличие от прошлого раза были расплывчатыми и туманными. Ему снилось сражение в дождливом мире: сверкание световых мечей и бластерных выстрелов, запах раскаленной плазмы и плавящегося от нестерпимого жара металла, крики солдат и звуки выстрелов, сливающиеся в единую какофонию, земля, превратившаяся в кашу из-за непрекращающихся потоков холодной воды, льющей из равнодушного серого неба, и множество, бесчисленное множество трупов солдат в броне, когда-то белой, но теперь перемазанной в грязи, пестрящей темными подпалинами от выстрелов. Ему снились обломки кораблей, падающих на густонаселенную планету-мегаполис, снились три привязанных к столбам человека на огромной арене и сливавшиеся в единый гул крики тысяч насекомоподобных существ, жаждущих начала казни, снились клоны, отчаянно сражавшиеся против все увеличивающихся полчищ дроидов.       Из калейдоскопа сновидений, стремительно сменяющих друг друга, юношу вырвал негромкий оклик.       – Люк!       Скайуокер мгновенно вскочил на ноги, уже было испугавшись, что его нашел Оуэн, но к нему быстрым шагом направлялся никто иной как Бен Кеноби, на поиски которого Люк потратил полночи. Солнца-близнецы уже всходили, и юноша ошеломленно подумал о невероятной удаче, благодаря которой его не схватили песчаные люди.       – Не лучшее место для ночлега, – проговорил Бен, указав на каньон.       Люк осторожно подошел к краю обрыва, и, взглянув вниз, с ужасом обнаружил неторопливо передвигающийся отряд тускенов на бантах, и мысленно поблагодарил судьбу за то, что они его не заметили.       – Что привело тебя в столь небезопасные края? – продолжал тем временем Кеноби, спрятав ладони в широких рукавах потрепанного плаща и как-то печально улыбаясь в бороду, которая казалась продолжением полос ткани его свободной одежды.       – Я повздорил с дядей и решил, что вы позволите пожить у вас несколько дней, – Люк изобразил самую невинную улыбку, на которую только был способен, решив пока не раскрывать правду старику, – но не нашел вас.       – Что ж, тогда поехали, перекусишь хоть, – Кеноби широким шагом направился к спидеру. Юноше ничего не оставалось, как подхватить винтовку и запрыгнуть в водительское кресло.       Они около часа плутали между скал, и наконец подъехали к жилищу Бена, расположенному в скрытой от посторонних глаз пещере. Обиталище было предельно простым, даже аскетичным, но в то же время не было лишено какого-то особенного уюта, что очень соответствовало необычной личности хозяина. Когда Бен предложил ему незамысловатый завтрак, Люк осознал, что не ел уже двое суток, и желудок требовательно заурчал, выдавая желания юноши.       Пока Скайуокер пережевывал пищу, Кеноби рассказывал юноше странные истории о далеких планетах и порой бросал на него пристальные взгляды, но Люк, ничего не замечая, продолжал спокойно уплетать, слушая интересный рассказ.       – Так что вы с дядей не поделили? – спросил старик, когда Люк наконец поел.       – Да так… он разозлился на то, что я пролез в его кабинет, – юноша не был уверен, стоит и вдаваться в подробности – Бен определенно вызывал доверие, но Люк не знал, стоит ли делиться с ним своими проблемами.       – Что ты делал в его кабинете? – ровным тоном осведомился Бен, приподнимая левую бровь.       – Искал ответы.       Не успел Кеноби прокомментировать уклончивую реплику Люка, как в уютное жилище старика ворвался разъяренный Оуэн Ларс с ружьем наперевес. Юноша лишь устало прикрыл глаза: ему уже порядком надоела вечная озлобленность дяди на ни в чем не повинного Бена.       – Не надейся, что сможешь затащить его в свою глупую секту, Кеноби, – заявил Ларс, указывая бластером на старика и другой рукой хватая племянника за запястье. Люк хотел было вырваться, но Оуэн вцепился в него мертвой хваткой, как голодный сарлакк, не желающий отпускать добычу. – Я не желаю, чтобы мой племянник связывался с твоей проклятой идеалистической общественной организацией, и если ты еще хоть раз приблизишься к мальчишке, я лично всажу тебе заряд в лоб, хоть ты трижды будь джедаем.       ‘Джедай?’ Теперь Люку хотелось бежать прочь не от опекуна, а от Бена. ‘Надо срочно сообщить Империи’, – подумалось юноше, но дядя уже тащил его к спидеру, явно решив разобраться дома. Возле своего лендспидера, Скайуокер увидел еще несколько, и сидящих в них вооруженных мужчин, которых Оуэн явно созвал для спасения Люка от тускенов, не напавших на юношу по счастливому стечению обстоятельств.       – Я не собираюсь домой, – скороговоркой выпалил Люк, все еще пытаясь отцепить от себя Ларса.       – Заткнись, я с тобой еще разберусь.       Шаттл вышел из гиперпространства совсем рядом с Эскадрой Смерти, дрейфующей на орбите Рилота. Лорд ситхов отправил коды доступа, поставил корабль на автопилот, откинувшись в кресле, и окинул флагман придирчивым взглядом, словно пытаясь найти в нем изъян. Но в безупречном корабле не было изъянов, изящный клиновидный крейсер был воплощением мощи Имперского флота, самым грозным кораблем, когда-либо созданным. Невероятно мощные щиты, толстая броня и невообразимая огневая мощь, позволяющая звездным разрушителям обращать в пыль целые планеты, наводила животный страх на обитателей Галактики – немногие осмеливались бросить вызов такой сокрушающей силе.       Пока Вейдер зачарованно любовался своим же кораблем, шаттл медленно вплыл в главный ангар, и ситх аккуратно посадил его, а затем спустился по трапу и широким шагом направился на мостик. Экипаж огромной махины более чем в полторы тысячи метров составлял порядка сорока с половиной тысяч человек, из-за чего на корабле сформировалось что-то вроде отдельного города-государства: люди были частью звездного разрушителя, составными частями мощного боевого звездолета. Темный лорд шагал по коридорам, отсек сменялся другим, и каждый был уникален, в каждом была разная атмосфера и разные отношения между служащими – ‘Опустошитель’ жил своей жизнью. Но всех членов экипажа объединяло одно – верность своему милорду.       Выходец из семьи потомственных врачей адмирал Джован Грайтс, подавшийся во флот против воли родни, принадлежал тому вымирающему виду вояк, действительно желающих служить на благо отечества, а не ставящих перед собой цель ухватить чин повыше. Вероятно, так произошло именно от того, что о войне он знал лишь из исторических статей и романов, за которыми зачастую коротал вечера вместо зубрежки медицинских терминов, и когда вступившего в ряды имперских войск Грайтса постигло горькое разочарование в военных, встречавшихся на его жизненном пути, Джован, как ни странно, еще сильнее воспылал намерением стать настоящим боевым офицером и был готов сложить голову, сражаясь за Империю. Тогда еще не адмирал Грайтс ничуть не обижался на коллег, посмеивавшихся над его почему-то с возрастом не выветрившимся поистине юношеским идеализмом, а прикладывал все больше усилий для достижения цели. Карьера Джована, несмотря на то, что он держался в стороне от подковерных игрищ в высших эшелонах и не имел влиятельных покровителей, складывалась весьма удачно – верность и любовь к своему делу, а также непревзойденные командирские таланты помогали Грайтсу быстро карабкаться по карьерной лестнице, однако перевод на флагман ‘Опустошитель’ личного флота главнокомандующего и последовавшее повышение до звания адмирала ввиду смерти предыдущего новоиспеченный командир воспринял не как еще один шаг к вершине, а лишь как дополнительную ответственность и кипу обязанностей, которые надо исполнять лучшим образом и никак иначе.       Поначалу Джован не знал, как относиться к кровавому следу, тянущемуся за милордом Вейдером, и его мрачной славе, после прибытия на корабль все стало еще страннее: несмотря на то, что о тяжелом характере ситха слагались легенды, экипаж флагмана командира любил и уважал, и риск быть умерщвленным за малейший промах никак не отражался на почти фанатичной преданности личного состава, готового броситься за шефом хоть в огонь, хоть в воду. Как выяснилось позже – не зря, командующий из Вейдера был отменный, своими людьми он дорожил и ценными кадрами не разбрасывался, хоть ошибок и не прощал. К специфической атмосфере адмирал со временем привык: скользящий по спине холодок и постоянно сидящий в уголке сознания страх здорово держал в тонусе. Контингент, обитающий на звездном разрушителе, тоже нельзя было назвать заурядным – каждый здесь был персонажем весьма интересным и одаренным особым талантом в той или иной области – иных при себе, милорд, похоже, не держал. Сам Грайтс даже не представлял, чем зацепил внимание темного владыки: уж очень заурядным он казался сам себе, но все же был рад предоставленной возможности служить на благо отечества под крылом самого главкома, который уже вернулся с какой-то таинственной миссии и с минуты на минуту должен был появиться на мостике, чтобы выслушать подробный доклад адмирала о проделанной работе по делу повстанцев.       Организации мятежников, как таковой, не сформировалось, нечастые и жестоко подавляемые по приказу Палпатина вспышки вряд ли можно было назвать полноценным восстанием, по скромному мнению адмирала Грайтса это была лишь кучка идеалистически настроенных террористов, на которых и без того занятому милорду приходилось тратить драгоценное время. Демократию, кстати, за которую ратовали по данным разведки что-то решавшие сейчас на Рилоте Мотма и Органа, он считал изначально проигрышным вариантом – вспомнить хотя бы ныне распущенный Сенат, где на принятие одного решения уходили годы. Никто не спорит, что бюрократия существовала и в Империи, но теперь хотя бы не приходилось тратить государственные деньги на вечно спорящих сенаторов.       Поприветствовав подошедшего ситха, Джован сразу перешел к делу, выложив темному лорду все, что успел нарыть, то есть ничего кроме подозрительно часто собирающейся здесь кучки бывших сенаторов из числа в свое время подписавших Петицию 2000. У Вейдера это не вызвало никакой реакции, словно он знал об этом всегда, а отсутствие какой-либо еще информации мало расстроило, и главком отвернулся к обзорному иллюминатору, заложив руки за спину и о чем-то задумавшись, и нависшую над мостиком тишину нарушало лишь шумное механическое дыхание и попискивание терминалов.       Размышления ситха, прервал подоспевший навьюченный датападами адъютант, который выглядел, мягко говоря, не очень. Джован, который во всем стремился к идеалу, ни за что не позволил бы себе в таком виде заявиться на мостик пред светлые очи босса – посеревшее от усталости лицо, всклокоченные светлые волосы и мятая форма не очень-то красили помощника второго лица Империи, Грайтс машинально отметил на шее следы от неаккуратно поставленного инъектора. На бравого адмирала вдруг накатила волна ностальгии, когда он вспомнил себя еще десяток лет назад, когда он так же пичкал себя стимуляторами, дабы успеть сделать как можно больше работы в кратчайшие сроки.       Между тем, адъютант его темнейшества Рентон Айт, совсем еще мальчишка, вручил стопку инфопланшетов милорду, что-то вполголоса тараторя ему, и, получив дальнейшие указания, поспешил удалиться.       – Адмирал, проложите курс на Апатрос, – пробасил Вейдер, как только за Айтом с шипением закрылась герметичная дверь.       – А как же повстанцы, милорд? – робко выдохнул Джован, надеясь, что ситх не примет вопрос за обсуждение приказа.       – Это лишь отвлекающий маневр, адмирал Грайтс, – задумчиво проговорил темный повелитель, снова уставившись в иллюминатор, – вам нужно научиться смотреть глубже, чтобы видеть детали, все далеко не так просто. А теперь, выполняйте.       – Есть, милорд!       Джован спустился в яму управления, чтобы передать приказ старшему навигатору, затем вернулся к Вейдеру и встал поодаль в надежде, что владыка ситхов просветит его о плане их дальнейших действий, но, как только флагман вошел в гиперпространственный туннель, главком развернулся, эффектно взмахнув плащом, и широким шагом покинул мостик.       – Я выбью из тебя эту дурь! – ревел Оуэн, замахиваясь для очередного удара.       Люк сидел на солнцепеке, ожидая, когда гнев дяди утихнет. Сам же Ларс стоял под тентом, лишь изредка подходя к Люку, чтобы ударить. Остальное же время он находился в тени, последними словами проклиная отца Люка и Кеноби. Ужасно хотелось пить, а металлический привкус крови на разбитой губе лишь сильнее распалял жажду. Больно не было. Было обидно. Несправедливо. Чем отец заслужил такой гнев дяди? А Бен? Юноше было все еще горько осознавать, что Бен – предатель-джедай, но ничего плохого Ларсам он не сделал. Как и Люку.       – Джедаем он вздумал стать, – шипел Оуэн. Все предыдущие попытки Скайуокера объяснить, что джедаем он становиться не собирается, не увенчались успехом – взбешенный Оуэн не желал ничего слышать.       Оуэн. Тот самый дядя Оуэн, который обучил Люка основам механики, когда они подолгу пропадали в гараже, ремонтируя дроидов и влагоуловители, тот самый дядя Оуэн, с которым они каждый год выбирали подарок на День рождения Беру, тот самый дядя Оуэн, который подарил Люку первый лендспидер и научил стрелять из винтовки.       Пока юноша думал о своем, стараясь не слушать тираду опекуна, говорившего ужасные вещи об Энакине, начало сказываться долгое нахождение под полуденным жаром солнц: Скайуокера залихорадило, из-за слабости в мышцах хотелось упасть на горячий песок, а учащенный пульс гулко отдавался в голове Люка. Внезапно перед глазами все помутнело, и юноша вдруг очутился на вулканической планете, приснившейся ему накануне.       Но Люк уже не безликая тень, плутающая среди вулканов, он участник сражения, развернувшегося здесь. Юноша словно попал в чье-то тело, но не повелевал им: руки сами вели световой меч – оборонялись и атаковали.       Снова жар кипящей лавы, запах паленой одежды и едкий черный дым. Он балансирует на маленькой платформе, умудряясь при этом скрещивать светящийся голубой клинок с таким же голубым, и лишь световые мечи освещают лица дуэлянтов. Однако лицо соперника Люк почему-то не видит, оно ускользает, не желает собираться в единую картинку, словно испорченная голограмма. Все слишком быстро – удар, блок, ответный удар. От него ускользает момент, когда оппонент оказывается на краю уступа над мягким черным песком речной отмели. В следующее мгновение Люк прыгает следом, еще через одно он лишается обеих ног и руки и падает, скатываясь вниз к лаве. Долю секунды он не чувствует боли, но она настигает его, когда языки пламени касаются одежды. Юноша чувствует тошнотворный сладковатый запах собственной горелой плоти, тающей, словно свеча, чувствует, как горят его волосы, как пылает он сам, как горячий дым обжигает горло и легкие, не давая сделать вдох. Противник что-то кричит, но он не может разобрать его слов, он н е н а в и д и т его. Победитель уходит, забрав световой меч поверженного соперника, и ярость полностью ослепляет его разум, гнев пылает жарче лавы, сжигая сердце, он хочет схватить его за глотку, раздавить, уничтожить. Но уничтожить не за то, что победил в честном бою. Уничтожить за то, что оставил его умирать, за то, что лишил его всего, за что он боролся и во что верил.       – Люк, что происходит, что ты делаешь? Люк! – где-то в уголке сознания раздался полный ужаса женский крик – юноша пришел в себя.       И с удивлением обнаружил себя не лежащим на черном, спекшимся в стекло песке у лавовой реки, чьи огненные языки поедали его плоть, а вновь на Татуине, уже стоящим на ногах все в том же месте и протягивающим руку к дяде, который в пяти шагах от него болтался в полуметре от земли, цепляясь за горло, словно силясь избавиться от невидимой удавки. Люк опустил руку и попытался подойти к дяде, все еще не понимая, в чем дело. Но глаза начал застилать туман, и земля ушла из-под ног.       Беру замерла, не зная, что делать. Тот человек, только что стоявший и душащий Оуэна этой своей Силой, – точно не Люк, это не ее мальчик, который в детстве так любил слушать легенды о далеких планетах, который так хотел быть похожим на отца. Женщина вдруг вспомнила Энакина, вернувшегося с телом матери от тускенов, но отогнала от себя тот образ, тот отпечаток какой-то звериной тоски на лице вмиг повзрослевшего ребенка. Беру внезапно опомнилась и подбежала к лежащему без сознания мужу, на шее которого ярким пятном выделялись синяки от пальцев, будто кто-то держал его за горло, хотя она видела, что Люк стоял в нескольких метрах от дяди.       То, чего они с Оуэном опасались на протяжении семнадцати лет, свершилось: гены отца оказались слишком сильны в мальчишке. В голову пришла малодушная мысль, что отпусти она Люка в Академию – ничего не случилось бы. По крайней мере с ее мужем. Но отрешенное спокойствие, а затем ужас, отобразившийся на лице Скайуокера, означали, что Люк, вероятно, был не в себе от долгого нахождения на солнце. Но если он безо всякой подготовки бессознательно мог совершить такое, то на что он будет способен, если обучится, если сможет контролировать свою мощь? ‘Не стоило наказывать ребенка так жестоко’, – отстраненно подумала Беру, пытаясь привести мужа в сознание, и бросила взгляд на юношу, не решаясь подойти к нему, но через мгновение все же взяла себя в руки и оттащила племянника в тень.       Путь до системы Апатрос был совсем не долгим, и адмирал Грайтс весь полет нервничал и недоумевал: почему Вейдер до сих пор не сообщил об их дальнейших действиях? Но все сомнения адмирала решились, когда по его соединили с капитаном Тайроном Лэмбом, командующим разрушителем ‘Тиран’.       – Адмирал.       – Капитан Лэмб, чем обязан? – холодно осведомился Джован, все еще обеспокоенный отсутствием какой-либо информации.       – План атаки составлен и отправлен вам, прошу ознакомиться.       – План? – вкрадчиво переспросил Грайтс, начиная закипать.       Не много ли на себя берет дражайший Тайрон Лэмб? Назначенного по протекции Императора, капитана недолюбливали многие, особенно получившие место в личном флоте главнокомандующего своим трудом. Амбициозный Тайрон, готовый пойти на все ради повышения, ни во что не ставил жизни солдат, за что неприязнь к нему у подчиненных росла в геометрической прогрессии.       – Я приказал ему командовать атакой на базу мятежников, адмирал, – Джован вздрогнул, услышав искаженный вокодером голос прямо за спиной. Вейдер, несмотря на двухметровый рост и массивное телосложение умел подкрадываться незаметно. Как адмирал сразу не услышал характерный звук открывающейся двери и механическое дыхание, оставалось загадкой, но Грайтс решил, что сказывается очередная бессонная ночь.       – Как скажете, милорд, – адмирал опустил глаза: было досадно, что такая бездарность как Лэмб возглавит атаку, но перечить командующему Грайтс не стал – понадеялся, что Вейдер знает, что делает.       – Вам стоит отдохнуть и понаблюдать за шоу, не участвуя, Джован, оно будет интересным – загадочно пообещал лорд ситхов и удалился.       Грайтсу ничего не оставалось, как оставшиеся двадцать стандартных минут до выхода из гипера изучать присланные капитаном Лэмбом данные.       Апатрос как мир не представлял бы никакой особенной ценности, если бы там не добывали кортозис – хрупкий волокнистый металл, устойчивый к световому мечу, но и это не было особенно полезной функцией – джедаев больше не было. Однако кортозис все еще пользовался спросом в узких кругах, и этот проект до сих пор был выгоден компании ‘Рудодобыча Внешнего Кольца’, поэтому планета не был заброшена. Но все равно Апатрос был безлюдным миром с огромными пустынями и бесплодными скалистыми равнинами, вращавшимся вокруг тусклой оранжевой звезды; этот унылый пейзаж разбавляли лишь рудники и колония шахтеров, работающих на этих рудниках. А теперь еще и повстанческая база, которую мятежники разместили на значительном отдалении от колонии.       Наличие повстанческой базы само по себе было нехорошим знаком – нельзя позволять кучке недовольных организовать массовое движение против власти, и адмирал Грайтс прекрасно это понимал. И надеялся, что важность этой миссии осознает и Тайрон, с напыщенным видом раздававший сейчас наставления капитанам других кораблей флота.       В распоряжении бездарного капитана было четыре звездных разрушителя типа ‘Имперский’, один типа ‘Победа’, а также корабли поддержки, в числе которых было несколько ‘Мародеров’ и даже два легких крейсера типа ‘Каракка’; все корабли были укомплектованы лучшими кадрами, которые Вейдер под шумок перетягивал в личный флот из различных соединений, подпортив на этой почве отношения со многими моффами. Адмирал Грайтс рассматривал схему базы, любезно предоставленную милордом, и понимал: у повстанцев нет шансов спастись, как и у Тайрона – провалиться. Орбитальная бомбардировка отметалась из-за наличия планетарного щита, поэтому план капитана был предельно прост – наземная атака под командованием весьма талантливого генерала Максимилиана Вирса, а после уничтожения щита бомбардировщики закончат начатое танками.       Слишком легко. Джован не представлял, какое обещанное Вейдером шоу может выйти из этой резни, по-другому никак не назовешь то, что собирается сделать Лэмб с кучкой малолетних идеалистов, за которыми не доглядели беспечные родители, однако остался на мостике в качестве наблюдателя.       Люк пришел в себя уже в комнате; разбитая губа саднила, а шея болела от неаккуратно поставленного инъектора, который, к слову, лежал на столике рядом со стаканом воды. Юноша залпом опустошил стакан и поднялся с кровати – его еще потряхивало, но он решил выяснить, как там дядя Оуэн и что вообще произошло.       Но как только Скайуокер покинул комнату, сразу столкнулся в коридоре с дядей, который отскочил от племянника, как от прокаженного, и спешно скрылся в другой комнате, на что Люк лишь изумленно вытаращил глаза: уж очень непохоже это было на Оуэна, которого он знал. Он прикинул возможные причины такого странного поведения, но в голову не пришло ни одной стоящей мысли, и он просто решил выяснить это напрямую, распахивая дверь, за которой скрылся Ларс.       Опекуны не сразу заметили Люка, потому как о чем-то спорили, но синхронно вздрогнули, когда заметили опешившего юношу на пороге.       – Что, хатт подери, происходит? – выпалил он, переводя взгляд с дяди на тетю и обратно. Ларс никак не отреагировал на ругательство, не отчитал Люка, как это делал обычно, и это был первый тревожный звоночек в голове Скайуокера. Вторым звоночком стали фиолетовые синяки на шее дяди.       – Ты не помнишь, Люк? – мягко ответила Беру, подходя к юноше.       – Что я должен помнить? – настороженно проговорил Люк, теряясь в догадках, и отступил на шаг.       – Ты пытался убить дядю, душил его, – Скайуокера словно по голове ударили. – Наверное, из-за галлюцинаций, от сильного перегрева такое бывает… – Беру не была уверена, кого пытается в этом убедить – себя или Люка.       – Что? Но как? Я не мог! – юноша перебил тетушку, испуганно взирая на Ларса. – Я точно помню, что сидел на песке и… этого не может быть! Я бы никогда не тронул дядю Оуэна!       Но слезы, стоящие в глазах тети, объясняли без слов – Люк обессилено опустил руки, ссутулившись. Во взгляде Беру не было осуждения, лишь горечь и страх, но легче от этого не было. Юноша побрел к себе и сел на кровать, уставившись на свои руки. Он помнил светящиеся клинки, жар лавы и черный песок, но не помнил, как подходил к дяде, не помнил, как душил его. Может, он сошел с ума?       Воображение услужливо нарисовало картинку типичной психиатрической лечебницы, белых меддроидов, инъекторы и таблетки, но робкий стук в дверь и вошедшая, не дожидаясь ответа, тетя отогнали наваждение.       – Люк… Мы с дядей решили, что тебе все же стоит поехать в Академию, – Беру протянула юноше бумаги, – ты так давно этого хотел… возьми.       Скайуокер забрал заветные листы, ради которых был готов на все несколько дней назад, но теперь все было иначе.       – Меня не возьмут туда, я не пройду тесты, – юноша покачал головой, осознавая, что опекуны просто хотят сплавить его подальше, – я опасен…       Но ответом ему было лишь шипение закрывающейся двери.       – Тетя Беру, стой! – Люк выбежал из комнаты и уцепился за рукав женщины, словно утопающий за соломинку. – Я… прости! Я не хотел, я не…       – Не стоит, – Беру опустила глаза – слезы прочертили на щеках влажные дорожки, но в голосе была стальная решимость. – И к Оуэну лучше не ходи, – женщина преградила племяннику путь, когда тот было ринулся в комнату к Ларсу, желая попросить прощения.       – Но как же я оставлю вас, дядя говорил, что не справится и…, – лепетал Скайуокер, ощутив подкатывающие волны сожаления, грозящие затянуть его в пучину. Зачем он вообще разругался с опекунами?       – Мы что-нибудь придумаем, Люк, – который раз за вечер перебила тетушка юношу, – улетай, – Скайуокер отвернулся, силясь сдержать подкатившие слезы, и не заметил, как дрогнул голос женщины на последнем слове.       Беру, уже не пытаясь остановить непрекращавшийся поток слез, смотрела на Люка, наблюдавшего закат, в последний раз окидывавшего печальным взором родные, но такие унылые и однообразные пейзажи Татуина, полностью соответствовавшие жизни здесь, и женщина понимала и принимала то, что племянник не хотел оставаться на этом всеми забытом пыльном шаре: его душа, преисполненная тягой к приключениям, желала участвовать в поворотных событиях в истории Галактики, жить в полном смысле этого слова, а не влачить безотрадное существование в песках полузаброшенной планеты, кишащей разного рода мерзавцами. Но большее, что она могла дать Люку – шанс покинуть планету и выучиться на пилота, которым племянник грезил стать всю свою жизнь. Возможно, она совершала фатальную ошибку, отпуская его одного покорять Галактику, но решение оставить Скайуокера здесь уже чуть не обернулось катастрофой. Беру Ларс нашла силы признаться хотя бы самой себе – ей было страшно: перед глазами то и дело всплывала картинка безмятежного спокойствия на лице Люка, затягивающего невидимую удавку на шее ее мужа.       Лэмб, на взгляд адмирала, вышел из гиперпространства слишком близко к базе: повстанцы сразу же включили щит. Выйди флот чуть раньше, возможно удалось бы застать повстанцев врасплох и успеть сбросить несколько ракет, но упертый капитан, упивавшийся сейчас своей властью, считал иначе.       Вирса и его людей на шагоходах высадили за пределами защитного поля, и те сейчас пробивались к генераторам щита: повстанцы дали неожиданно мощный отпор, но и генерал был не так уж прост – он очень умно рассредоточил технику, в результате чего бронемашины, прикрывая друг друга с флангов, неумолимо продвигались все ближе к базе. Орудийные башни обменивались залпами с AT-AT, но Максимилиан знал, что ничто не устоит перед его танками. Навстречу шагоходам помчались несколько тяжелых боевых спидеров, но три из двенадцати машин мгновенно были обращены в огненные шары непрерывно извергаемым огнем из лазерных орудий и турельных установок вездеходных бронемашин. Оставшиеся спидеры выпустили очередь по танкам, но ответом имперцев был лишь заградительный огонь, и еще один транспорт повстанцев распустился огненным цветком. Наземные орудия яростно обстреливали имперские бронемашины, но без видимого эффекта, поскольку танки неуклонно приближались к силовым генераторам, несмотря на шквал встречного огня из орудийных башен и уже разогретых до предела пушек спидеров. Повстанческие машины беспомощно вились вокруг шагоходов, словно рой насекомых, но все, что попадало под смертоноснее энергетические лучи, мгновенно обращалось в раскаленное оранжевое облако. Пилот одного подбитого транспорта все же совершил героическую атаку на бронированное чудовище, направив горящую машину прямо в кабину танка, полыхнул огонь взрыва, в воздух полетели обломки и имперский шагоход медленно осел на землю.       Генерал Вирс поджал губы и начал подгонять пилотов. Потеряв всего один танк, он был до невозможности горд за бронемашины, над усовершенствованием которых он когда-то работал лично, и душная тесная кабина АТ-АТ показалась ему сейчас лучшим местом во Вселенной.       – Сообщите, как только выйдем на дистанцию поражения генератора поля.       – Есть, сэр, – мгновенно отозвался один из пилотов бронемашины, сотрясаемой выстрелами повстанцев, но по-прежнему непоколебимой.       Через обзорный экран Максимилиан видел, как отлетают корабли эвакуирующихся мятежников, но решил не отвлекаться – этим займется флот. В бою время летело на удивление быстро: они уже достигли базы, и генераторы щита были сейчас как на ладони. Вирс лично произвел выстрел, и окинул удовлетворенным взглядом взрывающийся главный генератор и хаос, воцарившийся в рядах спешно отступающей повстанческой пехоты, а после отдал приказ о высадке солдат. Милорд будет доволен: сегодняшнее задание выполнено блестяще.       На мостике звездного разрушителя ‘Тиран’ капитан Лэмб тем временем жалел, что не имеет в распоряжении крейсеров-заградителей. Когда ему поручили командовать атакой, он был безумно рад появившейся возможности заработать повышение – уж слишком долго он засиделся на должности капитана. Он мечтал командовать Эскадрой Смерти, которую Вейдер неустанно расширял, буквально реквизируя новые суда с верфей. Подсидеть адмирала Грайтса, этого зазнавшегося идиота, помешанного на работе, было крайне заманчивой перспективой. Ходили слухи, что скоро со стапелей сойдет звездный разрушитель экстра-класса, тайно строящийся на задворках Галактики по особому указанию лорда ситхов, и в сравнении с этим кораблем разрушители типа ‘Имперский’ – просто детские игрушки. Если мощь и величие одного только ‘Тирана’ потрясали воображение, то сложно было представить, что представляет собой этот таинственный проект.       Мятежники эвакуировались на небольших транспортах, но им было не пройти через имперскую блокаду.       – Огонь из всех орудий! Не дайте им ускользнуть! – выкрикнул Тайрон, но через мгновение все огни терминалов на мостике погасли. – В чем дело?       – Короткое замыкание цепей, сэр, по нам пальнули ионной пушкой, – испуганно пролепетал молодой человек с лейтенантскими нашивками на форме. – Мы полностью обездвижены и лишены щитов...       Однако повстанцы, на счастье экипажа ‘Тирана’, не собирались уничтожать ставший легкой добычей корабль, а просто друг за другом ныряли в образовавшуюся брешь в блокаде и выходили в гиперпространство. Пока другие звездные разрушители пытались перегруппироваться, не задев беспомощного собрата, больше половины мятежников успели покинуть систему. Тайрон Лэмб обессилено опустился в кресло, стараясь не думать о том, что его ждет. Повышения ему теперь точно не видать.       В вербовочном пункте сонный офицер сообщил, что звездолет с Татуина будет только один, за пять стандартных суток до начала вступительных испытаний, и оставшееся время Скайуокер решил провести на родине матери, надеясь выяснить хоть что-то о ней: все равно ему некуда было податься. Люк продал спидер за бесценок, перевел все деньги на одну карточку и теперь сидел в пассажирском лайнере, не слушая болтовню бортпроводника, доносившуюся из динамиков, а глядя в крошечный иллюминатор, из которого открывался вид на одну из посадочных площадок космопорта Мос-Айсли; весь нехитрый скарб будущего курсанта, умещавшийся в небольшую дорожную сумку, был сдан в багажное отделение. После пересадки в системе Арканис, юноша отправится прямиком на Набу, где будет искать ответы, но, вероятнее всего, они породят еще больше вопросов, и Скайуокер не знал, хорошо это или плохо.       – …будьте любезны, застегните ремни безопасности и подтяните их по размеру. Мы желаем Вам приятного полета и хорошего самочувствия, – закончил речь дроид-бортпроводник.       Люк вынырнул из размышлений, пристегнув ремень. Корабль неуклюже развернулся и взлетел, вздымая клубы пыли на посадочной площадке. Но юноша не смотрел на звезды, навстречу которым они так стремительно приближались, он смотрел на Татуин, на сгорающий от скуки под испепеляющим светом солнц-близнецов пустынный шар, бывший ему домом семнадцать лет. Почему-то не было всепоглощающего восторга, который ожидал почувствовать Скайуокер, когда корабль взмоет ввысь, напротив, он ощущал лишь щемящую боль в груди и смутное беспокойство. Он не хотел покидать дом так. Что-то важное внутри него как будто сгорало вместе с топливом звездолета.       – Внимание, корабль совершает гиперпрыжок, – объявил голос в динамике.       Когда звезды превратились в смазанные полосы, а за иллюминатором заплясало размытое марево гиперпространства, чувство, душащее Люка холодными липкими щупальцами, отступило, но неясное волнение все еще билось под ребрами, как запертая в клетку птица.       – Вы разочаровали меня, капитан Лэмб, – по мостику прокатилась волна совсем не метафорического ужаса.       Офицеры уткнулись в терминалы, старательно изображая слепых и глухих, а побледневший адмирал Грайтс наблюдал, как бьется в судорогах, издавая полузадушенные хрипы, Тайрон Лэмб, прибывший просить прощения у милорда, охотно принявшего извинения. Джован, хоть и не любил капитана, все же немного пожалел его, и отогнал от себя мысли о том, что с ним может случиться то же самое.        ‘А протеже Императора оказался на редкость бестолковым, не правда ли?’ – с нотками ехидства прозвучало у Грайтса в голове. Он недоуменно поднял голову на ситха, но тот уже шагал прочь, и полы его черного плаща бесшумно скользили по дюрастиловому покрытию.       Внезапно Джована осенило – Лэмба убрали. Вейдер знал, как поступят повстанцы, и назначил капитана командовать операцией только для того, чтоб устранить императорского приспешника под благовидным предлогом. ‘Хитро’, – мысленно похвалил адмирал, не уставая восхищаться командиром. Он ни на мгновение не верил в так старательно изображаемую идиллию добродетельного Учителя и почтительного Ученика, адмирал подозревал о многолетней войне, которую вели Вейдер и Палпатин, тайной и безжалостной войне. Но спрашивать начальника не решался – уж слишком высокой могла оказаться цена любопытства.       – Адмирал, возьмите курс на Корусант, – произнес милорд у самых дверей.       Во что могли вылиться заигрывания с таким сарлакком большой политики, как Император, Грайтс благоразумно предпочитал не размышлять.