Heats

Слишком стремительное приближение течки вынуждает Намджуна идти на крайние меры. Держаться как можно дальше от остальных парней и постоянно блокировать собственный запах при помощи специального мыла, которое, вдобавок, ежедневно приходилось наносить на тело, оказывается довольно тяжело. Намджун просто поздний цветочек, думали все, а, может, его тело еще не было готово, но в глазах каждого он, несомненно, был альфой. По этой причине парень скрывал свою истинную сущность. В конце концов он лидер группы, а значит должен доминировать, однако, вопреки его ожиданиям (да и, впрочем, ожиданиям всех остальных), Намджун был омегой. Все началось перед релизом I Need U. Предположив, что подхватил какую-нибудь болезнь, он поехал в отель. Не хватало еще, чтобы из-за него перед самым камбэком остальные тоже заразились. В итоге, к концу первого дня, Намджун все понял. Омега. Он. Гребанный. Омега. Тогда, приняв холодный душ, парень так и уснул в ванной. Хреновое состояние и невозможность хоть с кем-то разделить свои мучения только лишь ухудшали положение несчастного парня. Всякий раз, когда в коридоре проходил альфа, Намджун подлетал к двери, распахивая настежь, но тут же останавливал себя, впиваясь ногтями в кожу, пытаясь хоть как-то сдержать непреодолимое желание, и возвращался в ванную мастурбировать. А, когда течка, длившаяся почти целую неделю, закончилась, он пошел в Макдоналдс, заказал три огромных порции и абсолютно все съел. Наверное, со стороны это выглядело странно, но в тот момент Намджуна мало что волновало. Он был голоден. С тех пор прошло почти два года. Джин, будучи самым старшим в группе, был в опасной близости к разгадке его «маленькой тайны», постоянно втягивая носом воздух, как только Намджун оказывался рядом, однако, когда Сокджин начинал про это расспрашивать, парень лишь смеялся в ответ, уверенно отрицая любые догадки старшего. Этого было вполне достаточно, чтобы поверить и дать Намджуну фору на то, чтобы продолжать врать дальше. Скрываться от других было трудно. В преддверие течки Намджун часто ловил на себе странные взгляды Юнги, но парень знал, как быть осторожным. Всего-то и нужно было держаться от него подальше, а как только тот выглядел так, словно горел желанием что-то спросить, незаметно ретироваться в другую комнату. В этот раз переждать течку он вновь решает в отеле. Теперь, после множества проб и ошибок, Намджун знает, что делать — купленные секс-игрушки должны помочь снять возбуждение, а сооруженное из подушек и одеял гнездо, усаженные в нем плюшевые игрушки, притащенные с собой в номер вода и фильмы — хотя бы как-то отвлечь от нежелательных мыслей. Поудобней расположившись в своем гнезде и носом уткнувшись в экран телевизора, по которому идет «Красота по-американски», Намджун уплетает чипсы, обнимая плюшевого Райана. Потихоньку начиная клевать носом от всего этого, незаметно для самого себя омега проваливается в сон, а, когда просыпается, то все, что он может чувствовать, тепло и влагу где-то между ног. Жарко, одежда прилипает к телу, так что приходится ее снять, а смазка течет по бедрам. Коснувшись эрекции, Намджун вздрагивает. Его тело слишком чувствительно, гораздо более чувствительно, чем во время предыдущих течек. Он начинает дрочить, и каждое его движение отзывается пробегающей по спине дрожью. По коридору проходит альфа, и разум Намджуна отключается, позволяя улавливать лишь запах кожи. Он не может встать, конечности отказывают, похоже, становясь совсем бесполезными, а слезы щиплют глаза, когда парень издает глухой стон. — Аль-фа, — зовет он слабым голосом, всхлипывая и уже не осознавая, что начинает плакать. Нет, черт возьми, он не должен его звать. Закрыв глаза, омега переворачивается на другой бок, пытаясь уснуть, чтобы отвлечься от мыслей об альфе, который все еще был за дверью — совсем невыносимо становится, когда появляется второй альфа. Парень что-то бормочет и обнимает игрушку, стараясь не думать ни о чем, кроме запаха стирального порошка, исходящего от мягкого плюша. Наконец, оба альфы скрываются в своих номерах, и Намджун облегченно выдыхает. Слава Богу, все закончилось. Вновь перевернувшись, он хватает лежащий рядом фаллоимитатор и, опираясь на левую ногу и приподняв таз, медленно проталкивает его внутрь. Смазки так много, что игрушечный член с легкостью проскальзывает до самого основания. Намджун тяжело дышит, начинает медленно двигать фаллоимиатор внутри себя, фокусируясь на ощущении собственной заполненности, желая, чтобы это был чей-то член. Он бы, наверное, все отдал, только за то, чтобы альфа прикоснулся к нему, но омега быстро прерывает мысли, от которых, кажется, становится только хуже. Через пару минут он громко стонет, кончая на живот, даже не коснувшись себя. Жар, исходящий от тела, накрывает огромными, крышесносными волнами, растекаясь по нутру. Чуть заметно дрожа, Намджун пытается пошевелиться, понимая, что нужно торопиться, потому что эффект легкой послеоргазменной неги очень скоро пройдет, и безумное желание вновь вернется. Добравшись до ванной, он забирается под душ, включает холодную воду. Та обжигает льдом, иглами впиваясь в распаленное тело, но по крайней мере успокаивает. Голова раскалывается от переизбытка чувств, капли воды причиняют боль, а возбуждение снова возвращается. Намджун садится на корточки, обнимает руками колени, ощущая, что вновь становится чувствительным и хочет, чертовски хочет, чтобы кто-нибудь прикоснулся к нему. Он замирает, мысленно проклиная все в своей жизни, особенно матушку-природу, которая сделала его омегой, и тянет крушить все подряд, рыдать, истерично смеяться над жестокой шуткой, которую сыграла с ним Вселенная, тянет ощутить, как кто-то дотрагивается до него, успокаивает. Всего этого слишком много, и оно давит на плечи, наваливаясь, оставляя в душе лишь злость и тоску. Намджун слегка покачивается взад и вперед. Один раз. Второй. И теряет сознание. Стук в дверь приводит его в чувства. — Намджун. Ким, мать твою, Намджун, я знаю, что ты там. Открой эту чертову дверь! Голос альфы. Знакомого альфы, если быть точным, хотя он не уверен на сто процентов: в данный момент Намджун трезво мыслить-то не в состоянии, не то что узнать кого-то. К счастью, головой он не ударился, поэтому крови не было. Дрожащей рукой Намджун выключает холодную воду, все еще льющуюся из душа. — Не вынуждай меня выбивать дверь, потому что ты знаешь, я сделаю это, — в дверь опять начинают барабанить. — Намджун! Держась за кран, парень пытается подняться, после нескольких неудачных попыток ему все же удается встать на ноги. Реальность плывет перед глазами, вращаясь в каком-то бешеном, головокружительном потоке, от которого к горлу подступает тошнота, тело горит. Еле передвигая слабые, негнущиеся ноги, Намджун возвращается обратно в комнату, на ходу валясь в импровизированное гнездо. — Послушай, этим ты никому не поможешь, только себе хуже сделаешь. Позволь мне войти, — голос альфы суров, что совсем не нравится Намджуну. Омежьи инстинкты советуют ему поглубже забраться в себя, отгородившись от окружающего мира плотным, непроницаемым коконом, что он, собственно говоря, и делает, свернувшись в позе эмбриона посреди постели, чувствуя дрожь по всему телу. — Ким. Намджун. Это, блять, твое последнее предупреждение. Одинокая слеза катится по щеке. Из-за него альфа сейчас так зол. Чутье подсказывает Намджуну, что пора прятаться, вот только сделать это совершенно не получается! Он всего-то и хочет, что скрыться где-нибудь от злого альфы и побыть в одиночестве, насколько это вообще возможно. — Отойди от двери, я ее выбью, — в коридоре слышится шебуршание. Свежий аромат подснежников заполняет разум, просачивается внутрь, обволакивает, поглощает. Его, такого потерянного, слабого, и он просто, просто... Они были повсюду, расцветали на коже, губах, вырывались с дыханием из легких, подталкивая к двери, умоляя открыть ее. Намджун, подчиняясь, встает, в три шага преодолевает расстояние до выхода (комната совсем маленькая), и, взявшись за ручку, все же открывает дверь. Перед ним предстает смущенный Юнги, уже, походу, готовый к разбегу. — Намджун? — сейчас голос альфы звучит мягче и наполнен волнением. Когда он подходит к Намджуну, цветок вновь выдает себя, звеня молочными колокольчиками. — Хен. Точно так же подснежник будит и природу, покачивая дрожащими на ветру бутонами. Юнги касается его обжигающе, паляще, так, что, кажется, сам воздух вокруг плавится, почти не оставляя возможности дышать, и там, где он коснулся, расцветает цветок, потом еще один и еще, покрывая каждый миллиметр тела омеги. Юнги. Когда Намджун окончательно теряет надежду, появляется Юнги. Они встречаются вот так вот в конце зимы, на альфе лишь серая толстовка, а тот совсем и не мерзнет. Тогда они, два молодых парня, решают, что достигнут своей мечты вместе и всеми силами пытаются это сделать, тогда же подснежники впервые врываются в жизнь Намджуна, пробуждая после долгой спячки. Надежда. Юнги берет его лицо в свои ладони и смотрит прямо в глаза так, что у Намджуна все внутри сводит от волнения. Юнги знает, он знает, что Намджун не альфа, и никогда больше не будет им в глазах старшего. Как же жалко он, наверное, сейчас выглядит. Обнимая дрожащего омегу, Юнги легко заталкивает того обратно в комнату, заставляя лечь в груду сваленных простыней вкупе с одеялами. До какого состояния этот идиот довел себя, думает альфа, обвиняя себя в том, что не уследил. — Намджун~и, ты можешь говорить? — омега смотрит туманным взглядом, нежно сжимает руку, словно касаясь хрупкого цветка, и вновь плачет. Намджун обезвожен, Юнги замечает это. Быстро нашарив валяющуюся рядом бутылку с водой, альфа, осторожно приподняв голову младшего, подносит ее к губам, борясь с внутренним волнением и так не вовремя выступившими на глазах слезами, наблюдает, как тот жадно припадает к горлу, глотает прохладную жидкость. Утолив жажду, Намджун чувствует себя гораздо лучше. Он обводит взглядом комнату: в ванной горит свет, кровать отодвинута к стене, чтобы освободить пространство для домика из одеял, в котором все еще валяются плюшевые игрушки, фаллоимитаторы и полотенца. Юнги, отбросив бутылку к все еще открытой двери и медленно уложив голову Намджуна обратно на простынь, встает, чтобы ее закрыть, а после возвращается, усаживается рядом, сжимая ладонь в своей. Прикосновения старшего успокаивают, освежают, Намджун хочет, чтобы они покрывали все тело. Тыльной стороной ладони он нежно проводит по щеке Юнги, на что тот, наклонившись совсем близко к его лицу, дарит простой, легкий поцелуй. Никаких зубов, никакого языка, всего лишь обмен касаниями. В душе Намджуна — весна, живительная, прекрасная, чарующим дыханием подснежников расцветающая на коже. Отстранившись, Юнги целует его в щеку. — Поверить не могу, что ты не сказал мне. Не сказал нам, — следующий поцелуй в висок. — Почему ты, черт возьми, скрывал это? Мы бы могли помочь. Намджун никак не может сосредоточиться на словах, лишь слышит раздающийся над ним требовательный голос и чужое дыхание совсем рядом, обдающее кожу, словно весенний ветер. Он хочет, чтобы Юнги прикоснулся к нему еще раз, хочет чувствовать его каждой клеточкой своего тела, хочет подснежники на одиноких, требующих ласки губах и в легких, заполненных до предела, хочет их близко и везде. — Альфа, — шепчет он уже более здоровым голосом. Разглядывающий его лицо Юнги выглядит сурово, на мгновение возрождая в памяти того прежнего Юнги, которого Намджун встретил много лет назад, с темными волосами, легкой, едва ощутимой щетиной и в серой толстовке. Альфа в защитном жесте сжимает его бедро, наваливаясь сверху, и между ног вновь становится влажно. — Ты точно хочешь этого, Намджун? Мне нужно твое согласие, — в ответ тот лишь молча хватает за запястье и резко тянет на себя, увлекая в поцелуй, живительный, как родниковая вода, как утренняя роса, крохотными капельками блестящая на траве, нежный, и Юнги больше не может сдерживаться. Он рычит в поцелуй, кусает чужие губы, заставляя омегу разжать их и, подхватив под бедра, сильнее вдавливает в одеяла, руками исследует податливое тело, от чего возбуждение накатывает с новой силой, и Намджун, уже не способный здраво мыслить, нетерпеливо обвивает его ногами. Какое-то время они продолжают целоваться, а после, отстранившись, Юнги хрипло выдыхает: — Ты не против, если я помогу тебе? — чувствуя незримую защиту от всего и ничего одновременно, Намджун смотрит на него мутными глазами, в темных радужках которых скользят тени кружащихся в немом танце лепестков. — Пожалуйста, — отчаянно скулит омега, сильнее прижимая к себе Юнги, и этого тому вполне достаточно, чтобы понять, как сильно его друг нуждается в помощи. Вновь медленно целуя губы Намджуна, подбородок, шею, он переходит к груди, усеивая влажную кожу множеством мелких поцелуев, осторожно припадает к чувствительным соскам. Когда чужие прикосновения опускаются слишком низко, достигая головки, член омеги болезненно дергается, ноя, трепетно отзываясь на ласки, начиная сильнее сочиться смазкой. Вздрогнув, Намджун душит стон в горле, хотя тот все равно глухо вырывается наружу, закусывает губу, когда Юнги обхватывает член губами, начиная сосать. В какой-то момент прикосновение пропадает. Юнги стягивает с себя одежду — свежий аромат подснежников в очередной раз окружает Намджуна. Нежные лепестки цветов оседают на коже, ласкают щеки и дорожкой тянутся вдоль позвоночника. Теперь они оба полностью обнажены. Сладкий запах цветущего персика, преследующий Юнги с тех пор, как омега раскрыл перед ним дверь, ударяет в нос, наполняет ноздри и туманит разум, усиливая и без того не утихающее возбуждение. Намджун пахнет божественно, безумно притягательно, но альфа знает: как бы не было трудно себя сдерживать, нельзя касаться омеги, если тот не желает этого. Нужно спросить разрешения. — Я собираюсь подготовить тебя, — говорит Юнги как можно более заботливо, понимая, что для Намджуна это первый раз, нельзя, чтобы он чувствовал себя некомфортно. У того во взгляде туман, зрачки расширены, тело лоснится от пота, и бедра дрожат. Совсем как тогда, когда он выпустил свой первый микстейп и очень нервничал по этому поводу. Правда, тогда Намджун не был настолько горяч, как сейчас, с растрепанными волосами, мягкий, податливый. Альфа медленно проводит пальцами по ложбинке между ягодицами, чувствуя сочащуюся смазку. Намджун тяжело дышит. Целуя плечо омеги, шею, Юнги осторожно вводит один палец, легко проскальзывающий внутрь, после чего, свободной рукой приобняв парня за талию, начинает растягивать. Несмотря на большое обилие смазки, значительно облегчающей вхождение, Юнги хочет быть предельно осторожным. — Хен, пожалуйста, — прерывисто хнычет Намджун, сжимая плечо альфы. Юнги вводит второй палец, продолжая так же аккуратно двигать ими, с каждым новым движением слыша чужое жалобное скуление. Третий палец заставляет Намджуна до синяков впиваться в кожу, кусать губы, стонать, извиваясь, и это действительно стоит видеть. Наконец Юнги вытаскивает пальцы. Намджун отпускает его руку, кончиками пальцев ведет по груди альфы, чувствуя гладкую кожицу цветочных стеблей под ними, довольно мурлычет, чем заставляет Юнги смеяться, после касается лица, словно пытаясь запечатлеть в сознании его мягкие черты. Скулы, кромку волос, изгиб губ, — все восхитительно. Альфа наклоняется ближе и целует в лоб. — Я сейчас войду в тебя. Для удобства Намджун слегка приподнимает таз, и Юнги осторожно толкается внутрь, тяжело дыша в шею Намджуна, и омега принимает его, позволяя сделать это. То, что в данный момент испытывал Намджун, — эйфория. Подснежники, они были повсюду. Окружали, вырывались сквозь губы с каждым хриплым выдохом, дурманили ничего не соображающий разум. Он стонет. Тяжело, долго. И цветы, отдаваясь во власть проносящемуся над ним весеннему ветру, двигаются, обращая к нему свои белоснежные бутоны. Юнги движется медленно, входя и выходя всего на несколько сантиметров. Обнимая его, Намджун ногтями впивается в спину, явно собираясь оставить красные полумесяцы. Очередной толчок заставляет омегу, изогнувшись в спине, откинуться на одеяла, начиная самостоятельно подмахивать бедрами, словно в бреду. Соприкосновения горячей кожи, приятное трение обнаженных тел, сладостное ощущение, словно в конце зимы лежишь обнаженным посреди поля подснежников, заставляют Намджуна дрожать. Всеми силами сдерживая себя от того, чтобы не причинить омеге боль, Юнги рычит: — Блять, Намджун, черт возь-, — превращая слова в протяжный стон. Его руки скользят по чужим бедрам, резко впиваясь пальцами в кожу, и эти ощущения настолько приятные, что заставляют внутреннего альфу сходить с ума. Он резко входит во всю длину, так, что омега вздрагивает всем телом, расцарапывая спину до красных полос. Юнги грубо сминает губы Намджуна, до крови прокусывая нижнюю, смакуя алеющую на языке жидкость, а после отстраняется. Какой же Намджун сейчас красивый. Юнги вновь начинает двигаться, делая несколько резких толчков. У Намджуна голову сносит напрочь. Он никогда еще не чувствовал, чтобы кто-нибудь его так касался, чтобы доставлял невероятное, выжигающее изнутри удовольствие, все эти ощущения настолько новы, необычны, что, приоткрыв рот, он позволяет стонам, скулению, томному дыханию срываться с губ, пока сквозь грудную клетку, как на плодотворной почве, прорастают цветы. — Хё-хё-, хё-ё-ён, — тянет он и закрывает глаза, прислушиваясь к ощущениям, и от того, как хорошо ему сейчас, хочется плакать. Намджун чувствует, как по щекам начинают течь слезы. Юнги прекращает двигаться. — Намджун? Намджун, ты в порядке? Почему ты плачешь? — он проводит по смуглой коже рукой, стирая прозрачные дорожки, после чего нежно берет лицо омеги в ладони. — Я делаю тебе больно? В ответ тот только просяще скулит, желая, чтобы Юнги вновь начал двигаться. — Нет, пожалуйста, продолжай, — растягивая слова произносит Намджун, от нетерпения готовый подмять под себя альфу, оседлав. Была бы энергия, он, не раздумывая, так бы и сделал, но Юнги целует, в этот раз гораздо мягче, зубами впивается в ключицу, вырывая у омеги самый громкий стон из тех, что когда-либо слетал с его губ, и сильнее толкается, так, что тот только и может, что беспрерывно, с каждым новым движением альфы, выдыхать: «А-ах…». Теряясь в ощущениях, Намджун сосредотачивается лишь на не ускользающей тени присутствия в комнате подснежников и удовольствии, целуя Юнги в щеку, носом зарываясь в чужую шею. У Юнги голову сносит напрочь. Окончательно потеряв контроль, он втрахивает омегу в матрас так, словно от этого зависит его жизнь, под хриплое невнятное бормотание, срывающееся с губ Намджуна. — Черт, хен, ах-х… — стонет тот, сжимая одеяло пальцами и смотрит по-блядски, наблюдает, как Юнги закидывает его ноги себе на плечи, а после, когда альфа задевает ту самую точку, выгибается в спине и, трепеща от удовольствия, вглядывается в глубокий темнеющий океан глаз напротив. — Я уже почти… — Блять, кончи для меня, малыш, — рычит в ответ альфа, кончиком носа ведя вниз по шее Намджуна, втягивая приятный аромат кожи. Юнги в последний раз целует выступающий силуэт ключицы, и омега кончает, дрожа всем телом, вновь выгибаясь дугой. Белесые капли блестят на животе, а подснежники опять берут верх над разумом, по венам проникая внутрь, полностью овладевая беззащитным перед их властью Намджуном. Но Юнги не останавливается, продолжая грубо толкаться в него с нарастающей скоростью, чувствуя, как набухает узел на члене, из-за чего двигаться становится все труднее. Через некоторое время альфа замирает, с громким стоном изливаясь в омегу. Какое-то время они молча лежат, пытаясь отдышаться и не заботясь о том беспорядке, который натворили. Ощущая тяжесть родного тела, Намджун вновь вдыхает нежный аромат альфы. Юнги делает то же самое. Они наслаждаются тем, что дарят друг другу в эти минуты. Теплом. Чувством безопасности. И безнадежно падать в пропасть — единственное, что остается Намджуну, когда от головокружительного запаха, пробуждающего каждую клеточку тела, болезненно усиливающего возбуждение, дышать становиться практически невозможно. Только лишь Юнги и всем, что с ним связано, заполнены мысли. — Намджун, малыш, ты в порядке? — спрашивает тот, чуть отстраняясь, чтобы лучше разглядеть лицо омеги, но Намджун рычит, всеми силами цепляясь за альфу, целует, касаясь кончика носа своим, лишь бы не уходил, остался рядом еще немного. Такой Намджун — милый, податливый, нуждающийся — нравится Юнги. Потребовалось еще минут десять, прежде чем узел успокоится. Медленно выйдя из омеги, на что тот издает еще один жалобный стон, Юнги целует кончик носа парня, чем вызывает забавное кривляние и хихиканье. — Спасибо, — бормочет Намджун, и цвет его кожи выглядит куда более здоровым, а температура приходит в норму. Юнги знает, что в нынешнем состоянии парень вряд ли в действительности может оценивать ситуацию, поэтому решает расспросить обо всем позже, когда течка закончится. — Было приятно. Намджун вновь издает смешок. — Ты же не оставишь меня одного, правда? Подснежники дарят мне покой.