Когда наказывают, не спрашивают.
Кате даже сначала кажется, что Макс слишком пьян, да и сама она тоже. Всё это как-то подозрительно и странно, когда в свои, ну почти тридцать пять, они играют в игрушки. Ебаный детский сад. Только игрушки какие-то не детсадовские. Это и пугает. Решетникова улыбается своей самой искренней улыбкой на свете, когда Макс, стоя голый по пояс у плиты поёт новую песню Лены. А потом сама подпевает, все также солнечно улыбаясь.На тебя смотрю, будто в пустоту, будто сквозь тебя, мы перешли черту
Макс такой теплый, он дома, он и есть дом. От него вкусно пахнет мужским, терпким, будто бы он дорогой крепкий алкоголь, даже коллекционный. Катя выдыхает, прикрывая глаза, и выдох получается каким-то полустоном с нотками внеземного космического кайфа. - Ты чего, Кать? - оборачивается Макс, а она как дура хлопает глазами. - Ты в адеквате? - Максимально, - встряхивая головой и ловя себя на мысли, что что-то не так, шепчет тихо девушка. - Нестерович, может бухнём? Давай, зайка? - Что с тобой, женщина? - недоуменно сводя брови, спрашивает он. И достает из бара бутылку красного полусладкого. Сосуд переливается от бликов светодиодных лампочек, Катя смотрит как-то уже пьяно и слишком завороженно, хотя до этого момента ни капли. - Серьёзно, что происходит? - Все нормально, просто... хочется чего-то такого...ну, типо расслабиться или в этом роде, - улыбается совсем непринужденно Решетникова и продолжает напевать:Где твои глаза, где теперь мой пульс?
Макс правда не понимает, что происходит с его женщиной. Точнее, он вообще ничего не понимает. Катя, которая до безумства любит пиво, просит вина? С какой это радости? Видимо, он не до конца изучил её. Макс наливает в бокалы вино, практически не отрываясь смотря в глаза Кате. Откуда-то на столе берётся клубника, блестящая и сочная. Прямо как Катя сейчас. И её тоже хочется съесть (клубнику, конечно). Решетникова болтает ножкой, сидя за столом, и смотрит-смотрит-смотрит на Нестеровича, чуть улыбаясь и поднимая подбородок вверх. Она держит между пальцев прозрачный бокал, кусает нижнюю губу и стреляет глазками. Макс смеётся, потому что это действительно смешно, как девушка, сидящая в вязаном растянутом свитере, с растрепанными по плечам волосами, в его же шерстяных носках гоняет по бокалу алкоголь и что-то хочет всеми этими жестами сказать, но не может. Хотя Нестерович замечает, что это очень красиво со стороны. Её губы. Максу кажется, что если его и смерть будет разделять всего-навсего пара секунд, то первое, что у него всплывёт - её глаза и губы. Четко очерченные, чувственные, суховатые, но мягкие и горячие, живые, пульсирующие, а самое главное - любимые. Она смотрит сквозь него, наливая себе уже третий бокал. Она сложный кроссворд, где каждая буковка слишком уж важна. Максу иногда удаётся разгадать, но не всегда. Иногда она провоцирует. Она просто из кожи лезет вон, чтобы оказаться наказанной, связанной его крепкими руками и быть оттраханной. И применяет при этом довольно разнообразные приемы. Чтобы оказаться заткнутой - кусается, говорит гадости. - Так и будешь продолжать на меня смотреть? - не сдерживается первой Катерина, отодвигая бокал, играющий бликами. - Ты нормальная? - Нет, а то ты не знаешь. - Ты что-то натворила, Коть? - усмехаясь, произносит Макс и отодвигает свой бокал. - Если что-то случилось, прямо скажи, что, с машиной что-то? Блять, Кать. Она озорно хихикает, облизывает губы и кладёт голову на стол. А потом одной рукой отодвигает всю посуду со стола в сторону Макса и подавно ложится на него. - Мне помнится, ты покупал веревки? - смотря на потолок, говорит девушка. - Такие хорошие, джутовые веревки, помнишь? Когда я ещё наврала на радио о том, что никогда не ходила в сексшопы. Или где я там наврала? Макс молчит, сглатывает и просто идет за ними. Приносит и швыряет их на рыжеволосую, она закрывает глаза и снова напевает:Ты что-то подсыпал в мою любовь
Нестерович берёт ее двумя руками за голову, тем самым зафиксировав ее, накрывает губы своими и глубоко целует. Катя просит ещё и ещё, одними только губами. Такое властное обращение со стороны её домашнего, простого Макса немного внезапно, неожиданно. Он целует, всё сильнее прижимая к кухонному столу, ещё влажнее и развязнее. Катя Нестерович, потому что сейчас никакая девичья фамилия не имеет смысла, чувствует себя как минимум сложным проводником электрического тока, который и в воздухе, и в ней, и в нем. Розетки должны были к чертям взорваться. Макс заводит её кисти за голову, прижимается к её груди ещё сильнее и прикусывает за шею, затем проводя мягко языком по месту урона. Вкусная рыжеволосая девушка взвизгивает от неожиданности и расплывается в довольной улыбке. - А я люблю вас, Максим Валерьевич, - тянет довольно Катя и возвращается к его губам. Квартира вокруг становится в эту секунду даже убежищем, где только они, и они очень сильно довольны сим фактом. Макс кивает на катины слова, потому что, чтобы она что-то почувствовала в ответ ему слов почти не нужно (хотя бы на данный момент). Катя ощущает их любовь вот-вот, как будто она в руках, как будто она кусается, вырывается, местами нестерпимо жжёт, но они оба её держат. Катя доверяет Максу, она знает, что он не отпустит. Макс все также, как и ровно десять лет назад, смотрит одобряюще, улыбается с любовью. Так же, как и десять лет назад, держит за запястье, когда она волнуется. Так же, как и десяток лет назад морщит лоб, когда у Кати болит колено. Так же, как и раньше, любит зарываться длинными пальцами в ее волосах. Так же, как и всегда любил, так и любит Катю. Решетниковой кажется, что они будут круче в тысячу раз всяких там Сидов и Ненси, Кортни и Куртов, Бонни и Клайдов. Что плевала она на какую-то Скарлетт О'Хару вместе с её Реттом, Высоцкого и Влади, Розу и её гребанного Джека вместе с их пречистой и ну идеальной любовью. Она так сильно любит своего Нестеровича, что все остальное становится ничтожным. Нестерович держит одной рукой её две и выцеловывает ее тонкую фарфоровую шею, исчерченную цвета грозового неба венками, выцеловывает упрямо торчащие ключицы, острый подбородок и, наконец, горячие аппетитные губы. У Макса в голове все взрывается, какая же она. Она стойко состоит из противоречий, загадок, вообще непонятных обыкновенному человеку тайн, сносит башню за секунду, но что он может кого-то любить сильнее, чем её, Макс просто не представляет. Катя глубоко дышит, а между тем часто, потому что Макс постоянно касается губами чувствительных точек.Дыханье глубоко, сердце бьётся в такт. Это не вино, это твой азарт
Катя уже совсем не сдерживаясь постанывает, щебечет едва ли слышно о том, как же хорошо. И продолжает прямо смотреть в глаза Максу. Она, если честно, ждет этого момента, когда он уже возьмет эти гребанные веревки и выпорет её хорошенько. Макс это будто читает по глазам, отстраняется, и Катя чувствует как без него сразу холодно. Она подрагивает, сама стягивает с себя чертов тепленький свитер (ебаная мазохистка), и кидает его небрежно в сторону. Она улыбается Максу блядской улыбкой, такой блядской, что все черти внутри ахают и охают от неожиданности, Максу, который застыл в нерешительности, а потом словно думая, какого хрена он еще и не выпорол эту маленькую дрянь (ох, как же звучит!). Она продолжает пьяно улыбаться, двигая плечами и снова напевая ту же песню:На тебя смотрю будто в пустоту. Будто сквозь тебя, мы перешли черту.
Макс, не говоря не слова, хватает Катю за запястья и вяжет веревкой крепкий узел. Она все улыбается и улыбается. Пора бы тебя поучить дисциплине, деточка. Он продолжает целовать, только уже не так, как раньше, с толикой нежности. Нет. Он кусает за губы больно, Катя, кажется, даже чувствует железистый привкус на губах.Но одновременно и приятно. Прямо как Катерина, состоящая из чистой воды противоречий. Он берёт её за шею одной рукой, чуть сжимая подрагивающую кожу. Катя еле дышит, да и вообще непонятно дышит ли она или только судорожно стонет. Её потряхивает, она чувствует как веревки сильно сжимают тонкие запястья, как оставляют бордовые борозды, но как же ей кайфово от этого - не передать. Чувства взлетают только выше пробкой игристого, взрывается что-то наверняка, неоновыми вывесками перед глазами мир кричит о простом, из шести букв. Он всё кричит, кричит, кричит, Кате кажется, что сойдет с ума. Она цепляется отчаянно за хотя бы что-нибудь, но не может никак ухватиться. Макс по-доброму улыбается, наблюдая за своим непослушным кошмаром с именем на букву "К". Она близко, до мурашек близко, под ним, но её хочется еще ближе, больше, сильнее, до острого ощущения в голове, до острых иголкок у сердца. Катя, словно молит глазами о пощаде, помиловании своими огромными голубыми, но на Нестеровича эти штучки уже почти не действуют. Практически. Максим чувствует себя даже Гестапо, ему совсем её не жаль, он понимает, что вот-вот и крыша тихонечко съедет набекрень от страсти, горящей ярким красным пламенем в уголках души. Катя - средство для розжига. Он реально невыносимо близко, невыносимо, будто иголки, раскаленные докрасна, заталкивают под ногти и ещё шипят змием из райских садов: "больно? больно?.." Решетниковой уже хочется орать: "да! да! да!". С плачем беспомощного ребёнка, с воплем дикого индейца, с рыком животного из тёмной чащи. Отчаянно и безнадежно. Нестерович хватает её за волосы, она звонко вскрикивает, взглядом говоря о том, что мало. Она одним только своим взглядом бьёт битой по печени, вонзает клинок между лопаток, проворачивая его на добрые триста шестьдесят. Боль приятная, терпкая, такая же как вино, уже подействовавшее на организм. Катя чувствует горячие ладони у бедра, которые цепко хватают кожу и сжимают скользя, и ей кажется, что её качели делают солнышко. Макс надавливает на вельветовую плоть, заставляя извиваться премыкающимся, загоняет в тиски, давит просто своим телом. Бог, не моргая, наблюдает за этими двумя. Дыхание охуительно частит, не успевает за ритмом, дергает итак напряжённые нервы. Жилплощадь трещит по швам, невыносимое марево будто заполняет пространство, не даёт дышать необходимым кислородом. Катя под Максом, как будто натрий швыряют в воду. Обусловлено лишь чистой воды химией. А потом Решетникова чувствует легкое головокружение и такое же лёгкое "бам" под черепом. Макс стягивает, нет, рвёт бельё прямо на ней, покрывая узкими губами нижнюю часть живота. Катя чувствует себя в лепешку обдолбанной, как будто выкурила добрую долю плана. Девушка пытается схватить зубами хотя бы нижнюю губу, но не выходит. Ни черта не выходит. А Макс очень хорошо входит. Как штепсель в розетку, как состыковка спутника с кораблем "Союз", как идеальные детали сложного механизма. Зависимость. Катя любит свободу, не любит ограничение в любых вещах, и любит Макса. Но чувствует себя зависимой, хотя социальная реклама говорит о другом (там о наркотиках, но не важно), где цепкая рука отводит тебя от ещё одного заветного косячка. Катина цепкая рука - Макс, хватает и прыгает вместе с ней в адский котел. Катя чувствует себя законченной наркоманкой, когда носом вжимается в мягкую кожи шеи и тянется запахом своего, родного. Максим будто травит сворой охотничьих эту лисицу. Он дергает за оголенные провода, входит с характерным звуком, затыкает ей ладонью рот и поднимает глаза на лицо девушки, пытаясь поймать её выражение лица. Оно, твою мать, спокойное. Даже так: "ты там продолжай-продолжай, я пока вот так полежу". Нестерович вбивает ее в несчастную столешницу, пока у той выступают слёзы на глазах. Она хочет даже кричать "хватит!", но тупо не в состоянии, поэтому закрывает глаза и прокусывает губу во второй раз. Теперь Макс нестерпимо близко, внутри, выбивает дурь из дурной головушки и вбивает свою любовь. Он ебёт её голодным волком, жаждущим мяса. Животно, инстиктивно, даже рыча, с чувством голода. Катя же не ощущает своего тела, только кончики пальцев и низ живота. Он с размаха бьёт её по заднице и переворачивает на живот, не переставая давить пальцами на талию. Выдох, вдох и продолжение мясорубки. Теперь лицо рыжей не так спокойно. Оно пылает алым, на щеках лопнула пара капилляров, превратившись в маленькие красные пятнышки. Катя закрывает глаза, сглатывает и стонет ужасно громко, стены будто взрываются от таких криков. Руки больно тянут, кажется уже синеют от нехватки кровообращения, а Макс все также продолжает долбить сзади словно он металлический. Решетникова визжит как сучка, чувствуя, как кончает. Она кричит его имя, дрожащими ногами пытаясь найти хотя бы опоры, перед глазами её белая пелена. Через несколько рваных толчков Макс ложится на стол рядом с ней. - Развяжи руки, - не своим голосом выдавливает девушка. - И принеси сигарет, блять.