***
Достаточно одной искры, чтобы сжечь лес дотла. Дауд знает это, следя за тем, как дом, который он построил, горит, точно спичка. Его первая помощница предаёт его, а верные китобои начинают сомневаться в нём, выискивая все его огрехи и промахи, вспоминая все невольные выкрики и ругательства сквозь зубы. Ему пора на покой, он потерял хватку, он стал слишком стар, и его руки всё чаще заходятся в треморе — он больше ничего не сможет держать в них. Вся его жизнь вылизывается пламенем, будто языком ластящегося щенка. Когда Чужой приходит к нему во сне, он пахнет горящими углями — и от них летят искры.***
Она чувствует кого-то за своим стулом. Эмили поворачивается и поднимает на него глаза. Чужой стоит, склонив голову чуть вбок, и смотрит на рисунок; его взгляд, как всегда, пуст. Эмили безмолвно предлагает, качнув чёрным карандашом между пальцев: «Хочешь со мной?» Он ничего не отвечает, лишь в следующий миг его ледяная неживая ладонь накрывает её руку. Начинает направлять, вести, точно в медленном танце, вырисовывать линию за линией. Когда Чужой заканчивает и его подбородок ложится на её плечо, Эмили чувствует запах старого пергамента (через несколько лет к этому запаху примешаются запахи расплавленного сургуча и чернил). На рисунке, под её рукой, рядом с ней и Корво появляется человек с чёрными, как глубины океана, глазами.***
Вера просыпается на белоснежных простынях, и утренние лучи солнца целуют ей веки. Она вытягивается, словно кошка, поворачивается на бок, и открывает глаза. И юноша с глазами чёрными, точно бездна, улыбается ей. Когда он притягивает её к себе, чтобы запечатлеть на алых губах поцелуй, её носа касается запах свежего постельного белья. Она накрывает и себя и его общим одеялом, призывая поспать ещё немного. Старая Ветошь не видит, как её костлявые морщинистые руки сжимают съеденное молью покрывало, а поблизости ползают крысы и тараканы. Глаза и разум предали её так давно.***
Когда Чужой является на мольбы к Далиле в последний раз, он пахнет увядшими розами и парит в центре комнаты, словно воспоминание давно минувших дней — поблёкшее и некрасивое, мешающее и портящее весь вид помещения. Увядшие цветы не должны стоять в вазе. Такие цветы нужно выбрасывать. У Далилы есть лучшая замена для них, есть новая роза с окровавленными шипами и сломанным жизнью стеблем, и вскоре она соберёт вокруг неё целый букет, а после поставит в центре комнаты. Отныне она не молится ему. Отныне молятся ей.