стеклянный самообман

Медленный шум листьев просачивался сквозь мысли. Гудение автострады вдалеке действовало успокаивающе. Ларин затушил очередную сигарету и подумал о том, как рад съемной квартире в спальном районе. Никаких тебе лишних глаз, никаких подозрительных личностей и гулких пьянок ночами. Только маленькие уютные дворы, удобные лавочки, скрытые изобилием шиповника, в которых можно потеряться. Все чаще он этого хотел. Потеряться среди незнакомых людей, деревьев, машин. Чего угодно, лишь бы не думать об одном человеке, с которым связывало многое и одновременно ничего. Дима не мог больше выносить этих мыслей. Спрятав лицо в руки, он сидел на скамейке в паре дворов от своего дома. — Боже, ну и тошниловка, - говорит сам себе об аромате, исходящем от его ладоней, которыми пару минут назад он держал сигарету. – зачем я вообще этим занимаюсь? Действительно. Прошло чуть больше месяца, когда давно забытая привычка вновь обрела место в его жизни. Он же клялся себе, что это в прошлом. Клялся, что это ему не нужно. — Отвратительно. Ларин поднялся с излюбленного места и направился в сторону дома. Надо снять очередной ролик, свой канал он не обновлял около трех недель. Просто потерялся во времени и пространстве, числах на календаре, днях без присутствия кого - то очень важного. Ему все равно на свою жизнь и тем более на жизнь тех людей, которые не стоили для него ровно ничего. Какой – нибудь видеочат вполне сойдет. Подписчики негодуют, требуют хлеба и зрелищ. Ему не было дела до желаний других, но нужно же было чем – то подпитывать собранную аудиторию. Несколько привычных пролетов, безликие стены подъезда. Дверь не закрыта на замок, хотя Дима абсолютно тщательно запирает все перед тем как уйти. Шумный выдох. — Какого черта, не может быть. Еле уняв внезапную дрожь в пальцах, Ларин толкает входную дверь и вдыхает аромат знакомого парфюма, предполагая миллион вариантов дальнейших событий. Опять он здесь, опять на нерасправленном диване, опять то ли в хлам, то ли еще хуже. Дима подходит к неподвижному телу, внимательно всматриваясь в знакомые черты лица. Руки накрест лежат на медленно поднимающейся груди, под татуировкой 1703 пульсирует венка. Ларин пялится на шею Мирона, представляя, как татуировщик, загоняя под его нежную кожу чернила, постепенно выводил год основания северной столицы. Захлестывающей волной неоправданной ревности, чуть подрагивающей рукой обводит эти цифры. Федоров распахивает свои огромные стеклянные глаза. — Что ты делаешь, полудурок? – еле поворачивая языком произносит Мирон. Ларин в смятении отдергивает руку, не успевая обвести семерку до конца. В голове нелепо вразнобой прыгают мысли, как дети по клеточкам на асфальте. — Это у меня к вопрос, что ТЫ здесь В ПРИНЦИПЕ делаешь? Получилось более - менее уверенно. Хотя по ощущениям ему хотелось спрятаться в свой недоступный кокон и больше никогда не видеть людей, тем более таких. Мирон отвернулся к спинке дивана, принципиально игнорируя его. — Может ты мне объяснишь, - не унимался Ларин, - как именно это расценивать? Чувствуя, что ответа он не дождется, подавляя вспыхивающюю изнутри злость, Ларин тоже молчал. Внезапно Мирон повернулся на спину, широко распахнув глаза, начал прерывисто и хрипло дышать. Ларина передергивает. Куча флешбеков и ненужных мыслей выталкивает череда привычных действий. — Сука, оставь меня, убери свои блядские руки, - хрипит Федоров, при этом судорожно хватаясь за его плечо. Затащив в ванную Федорова, прилично до этого сопротивляющегося, Ларин сам едва сдерживает поток непрерывной брани. Дима, натянув привычную холодную маску на лицо, поливает Мирона такой же температуры душем. — То есть ты считаешь нормальным нажравших очередных таблеток, не появляясь тут черт знает сколько, вернуться обратно как ни в чем не бывало? – Дима злой, очень злой. — По крайней мере, – думает он, – теперь я испытываю хоть какие – то эмоции. Федоров притих, замерев под струями ледяной воды, ему уже заметно лучше. — Черт с тобой, дальше сам. – шипит сквозь зубы Дима, швыряя на него чистое полотенце болотного цвета. Хлопнув дверью ванной, Ларин направился на кухню. Его трясло, как – будто это он только что десять минут провел под холодным душем. Он хотел достать две кружки, и как в былые времена заварить зеленый чай, но потом вспомнил, что одну из двух имеющихся в этой квартире, он в порыве отчаяния от отсутствия вышеназванного разбил об стену гостиной. — Твою мать, меня явно любит вселенная. Вспомнив, откуда он знает эти строки, у него вырывается истерический смешок. Опустившись на табурет, Ларин в привычном жесте прячет лицо в ладони. Испытывая тошноту и облегчение от беспардонного возвращения Мирона, от осознания, что ближайшие пару недель он будет выть от бессилия исправить хоть тысячную долю этого человека, но никак не от одиночества.