Тишина

Сколько Джек себя помнил, тишина в его мире существовала только до рождения остальных чачаонгов: в те времена, пока он бродил в одиночестве, пытаясь осознать себя, и даже когда появились люди и их шумные и беспорядочные на первый взгляд города. После — где бы Джек ни оказался — тишины уже никогда не было. Чужие голоса преследовали его. Всегда. Везде. Желания, надежды, просьбы. Слова чачаонгов, обращенные к своему Королю. Их мысли, не дававшие ему покоя. Обычно они не понимали, что кто-то еще разделяет их тайны. Впрочем, это ничего не меняло. Джек терпеливо слушал и крики, и шепот, потому что перестать слушать голоса этих детей, их мечты и тревоги означало перестать быть Королем. Если бы это случилось до прихода Второго поколения, последствия были бы куда хуже тех, что принес за собой отказ его преемника (в конечном счете тоже ничего не менявший). Самые первые, подобно Джеку в начале времен, плохо осознавали себя. Самые первые были обречены на смерть, не важно, по какой именно причине: слишком сильные или слишком слабые, они нарушали равновесие. Первые дети Джека оказались ошибками и навсегда исчезли из этого мира, оставшись только в памяти своего Короля. Джек помнил все, что было, помнил всех, кто каким-либо образом касался его жизни, а значит, каждого чачаонга, потому что любой из них рано или поздно произносил его имя или просто «Создатель» или вообще не использовал никакого обращения, но все равно мысли любого из них однажды устремлялись к нему. Джек слушал их желания — не выполнял. Все жизни были равны, просто кому-то выпадало остаться, а кто-то должен был уйти. Капли крови на щеке, попавшие туда во время вынужденного убийства слишком сильных чачаонгов, или нескончаемые голоса оставшихся, звучащие в его голове, умоляющие, надеющиеся, проклинающие, — разницы между его детьми (и отношением к ним) не было никакой. Джек создал их всех, Джек знал и любил их всех и потому молчал, не отвечая никому. В основе мира людей лежало взаимодействие, в основе мира чачаонгов лежало равновесие. А это было не одно и то же, даже если суть в принципе оставалась неизменной. Постепенно воспоминаний становилось все больше, они росли, как снежный ком, и, если бы Джек был человеком, эта лавина давным-давно бы погребла его под собой и свела с ума. Он уже не бродил среди людей, наблюдая за ними, запоминая, впитывая знания, проживая сотни и тысячи чужих жизней. Но и среди чачаонгов, не способных долго выносить его присутствие, ему не было места. Хотя первые дети нередко находили Джека, как правило, это происходило случайно, и эти случайные встречи обычно не приносили им счастья. Впрочем, были и такие, кто по собственной воле искал Короля. Одна из них, особенно настойчивая, впоследствии стала известна как Хал Ми. Остальных Масок Джек выбрал сам, слушая чужие тайны-откровения. Несказанные слова складывались в его голове в цепочку следов, так он мог предположить, куда приведет каждая дорога. Все они, избранные им, мыслями и действиями, желаниями и надеждами отличались от других чачаонгов, а больше всего — будущий Второй король. Когда они встретились в первый раз, Джеку на миг показалось, что время удивительным образом соединило вместе прошлое и настоящее, столкнув лицом к лицу его-юного и его-нынешнего. Любознательность, внимание, поиск нового, повадки наблюдателя — все было почти один в один. Джек знал, что однажды чужая беззаботность на грани легкомыслия обязательно перерастет в понимание и принятие. В этом столкновении, мимолетной встрече не было и не могло быть ничего случайного. Следовало сделать правильный выбор, не ошибиться, сохранить равновесие. Следовало действовать решительно и без промедления, при этом выверяя каждый шаг, рассматривая разные вероятности, предугадывая последствия. В молодом чачаонге, который привлек его внимание, Джек видел будущее, все возможные варианты: от отчаяния и катастрофы до ответственности и возрождения. Только этот путь, пусть и подвергавший равновесие опасности, в конечном итоге мог вывести чачаонгов на новый уровень, дать жизнь Второму поколению. Король давно не испытывал никаких сомнений, действуя и принимая решения. И тем не менее, хотя он сделал выбор еще в их первую встречу, печать на шее его преемника проступила, только когда времени уже катастрофически не хватало. Тогда же был отмечен второй кандидат. Но, что бы Джек ни говорил и ни думал, в действительности Би Гак не являлся заменой. Будучи полной противоположностью Второго короля, он олицетворял собой равновесие и границу. За пределами этой границы будущего для чачаонгов не существовало. Всегда был лишь один-единственный возможный вариант, и Джек это знал. Именно поэтому он, никогда не выполнявший чужие желания, один раз все-таки сделал исключение. Не ради того, кто просил, и даже не ради того, за кого просили, а просто потому, что наследование было неизбежно, а в основе поступков Короля должна была лежать ответственность за мир и последствия. Пока каждый находится на своем месте, ни одного нельзя заменить другим. Это правило было легко обойти за рамками долга и обязательств, и, возможно, Джа Юн был совсем не рад снова открыть глаза, особенно, когда осознал, что произошло. Но Джек, понимая, на что обрекает этого ребенка, слыша его отчаянное желание забыть и забыться, понимал также и то, что выбора никогда не существовало. Он предпочитал не думать, что было бы, не окажись тот следующим Королем. Джек всегда слушал чужие желания, пусть желающие нередко и не догадывались об этом. Слова мало что значили в его мире, именно поэтому он обычно молчал. В молчании Джек почти находил отголоски той давней тишины, в которой началась его жизнь. Чувства тоже ничего не значили. Даже память была важна лишь постольку, поскольку определяла правильность действий и возможность предугадывать будущее. Чау Юнг мог никогда не появиться на свет, или они могли просто никогда не встретиться вживую — Джек в любом случае не остался бы в полном одиночестве, потому что голоса его детей с легкостью разгоняли первозданную тишину, создавая странное ощущение погруженности в чужую жизнь и одновременно отстраненности, непричастности. Но… Первый Король чачаонгов был рад, что все оказалось по-другому, и рядом всегда находился Чау Юнг. Вот только его голоса: желаний, надежд, страхов — Джек ни разу не слышал. Их редкие, чаще односторонние разговоры он не принимал в расчет. Единственное, о чем Джек жалел в своей долгой жизни, что желание, выполненное им вопреки всем его правилам и законам, во имя сохранения равновесия, не было желанием Чау Юнга. Когда Второй король открыл глаза, до конца оставалось совсем немного, и Джек мог только ждать, его действия уже ничего не изменили бы. Пришло время Второго поколения.

***

Даже отвернувшись, он чувствовал спиной потерянный взгляд Чау Юнга. Бесчисленные голоса (за исключением одного несуществующего) звучали глуше, чем обычно. Джек говорил и говорил, больше не вслушиваясь в чужие мысли, и последние мгновения его жизни утекали, как песок сквозь пальцы. Он знал, что духи будут плакать по своему Королю, и чачаонги почувствуют вдруг оглушающую пустоту и боль от внезапной потери, и Чау Юнг не станет исключением, и торопился сказать все, что хотел, впервые боясь не успеть. — Было весело. Джек устало улыбнулся. Голоса смолкли. Навсегда.