Шпиль

      "Как думаешь, — начал разговор хозяин дома, глядя в небо, застланное жидкими угольно-чёрными тучами, —есть ли там, за этой мрачной пеленой развитые существа со своими развитыми цивилизациями? Говорят, космос невероятно огромен, не может же быть так, чтобы мы были в нём одни вот такие. Не заслужили всего этого великолепия. Даже одной планеты не заслужили. А их миллионы где-то там, за облаками. Вдруг однажды с одной из них отправится корабль, долетит до Земли и вывезет с этой выжженной пустыни вымирающий род людской? Только бы они строили космические ракеты вместо ядерных... Иначе у них нет шанса долететь хотя бы до куда".       Путник задумчиво покачал головой. Он был благодарен этому седеющему мужчине за такой редкий в этих краях приют, но развлекать беседой за гостеприимство странник не собирался. И чёрно-красное закатное небо мало его интересовало. Всё внимание молодого человека сосредоточилось на высокой тонкой конструкции, благодаря своей сумасшедшей высоте видимой даже за несколько десятков километров. Это было не простое задание "сбегай-принеси", коих за его плечами было уже предостаточно, и осложнялось оно тем, что было неизвестно, к чему готовиться и что именно он может найти. Но зато сбиться с пути не представлялось возможным. Цель молодого искателя, блестящий скребущий небо шпиль, была видна отовсюду в этом одноэтажном мире чудом уцелевших людей.       Никто уже не помнит, как именно всё произошло, да это и не столь важно: причина спустить собак на соседа в человеческом обществе может быть любой, даже выдуманной. Главное то, что теперь планета вся была избита атомными бомбами, и горстка выживших крутилась вокруг Солнца, оседлав измученный земной шарик в жалкой попытке выжить.       "Вот и я не знаю, — ответил старик на молчание. — Да и когда до них дойдёт, что мы натворили, они добьют всех оставшихся, как паразитов, и будут правы. Ладно, нам пора спускаться, скоро стемнеет". Седовласый мужчина бойко вскочил с кресла и, закрыв окно, устремился куда-то в тёмную глубь скромной лачуги. Странник вышел из размышлений о своей загадочной цели и на слух пошёл за хозяином дома, попутно улавливая пыльными сапогами всё новые и новые препятствия. Совсем нетипично для себя парень споткнулся, кажется, о каждую щепку в полу дома. Как опрометчиво для человека с его опытом! Просто он знал, что здесь ничто не угрожает жизни из-за неаккуратного шага, поэтому в кои-то веки можно расслабиться, не заботясь о тишине и аккуратности передвижения. Скиталец и так слишком долго шёл сюда по пустошам, выверяя каждый свой шаг. Дикие звери, дикие люди — все готовы наброситься на что угодно съедобное. Он и сам был выходец из диких, поэтому прекрасно понимал, что подобная жизнь заставляет не быть разборчивым при выборе пищи, ибо выбор этот весьма скуден.       — Ну, заскакивай! Тут ступеньки, так что будь хоть чуть поаккуратнее или зубов не досчитаешься, танцор, — старик усмехнулся и, закрыв за собой дверь в подвал, стал шустро спускаться по знакомым ступеням, пока гость осторожно прощупывал ногами путь вниз. Навыки и опыт ему мало помогали: перед незнакомыми тёмными подвалами равны все. — Падай на что-нибудь мягкое, у меня там где-то постелено должно быть. Как звать то тебя, путник?       — Борис.       — А меня Олегом звать, Вольновым, — старик плюхнулся на привычное себе место на полу. — Я уже и забывать стал... Людей никого, только звери пробегают, а они тебя по имени звать не будут. А фамилия то у тебя есть, Борис? Эх, жизнь... Все без роду и племени сейчас ходят по миру, без фамилий, без отчеств, никто память о предках своих хранить и не думает. Оно и не мудрено: не до фамилий, когда на каждом шагу съесть могут. Да только вот прошлое забывать — себе дороже: если не помнить предыдущих поколений опыт, то и изменить, получается, ничего нельзя.       Странник уже давно не слушал: неделя скитаний по пустошам сильно измотала его, и теперь крепкий сон усталого искателя мало что было в силах нарушить. Олег немного поговорил со спящим собеседником, и, когда стало ещё темнее, а из дверных щелей начал заплывать ледяной воздух, старик тоже решил наконец вздремнуть.       Ночь смертельна для тех, кому не повезло найти себе укрытие. Взрывы изрядно повредили атмосферу планеты, поэтому в светлое время суток солнце нещадно сжигало скудно защищённую Землю, а ночью планета в мгновение ока отдавала всё накопленное днём тепло. И если растения и некоторые животные успели уже приспособиться к таким резким перепадам температур, то человеку приходилось побеждать экстремальные условия, надеясь только на силу и изворотливость. Так, Борису прошлой ночью пришлось драться насмерть с дикой кошкой за право дождаться рассвета в её норе. Следы от когтей от уха до подбородка на его смуглом небритом лице до сих пор напоминали об этом.

***

      Искатель проснулся прямо на рассвете, как просыпался каждый день последние несколько лет — дело привычки. Из щелей уже не тянуло холодом, и можно было подниматься на поверхность. Выбравшись из подвала, Борис поспешил впустить свет в дом и открыл окно. Ледяная плёнка ещё ослепительно блестела на земле и редких растениях, которые начали выходить из своих ночных панцирей в надежде получить хоть один глоток рассветного тепла.       "Пора идти", — Борис ухватил свой окаменевший от мороза рюкзак, который он забыл прихватить с собой на ночь в тепло. Из подвала послышались шаги:       — Постой, юноша! — статный силуэт начал подниматься из ночного убежища. При ярком свете Олег казался намного моложе и крепче, и по телу нельзя было сказать, что лицо его уже испещрено морщинами, а волосы почти сплошь белые. — А скажи мне, куда ты идёшь?       Борис молча показал пальцем в окно, где всё так же сияла в лучах солнца неведомая конструкция, неведомо пережившая без единой царапины войну, которую с трудом пережила целая планета.       — Замечательно, идёшь в сторону оазиса, я, пожалуй, с тобой пойду. И не смотри ты так, я тоже в своё время исходил дорог уйму. И со зверями драться научен, так что рука-нога набита.       Искатель одобрительно кивнул головой. В дороге никогда не помешает пара толковых рук, если они не собираются воткнуть нож тебе в спину. А старик производил впечатление доброжелательного и достойного доверия человека.       — Выходим, — Борис перекинул через плечо слегка оттаявший уже рюкзак и быстрым шагом пустошоходца устремился к двери.

***

      Мокрая утренняя земля настойчиво прилипала к ботинкам, которые упорно не хотели завязнуть в ней, а солнце всё бежало, занятое и неумолимое, куда-то по небосводу: в своих делах ему и некогда было размышлять о тех, кто внизу. До шпиля оставалось 2 дня ходьбы.       — Так и куда же ты всё-таки идёшь? — заискивающе спросил старик в попытке завязать разговор.       Искатель молча взмахнул рукой в сторону своей цели.       — Хм, впервые вижу кого-то за столько лет, кто вообще задумывается туда идти, уж больно странно оно выглядит, чтоб хоть кто-нибудь рискнул туда сунуться. Да и незачем как-то... Вон, брешут всякие мечтатели, будто там сокровищница, воды запасов на два столетия, и вообще боги сидят на вершине, да только всё это пустые разговоры, а болтовне этой верить... Ладно, а тебе вот зачем туда идти, что ты планируешь найти в этой башне?"       Борис пожал плечами и ускорил шаг.       — Не знаешь? Не зная, что ищешь, можно смерть найти запросто, а ты так спешишь туда... За смертью спешишь, путник, очень возможно.       Странник безразлично проигнорировал замечание. Каждое задание для него было в радость, и исход был Борису совершенно не важен. Ему, выросшему под открытым небом, было тягостно под бетонными потолками подземного бункера. Тягостней жизни в четырёх стенах было только высокомерное отношение учёных к ему подобным. С дикарями ставил себя на равных разве что отряд по их отлову и обучению, который коллеги шутливо называли "командой дрессировщиков". Вскоре и у Бориса выработалось брезгливое отношение к лабораторным умникам. А выросло оно из непонимания. Как эти люди умудряются ставить себя выше тех, от кого они так зависят? Эти люди, которые без дикарей с их навыками выживания в жестоких условиях на поверхности не имели бы и процента материалов для своих исследований? Впрочем, он тоже зависел от коренного населения бункера, которое дало ему безопасный ночлег, еду, воду и блестящее по меркам пустошей образование. Да если бы Бориса не забрали из его племени, он мог бы и не дожить до совершеннолетия: редкий дикарь успевает разменять хотя бы два десятка лет. Поэтому искатель терпел на себе снисходительные взгляды каждый раз, когда получал задание, и каждый раз возвращался, чтобы вытерпеть их снова.       В бункер его привезли ещё подростком. И он почему-то совершенно не помнит свой путь из деревни в "комнату содержания жителей поверхности", попросту говоря, маленькую клетку, где даже в полный рост не удавалось встать. Да и свою добункерную жизнь Борис припоминал смутно. Жизнь его не была до краёв наполнена радостными или сколь либо интересными событиями, и заботой мальчик не был сильно окружён. Оно и не мудрено, когда вся родня большую часть времени была на охоте и в поисках воды. Ну, по крайней мере, родители его любили, это Борис знал точно после того, как в голодные дни они даже не пытались ни разу его съесть. И вообще родня всячески оберегала его, поэтому он и дожил до того возраста, когда мог не только держать копьё, но и использовать его по назначению. С этого момента и началось, пожалуй, лучшее время в его жизни. Из будущего искателя рос умелый охотник. В свои неполные 12 лет он был уже способен потягаться со взрослыми в выслеживании и убийстве своих жертв. Это и определило его судьбу. Борис хорошо охотился, поэтому он хорошо питался и рос красивым и крепким. Поэтому он хорошо смотрелся на фоне своих тощих сверстников. Поэтому он приглянулся учёным и именно его забрали из племени. И благодаря своей талантливости именно его послали на это задание. Борис был лучшим из лучших и сам прекрасно это понимал. Но не зазнавался и делал это намеренно, всякий раз в моменты особой гордости ставя себя на место. В пустошах лучший от зазнавшегося отличается тем, что лучший остаётся жив после похода.       А что же его племя? Этого искатель не мог знать. Когда у него появилась возможность выбираться на поверхность, Борис, конечно же, первое время бродил по бескрайним просторам пустошей в поисках родни, но не нашёл ни следа их пребывания в округе. Он даже не знал, насколько далеко бункер был от его прежнего места обитания и в какой от него стороне. Впрочем, всё это скоро стало неважно. Искатель всё меньше и меньше горел желанием выходить на поиски, пока вовсе не стал абсолютно безразличен до этого безнадёжного занятия. Оторванный от семьи, он смирился и, казалось, приспособился к новой жизни телом и душой. Лишь маленький закоулок этой самой души иногда тосковал по скромной добункерной поре, принося её к Борису во сны. Ему то и дело снились охота и посиделки у костра, сухие, морщинистые лица редких стариков, поросшие седыми бородами и глубокими шрамами, и красивые фигуры племенных охотниц, которые в то время вызывали робкое восхищение юноши, а теперь и страстное вожделение мужчины. Никогда Борису не снился свет холодных ламп бункера и его серые стены, никогда не снились учёные выскочки в белых халатах, и даже красивые молодые лаборантки, хотя и были Борису симпатичны, не приходили к нему во снах. Всё это не могло стать и не сможет стать для него родным. Годы шли, а осколок его выдернутой с родных земель души всё так же рвался с чужбины. И день за днём странник отмахивался от этого рвения. Умом он уже был даже доволен, что не нашёл своего племени, привычка к жизни искателя отчаянно защищалась от подсознательных желаний изменить ей, и на сторону привычки в итоге встал Борис, в принципе, без особых раздумий и сопротивления. И хотя битву с самим собой он выигрывал, этот бой, несомненно, имел последствия, одному Борису известные.       — Да, не особо-то поговоришь с тобой, — с грустной усмешкой сказал старик после длительного молчания, всё так же бодро следуя за искателем. На горизонте мелькали верхушки двух небольших башен, за холмом, видимо, было какое-то поселение. — Впрочем, как и с любым другим таким же, из путников-одиночек. Ваши молчаливые странствия наедине со своими мыслями вряд ли кого-то могут сделать привычно разговорчивым. Вот и ты, видимо, не привык.       — Не привык, — повторил за Олегом искатель машинально.       Привыкать к общению ему действительно не было возможностей в последнее время. Начальство Бориса решило, кстати сказать, вполне правильно, что лучше ему работать в одиночку, дабы не гасить его навыки и таланты командной игрой, к которой Борис был совершенно не предрасположен (так заключили его инструкторы по окончанию обучения при написании характеристики). Да и будь он пригодным для команды, некого было поставить Борису в пару, чтобы не сделать тому обузой. Поэтому во всех своих многочисленных вылазках искатель не имел под рукой собеседников. И по возвращению в бункер он их тоже не обнаруживал. С дикарями из тех, которые оказались недостаточно способны умственно и физически быть искателями и работали охраной и прислугой, поговорить было совершенно не о чем (да и та смесь страха и недоверчивой неприязни, какую эти завистники испытывали к более талантливым собратьям, не способствовала сближению), коллеги-искатели были достаточно редко в бункере, и все сплошь так же молчаливы, как и сам Борис, а лабораторная братия, с которой ему доводилось видеться, прогуливаясь по бункеру, ни за что не готова была признать Бориса ровней себе по разуму: любое доказательство наличия человеческого интеллекта у дикаря они всегда были готовы снисходительно понизить в значимости до попытки животного быть похожим на людей или, того хуже, до нелепого плода фантазии, будто их бездумные инструменты на самом деле способны мыслить. И спорить, что дикарь может быть не глуп, не представлялось достойным разумного существа делом, поэтому Борис даже не пытался. Искатель видел всю бесполезность затеи в снисходительно-лукавых и презрительных взглядах, а большего ему и не требовалось для понимания. Лишь во времена своего обучения будущий искатель был окружён людьми, которые были умны и расположены к общению с ним, своими учителями из той самой команды по отлову и обучению дикарей. Эти люди были в похожем с Борисом положении, стояли с ним на одной линии: получали презрение от учёного коллектива и недоверие от своих подопечных. Проникая в дикий мир и становясь его частью, команда по отлову и обучению становилась чужой для жителей лабораторий, но и для жителей пустошей при этом своей не становилась. Такова жертва службе между двумя мирами. И от этого они только сильней любили таких же изгоев: особо талантливых и одарённых своих учеников. Он бы многое был готов отдать, чтобы ещё раз посидеть за партой или побродить по полигону в разговорах с учителями. Но закончивших обучение дикарей не пускали в школьный сектор под страхом тюремного заключения, изгнания или даже усыпления.       — Гляди-ка, по нашу душу помощники стоят, — Олег вытянул руку в направлении трёх человеческих фигур в сотне метров от путников, которые оказались в поле зрения, когда искатель и старик поднялись на холм. Люди эти стояли прямо на пути к поселению, как ворота. Они были вооружены и о чём-то переговаривались.       Борис остановился и стал судорожно осматривать окрестности на предмет укрытий на случай перестрелки. Как назло, вокруг на километр была лишь ровная земля и низкая трава.       — Идём, идём, тут думать нечего, — Олег слегка потянул Бориса за плечо.       Искатель повиновался. Рука его была в любой момент вынуть пистолет из кобуры, а тело напряглось, готовое мгновенно отпрыгнуть в сторону в случае опасности.       Две стороны сошлись на расстояние невозврата. Путники остановились. Средний, видимо, главный из троицы, наставил на них диковинную вещь - хоть и ржавый донельзя, но автомат (много ли их осталось с войны?) и процедил сквозь зубы:       - Платите и проваливайте назад, тогда мы вас не тронем.       - Нечестно как-то получается. Честно будет, когда мы заплатим и пройдём дальше, о великий страж города - с иронической ухмылкой, но вполне серьёзно предложил Олег, слегка даже поклонившись.       - Нет, вам туда дороги нет. - отрезал "страж города"       - Нету, нету! - вторила ему пискляво правая рука - щуплый оборванец с таким же щуплым револьвером, как и он сам.       - Платите! - крикнул здоровяк третий, выцеливая из своей винтовки поочерёдно нарушителей спокойствия.       - Но я должен туда пройти. - тихо, почти шёпотом сказал Борис.       Средний взглянул на него. Взгляд автоматчика скользил по руке искателя, готовой выхватить пистолет из открытой кобуры. И на торчащей рукояти пистолета взгляд его на секунду задержался. Она была идеально черна, с одной лишь царапиной. Затем взгляд ушёл ниже и оказалось, что рукоять была продолжением такого же идеально чёрного пистолета без намёка на ржавчину. Искатель поймал жадный блеск в глазах автоматчика, это был блеск его пистолета. Чистое (без признаков коррозии) оружие очень ценилось в пустошах из-за его редкости, а бункерные оружейники умели реставрировать старое и даже создавать новое по чертежам. Поэтому все искатели ходили с "чистым" вооружением, в основном, с пистолетами. Винтовки и уж тем более автоматы выдавались из арсенала в самых крайних случаях. Впрочем, не имеет значения, какое именно оружие, за любое чистое в пустошах готовы убить на месте и Борис это успел осознать, когда главарь начал передёргивать затвор, переводя взгляд от кобуры прямо в глаза искателю. В одно мгновение Борис коснулся Олега, как учили их на полигоне, бесшумно приказывая немедленно рассредоточиться. С другой стороны был щелчок затвора, приказывавший немедленно открыть огонь по пришельцам. В следующее мгновение был синхронный прыжок двух путников в противоположные стороны так, будто они вчера отрабатывали это движение на полигоне (видимо, Олег, как бывалый житель пустошей, понимает, что нужно делать, уже чисто инстинктивно). По ту же сторону раздался единственный выстрел, затем хлопок, и воздух наполнился звуками тонкого хриплого визга. В следующее мгновение искатель, совершивший кувырок в сторону и выхвативший в прыжке пистолет, нацелился на врага. Здоровяк перезаряжал винтовку. Автомат так и не выстрелил - главный судорожно устранял неполадку своего ржавого ведра. Щуплый пистолетчик же лежал, закрывая руками лицо - револьвер разорвало при выстреле. Ещё мгновение и пуля прилетела в голову левому, как раз, когда он начал выцеливать Бориса. Не успело пройти и мига после этого, как пуля, выпущенная точно в шею, заставила обронить автомат центрального. Пуля, выпущенная не искателем. Путники переглянулись. Пистолет Олега был практически "чист", а краска почти вся облупилась, но небольшие чёрные островки всё ещё оставались не содранными. Откуда такое сокровище в руках старика, Борис спрашивать не стал. Путники дружно подошли к поверженным врагам и стали обирать их тела. Искатель поскорее вцепился в автомат. В бункере его восстановят и возвратят нашедшему - большая награда. Олег закинул за плечо винтовку и распихал по карманам какие-то круглые жестянки. Борис уже было начал путь дальше, но старик его окликнул:       - Может, похороним их? И зверя никакого вокруг нет, чтоб съел, чего им лежать, гнить тут...       - Похороним? - искатель обернулся и одарил Олега изумлённым взглядом. Он пытался понять, что такое хочет сделать спутник с этими трупами, но не приходило абсолютно никаких идей. В его дикой бытности умерших съедали, в бункере усопших сжигали и называли это "кремация". "Похоронить" было неизвестным действием.       - Ну да, похороним... А, впрочем, чёрт с ними, пусть гниют себе, заслужили. - Олег, избегая любопытного взгляда Бориса, пошёл бодро в сторону поселения. Тратить время на объяснения и рытьё трёх могил быстро расхотелось.       Старик и искатель прошли ещё метров двести. Перед ними наконец выросли ворота, над которыми пёстрыми и полустёртыми буквами было написано "ОАЗИС".       - Вот и пришли. Здесь заночуем, поздно тебе уже к своей башне идти.

***

      Олег постучал пистолетом по решётке ворот. Из покосившейся будки вылезло затёкшее грузное тело с двустволкой наперевес. Одежда его была чрезмерно засалена, но выглядела довольно исправно, казалась не так давно сшитой. Штаны однако были сильно протёрты в коленях и заду.       - Вы кто такие? - два ствола грозно глянули на старика.       - Санитары леса - Олег улыбнулся и поспешил спрятать пистолет.       - Леса здесь нет. Что за шумиха была за воротами? По запаху чую, ваших рук дело.       - Исполняли прямые обязанности. Там, понимаете ли, бандиты на дороге были, пройти мешали, мы их и прихлопнули всех разом, чтоб воздух не портили, его и так мало нынче.       - Воздуха мало, да дышать некому. Прихлопнули... Нашлись кровопускатели, будь оно всё неладно. - одутловатое лицо сторожа исказила гримаса злобы и омерзения, а заплывшие жиром глазёнки укоряюще сверлили взглядом новоприбывших.       - Не стоит благодарности, - улыбающийся взгляд старика сверлил в ответ - А теперь и ворота отворить перед гостями было бы неплохо, верно? Раз уж мы оберегли спокойствие людей от посягательств грабительской шайки...       - Кто б моё спокойствие от вас, бандитов, уберёг? Век бы не пускал, так не отстанете ж, мерзавцы. - выражая всё своё нежелание в тягостном кряхтении, сторож потянул за рычаг на стене будки.       Ворота открылись. Олег поклонился сторожу за гостеприимство и поспешил в город. А толстяк пустил в след смачный плевок, заряженный доброй порцией неудовольствия. Искатель же, проходя мимо будки, одарил сторожа настолько холодным взглядом, что тот в бессилии сел на пол и дрожащими руками обнял своё ружьё. Борис был одним из лучших учеников в обучении приёмам психологического подавления, зачастую ему было достаточно одних глаз, чтобы создать панику в сознании противника. А надоевший своими причитаниями толстопуз показался искателю просто необходимой целью для практики. С таким поведением Борис сталкивался впервые. На счету искателя было много мародёров и убийц, но ни разу он не сталкивался с такой неблагодарностью за их уничтожение.

***

      Олег молча вёл Бориса куда-то вглубь поселения. Искатель очень нехотя пробирался за своим проводником через дебри беспорядочно разбросанных кусков металлолома, которые, по всей видимости, были домами. Проходы здесь были очень узкие, казалось, что бесформенные уродливые нагромождения металлических листов только и ждут незадачливую жертву, чтобы сомкнуться и поглотить её. Бетонный город учёных с его тусклым заменителем солнца на низком сером потолке не так теснил дикарскую душу, как эти ржавые тесные проходы. Вдруг под сапогом Бориса оказалось что-то мягкое, послышался тихий хриплый всхлип. На земле лежал весь в пыли человек в лохмотьях и беззвучно что-то говорил, глядя безумными глазами в пустоту. Искатель дёрнул впереди идущего за руку и указал пальцем на лежащего.       - Хочешь помочь ему?       - Да.       - Отлично, я тоже. Достань из моего рюкзака флягу и дай её сюда.       Борис повиновался. Старик же стал копаться у себя в карманах и доставать из них те круглые жестянки, которые забрал с трупов. Когда в его руках оказались и фляга, и горсть жестянок, Олег нагнулся к тощему страдальцу, омыл его пыльное лицо и дал отпить пару глотков. Когда во взгляде бедняка появился разум, а на лице появилось что-то похожее на улыбку, Вольнов взял его за руку и вложил в неё горсть железок. Затем он одёрнул искателя: "Пошли, здесь больше ничем не поможешь."       Дальше шли около минуты в тишине, пока Олег вдруг не разразился раздражением: "Всё здесь по-старому, лет десять тут не был, а... Да ещё хуже стало, дела совсем никому не до кого нет, бандиты у руля... Думаешь, чего этот прохиндей пузатый так на нас взъелся? Да в сговоре он с теми парнями был. Сторож... Не он от бандитов городок охранял, а бандиты его покой жирдяйский от пришлых вроде нас. Эх, жизнь, не этого деды хотели... А, чёрт с этим со всем, хорошо хоть бар на прежнем месте. Пришли."       Путники вышли из ржавой паутины трущоб и оказались перед более аккуратным и даже геометрически правильным нагромождением металлических листов. Над входом висели буквы "Б" и "Р", а на земле валялась "А", как указатель, тыча остриём точно в бар. Подперев железную стену, рядом со входом сидела худощавая женщина. Завидев чужаков, она резко подскочила и побежала куда-то, не оглядываясь.       Старик и искатель вошли в бар. Здесь было довольно людно, но очень тихо: люди аккуратно перешёптывались, держа в руках кривые стаканы, напоминавшие помятые жестяные банки. Когда новоприбывших заметили, воцарилась полнейшая тишина, человеческая масса, сидящая за столиками и на полу, стала жаться к земле, старательно упираясь взглядом в дно своих стаканов. Только бармен пытливо глядел на гостей. Дряблая вся в бородавках кожа щёк, свисающая до шеи, и седая макушка, облысевшая клочками, выдавали в нём древнюю развалину и только огонь в глазах был по-молодому яркий.       - Здрасьте, гости дорогие, чего изволите пить?       - А ты что, научился свой яд по разному готовить? А, Ефимка-кривая нога?       - Вольный, ты что ли? - глаза бармена вспыхнули ещё ярче прежнего, а улыбка немного подтянула обвисшие щёки. - Какими судьбами сюда забрался? Сколько лет... Не признал!       - Да вот, в проводники записался на старости лет - Олег взглядом показал на искателя.       - Вот же, старый чёрт! Скоро голова вся белая будет, а ты всё с молодыми тягаешься по степям, кочевник дряхлый.       - Ну, не стареть же мне тут с тобой, пылью покрываясь, в самом деле!       - А кто сказал, что я старею? Помнишь вино, а? Так вот, хорошее вино с годами становится только лучше, правду тебе говорю.       - Так то вино, а ты чача и похлеще той, что разливаешь тут по стаканам. И уксусом давно стал. Тебя собака пустынная надкусит да и та поплюётся, лысая ты башка!       После обмена любезностями старики радостно расхохотались, пожимая друг другу руки. Бар немного оживился, гулкая радость бармена сняла тяжкое напряжение, нависшее над питейной. Снова начались перешёптывания.       - Плесни нам по стаканчику своей бурды.       - Сию секунду. - Ефим ловко выкинул откуда-то два стакана точно на барную стойку, в его руках появилась грязная бутылка, из которой в стаканы полилась мутная серо-зелёная жидкость.       - Сколько с нас?       - Ну, в честь встречи пять. Хотел бы ничего, да жить то как-то надо.       Олег достал из просторного кармана своего жилета горсть железок и положил на стойку. Жестянок там было штук двадцать.       - Понимаю. И тебе в честь встречи, чтоб жилось получше. - бармен уже начал было возвращать лишнее, но Олег остановил его, взяв за руку, - Живётся, я погляжу, тут плоховато.       - Да как... Порядка никакого нет, одна беда. Грабят простой народ средь бела дня, налог уже со всего дерут. А мы порядок учинить не можем, пушки только у них, остальных разоружили.       - У кого у них?       - Да чёрт их знает. Ходят тут молодчики с ружьями иногда, полиция наша что ли... Кровопийцы, одно слово. Как придут, так со всех деньги трясут, девчонок насилуют... Ко мне приходят... Уносят пару бутылок с собой, хоть бы грош когда... Пробовали тут некоторые им отпор дать, да где ж там? С камнями и палками против пушек... Положили всех, а на следующий день пришли большой толпой и ещё постреляли, чтоб неповадно было. Чёрт бы их побрал.       - Хм, пожалуй, я тут останусь, Ефимка - руки Олега сжали винтовку - Вас то обобрали, а я вот при оружии. Сунутся в следующий раз - пожалеют горько.       - Их много ведь...       - Да ты не боись, у меня по карманам патронов тоже много распихнуто.       - Патронов то много, а голова одна ведь.       - Поздно уже за мою голову переживать. Прострелят и прострелят, я своё уже пожил. Да только им я пожить просто так не дам, тварям, не дам. Эх... Ладно, это потом, где тут присесть можно? Устал с дороги.       Ефим показал на свободное место на полу в углу бара. Туда и направились странствующие с полными стаканами наперевес.       - Когда я был твоих лет, - Олег аккуратно приземлился на пол, оберегая от выхода из берегов жидкость в стакане, - живы были ещё те, кто застал войну. Они не допускали такого. Те, кто помнил войну, помнили, и что к ней привело. И они старались изменить историю, стать лучше довоенного народа. Когда-то здесь было гостеприимное местечко. Появилось оно из-за уцелевшей водонапорной башни и сети насосов. Воду добыть нелегко в пустошах, а тут её прямо-таки изобилие и вся чистая, чудо! Большее чудо, конечно, что совершенно бесплатно этой водой мог воспользоваться любой пришедший. Ну, находились и те, которые хотели прийти сюда и силой прибрать всё богатство себе, но тех выбивали, как могли. Жадность и бессовестность ой как не ценили. Трудное было время, да... Тогда ещё только начинали обживаться. Многие замерзали, многие не возвращались с охоты, многих загрызали прямо здесь. Может, поэтому и держались вместе, без обмана. Сейчас стало слишком хорошо жить, видимо. Чем лучше условия, тем благодатнее почва для паразитов: лжецов, грабителей, тунеядцев... А знаешь, что это? - Олег повертел между пальцами круглую жестянку       - Хотелось бы узнать.       - Это деньги. Если ты не знаешь денег, значит, ты живёшь там, где каждый заслужил право на еду. Деньги позволяют паразитам есть незаслуженно. Вон там, глянь в окно, видишь поле? Люди уже расходятся по своим землянкам: вечер. А они весь день работали, выращивали еду и этим же её заслужили. Где-то недалеко от поля, насколько помню, стоит водонапорная башня, а вокруг неё и кучи насосов неустанно, надеюсь, до сих пор ещё носится чудаковатый очкарик с жидкими рыжими усиками. Если бы не он, водокачка давно бы порушилась и все умерли бы от жажды, а поля засохли. Он заслужил еду. Вся репутация и оправданность названия этого места держатся на его плечах, никто больше не умеет обслуживать эти древние насосы. Да без воды и Ефиму не из чего было бы делать выпивку. А вот, кстати, Ефим. Он научился делать из подручных средств утешение всем здесь собравшимся. Пойло гадкое, но дело своё делает - разум туманит. И даёт он своё зелье почти задаром. А что этот сторож, а что эти молодчики, которых мы подстрелили? Научились собирать с людей вот эти вот чёртовы монетки - старик швырнул в окно жестянку - и жрут, жрут, пока другие им вольную жизнь, не разгибая спины, обеспечивают. Давят на слабость, трусы, безоружных пинают, силы то боятся, ей-Богу, боятся. Ну, я им покажу силу...       - Что ты им там покажешь, Вольный? - Ефим неуклюже, но почти беззвучно подковылял к месту заседаний Олега и Бориса и сел рядом - Пожалел бы себя уже.       - Молодость к себе безжалостна, жалость к себе - удел стариков.       - От, нашлась тут молодёжь!       - А ты на мою седину то не смотри, я в душе вечно молодой. Это ты и двадцать лет назад был старым, и тридцать. А я, пока в силах да на двоих ногах, себя жалеть не буду. Тут есть, кого пожалеть.       - Да... А ведь хорошо, что у них ядерного оружия не припасено, а? Нет, если бы и у нас оно было...       Вольнов неодобрительно взглянул на Ефима       - Ты видишь, к чему привело хвалёное стратегическое сдерживание. Второй Последней войны мы не переживём. Неужели и ты ищешь в этих ракетах защиту? Видимо, слова дедов прошли мимо твоих ушей. Любое ядерное оружие нужно уничтожить, пока оно не сделало это с нами. Думаешь, можно научиться им пользоваться во благо? Чушь собачья!       - А что такое стратегическое сдерживание? - вмешался в разговор искатель.       - Бомба замедленного действия, с которой сильные мира сего таскались повсюду до войны. Это такая штука, когда все могут уничтожить мир в мгновение ока, поэтому боятся начать бойню. В один момент, видимо, кто-то побоялся не начать. Когда ты и твой враг смертельно опасны, невольно начинают сдавать нервы.       - Вольный, так мы бы это оружие и на правое дело! Уж в наших то руках оно бы не взорвалось там, где не надо. Нервы наши, стариковские, крепкие, бывалые...       - Мне бы твою уверенность в себе.       - Добро должно быть с кулаками, в конце-то концов, Олег!       - Ни черта не так, Ефим! Быть с кулаками значит проливать кровь. А добро не имеет ничего общего с насилием. Нужны ли кулаки добру, нужна ли ему сила оружия или добро само по себе и есть сила?       - Так ты сам собираешься взяться за оружие...       - А кто сказал, что я добро? Я только хочу расчистить ему путь сюда. И кто знает, к чему это приведёт. Возможно, я просто приумножу зло. Благие намерения часто приводят совсем не туда.       Вся забегаловка затихла, напряжённо слушая этот разговор.       - Но для всех этих людей добро - ты, как бы ты сам не думал.       - Жаль, что я не могу рассеять их заблуждений. - хмуро глядя в стакан, Олег собрался и залил в себя его содержимое. - Ладно, Ефим, нам бы заночевать где, а то ночь скоро.       - Так в моём подвальчике и заночуете, дорогие гости, ради такой встречи я и потесниться не прочь.

***

      - Ох, и неплохо ты тут всё обустроил, однако!       Троица вошла в просторный подвал, в котором низко гудел самодельный генератор, от которого работала самая настоящая довоенная лампочка. В дальнем углу стояла двуспальная кровать, возле неё стол на трёх своих и одной чужой ногах, заваленный пожелтевшей бумагой и какими-то странными железками. Рядом со входом стояла и дурно пахла огромная конструкция из склянок и трубок, из которой в ведро по капле выходило то самое фирменное и единственное пойло в этом баре.       - Да, насобирал за жизнь. Что за глоток выпивки принесут, что сам из старых городов тащу. С кроватью пришлось повозиться, конечно. В мои-то годы её на своём горбу тащить... Ну да ладно, вы устраивайтесь на ней, там вам двоим места хватит. Обувь только снимите.       - А сам куда ляжешь?       - А, не буду сегодня я ложиться, не до лежания мне, надо аппарат перебрать, почистить, совсем плохо гонит что-то уже.       Искатель быстро скинул свои высокие ботинки и нырнул в самый угол кровати. Такого комфорта его тело ещё не испытывало. Бункерские койки показались Борису голыми камнями в сравнении с этим чудом мягкости. Олег и Ефим ещё долго о чём-то говорили, но искатель уже не слышал, быстро погрузившись в сон на такой удобной постели.

***

      Утро Борис и Олег встретили в баре, пока хозяин, намаявшись за ночь с самогонным аппаратом, спал в подвале и не открыл ещё свою забегаловку.       - Мне пора идти.       - А я хотел попросить твоей помощи. Ни за себя, за всех этих людей. Разве ты не хочешь помочь мне расправиться с этими подонками грабителями?       - Хочу, но мне нужно идти.       - Зачем? Здесь твоя помощь нужнее, та башня и без тебя ещё столетия простоит, а я не уверен, что заберу с собой в могилу всех здешних выродков. Так почему?       - Я должен.       - Должен... Кому? Твои наниматели дали тебе "чистый" пистолет и новую одежду, но не заплатил ли ты уже за это сполна? Не знаю, какое по счёту это у тебя задание, но явно не первое, уж больно ты не похож на новичка. Одно невыполненное поручение из сотни чем плохо, м? Одно поручение против тысячи угнетённых, которые ждут, когда господам заткнут оковы в глотку лихие бойцы вроде нас.       Искатель отвернулся в сторону выхода       - Я вернусь. - в спину Бориса последовал тяжёлый вздох.       - Да поскорее бы. Война тебя ждать не будет.

***

      Воздух был необычайно тяжёл, небо серо, а верхушка шпиля чернее чёрного: ни один луч света не коснулся её этим утром. До цели было около дня ходьбы.       Сторож вжался изо всех сил в стул, когда Борис проходил мимо будки. Больше всего толстяку хотелось разрядить в искателя оба ствола, но руки его не слушались. Страх, заложенный в сознание при первой их встрече, сковывал по рукам и ногам. Борис знал, что ему ничего не угрожает и спокойно прошёл за ворота, даже не оглянувшись.       По пустошам искатель брёл в размышлениях. Ноги размашистым шагом несли его по выжженной земле сами. Никогда ещё искателю не приходилось принимать серьёзных решений. По какой тропе пойти, атаковать или обойти - этого было полно, но подобные решения не меняли ничего, имея всегда один итог. Однажды лишь юный тогда ещё Борис хотел было решиться сбежать в пустоши и попытаться найти племя, к которому можно было бы прибиться. Но страх неизвестности напугал будущего искателя. Сейчас же он вполне бесстрашно идёт неизвестно куда и неизвестно зачем. Горькое разочарование в себе заставило замедлить шаг. Учёные относились к Борису, как к инструменту, вполне заслуженно. Он никогда не задавал вопросов. О, сколько бы сейчас ему хотелось бы спросить об этом задании и об этом шпиле, но возвращаться спустя столько дней в пути, чтобы задать вопросы, слишком странно для такого бывалого бродяги. Чего доброго, подумают, что сошёл с ума или постарел. И, может, вполне оправданно подумают. Обида затаилась и на дорогих учителей. Они много спрашивали, но не научили его тому же. Но теперь-то он умеет, теперь-то уже неважно...       С размышлений Бориса сбил раскат грома. Искатель и не заметил, как резко похолодало вокруг. Надо было пересидеть этот день в Оазисе, но Борис очень спешил расправиться со своей миссией. А теперь было уже поздно возвращаться. Стало страшно. Какую угодно участь был готов принять искатель, но не участь стать замёрзшей глыбой на радость падальщикам. До шпиля оставалось ещё около километра. Молния высекла огромный шар искр, ударив в башню, пошёл снег. Борис побежал изо всех сил, скинув оружие и рюкзак. Всё давило на него в этот момент. Казалось, что упадёт на искателя тяжёлое чёрное небо или рассечёт его напополам, мрачно нависший, бесконечной высоты шпиль. Вершина его у самого подножья казалась тоньше бритвы. Борис начал задыхаться, больше от страха, чем от усталости, а замёрзшие ноги переставали слушаться. Оставалось метров двести, уже виднелась дверь. Грудь жгло ледяным воздухом, но Борис продолжал бежать, ему нельзя было останавливаться. У самого входа искатель упал без сил, кашель бил невыносимо, ноги окончательно сковало холодом. Кнопка, которая должна открыть дверь, была слишком высоко. Рядом с замерзающим пустошоходцем лежал занесённый землёй скелет. Он и придал Борису сил на последний рывок. Отпружинив всем телом от земли, искатель ударил кулаком по кнопке и влетел внутрь. Дверь закрылась автоматически. Это последнее, что видел Борис перед тем, как отключиться.

***

      Неизвестно, сколько пролежал без сознания искатель. Внутри не было окон, только мерцающий холодный свет ламп. На секунду Борису показалось, что он лежит в бункере, а недавняя гонка со смертью была всего лишь сном. Но жуткий озноб и приступ кашля быстро вернули искателя в реальность.       С трудом встав на занемевшие ноги, Борис медленно побрёл по пустому стальному коридору к единственной двери впереди. Она открыла перед ним маленькую комнату с двумя кнопками "Вверх" и "Вниз". Лифт. Борису не приходилось ещё кататься на них и, нажав кнопку подъёма, искатель вжался со страху в пол. Чувство полёта в стальной коробке было для него ново и совсем Борису не понравилось. Спустя минут пять искатель наконец смог спокойно выдохнуть: лифт остановился, и дверь открылась. Перед его взором предстало помещение доверху напичканное всякого рода аппаратурой, столько он видел только в некоторых лабораториях в бункере. Непонятно, откуда всё это черпало энергию, однако же экраны мерцали, только лампы освещения почти все уже перегорели. В нос бил тёплый затхлый воздух, в полумраке виднелась человеческая фигура, сидящая в кресле. Человек сидел спиной к лифту, запрокинув голову назад. Когда Борис подошёл к креслу вплотную, он разглядел пустые глазницы на иссохшем лице и пробитую насквозь голову от подбородка до затылка. На полу рядом с мумией лежал револьвер, в барабане было два патрона. Борис стал разглядывать зелёные экраны. В толстом стекле одного из них застряло три пули. Экран показывал список, который назывался "Эвакуационные Космические Корабли". Все они именовались "Ковчег", различался только порядковый номер. И рядом с каждым кораблём кроваво-красными крупными буквами было написано: "СИГНАЛ ПОТЕРЯН".       Отсюда, с вершины шпиля, в давние времена человечество попыталось дотянуться до звёзд в самый последний момент своего могущества. Сейчас же мигающая надпись "СИГНАЛ ПОТЕРЯН" возле каждого "Ковчега" вопила о том, что не смогли, не были готовы. Слишком долго сидели люди в бездействии на этой вершине, мечтательно глядя в небо, и не успели сделать ровным счётом ничего, когда время приказало срочно действовать. Успешно добрались до своих целей другие ракеты, смертоносные и наделанные заранее в огромных количествах. Космические же затерялись где-то в небесах на веки вечные.       Другой экран показывал карту, в центре которой была чёрная точка, окружённая красным кругом. Рядом с монитором была клавиатура, рычаг управления и тумблер, под которым было написано: "Запуск ядерной ракеты". Борис узнал местность (на его карте была точно такая же) и понял, куда целит красный круг. Ракета была нацелена точно на шпиль. Это должно было стать последним средством на случай нападения врага. Последней возможностью сохранить в тайне эти самые "Ковчеги". Со злости Борис пнул кресло с трупом, чем опрокинул его. Почему этот парень не мог просто перещёлкнуть тумблер, если всё равно собирался умереть? Искателю становилось всё хуже, но маленький шанс дойти до Оазиса у него всё-таки оставался, лишь бы не нарваться на диких зверей. Без оружия от них будет невозможно отбиться в его состоянии. Осталось решить, что сделать в шпиле. Многое в Борисе говорило, что нужно взорвать эту ракету к чертям: и довоенные книги, которые ему давали учителя, и слова Олега, и даже мягкость старой кровати. Если оружие стало причиной того, что люди по ночам вынуждены прятаться в подвалах, а днём искать глоток воды, это оружие должно быть уничтожено. Решено. Искатель схватился дрожащей рукой за рычаг управления и хотел было переместить прицел с башни в голую пустошь, но раздался громкий звуковой сигнал и на экране высветилась надпись, требующая ввести пароль оператора. Судорожно долбя по клавишам, Борис пытался случайно попасть в точку, но всё было тщетно, пароль не хотел отгадываться. Искатель сел на пол, бессмысленно глядя на экран. Он может запустить ракету, но тогда шансов выбраться не будет вообще. А много ли их сейчас? Бориса всего лихорадило, он с трудом заставил себя встать на ноги. А ведь всё равно много. У бывалого искателя всегда много шансов. Как мог, Борис пошёл в сторону лифта.       Поездки вниз уже не было сил бояться. Пройдя по пустынным коридорам первого этажа, искатель двумя руками ударил по кнопке. Когда дверь открылась, Борис сделал несколько шагов в пустошь и тут же упал. Перед его глазами безмолвно лежали чьи-то древние кости. Почему-то хотелось ухватиться за руку скелета, но пошевелиться искатель уже не мог. Через минуту начали слетаться падальщики. Но он их криков уже не слышал.