For you

      Любовь к долгим посиделкам на подоконнике у раскрытого окна, как и было ожидаемо, ни к чему хорошему не привела. И как ни странно, Чанёль оказался прав, когда предупреждал Кёнсу, что он рано или поздно заболеет, если будет долго сидеть у распахнутого окна и дышать морозным воздухом.       Кёнсу болел редко — чаще это бывал Чанёль, который вечно мерз, прятался от кусачего мороза в огромном шарфе и позволял Кёнсу натягивать на его уши теплую шапку, в то время как сам Кёнсу обходился без головных уборов, бегал в магазин под дождем и ел лед со дна стаканчика из-под кока-колы.       А тут всего-то стоило несколько минут, совсем немного, посидеть у раскрытого окна — на следующее утро обнаружилась премерзкая температура — 37.3. — и в течение дня поднималась выше и выше, пока не заставила Кёнсу свалиться в постель и обложиться антибиотиками, таблетками, грелками и жаропонижающими.       Чанёль, как курица-наседка, носился с Кёнсу, решив взять все под свой контроль, пока До болеет. Теперь Кёнсу было запрещено вставать, ходить, необходимо было все время пить чай и есть лимон (с кожурой!), пить сомнительно полезное молоко с медом. А еще Чанёль отобрал у мерзнущего Кёнсу одеяло и заменил его легким пледом, собственноручно замотав в него, потому что «у тебя от чрезмерного тепла поднимется температура».       В комнате было все время тепло и Чанёль заботливо обнимал дрожащего Кёнсу, но когда источник живого тепла покидал его, тонкий плед едва-едва спасал. Сухой кашель царапал больное горло, и только ингалятор на время избавлял от боли, а вот кашель не давал покоя ни ночью ни днем. — Кашель — это что-то типа защитой реакции на… микробы в организме, — рассеянно то ли спросил, то ли сказал Чанёль чистя апельсин и складывая резанные дольки в тарелку. — А так же это вполне может быть признаком туберкулеза, — кивнул Кёнсу и чихнул. Он как-то не подумал, что впечатлительный Ёль воспримет его слова всерьез, да еще и настолько, что бросит чистить фрукты и захочет вызвать скорую «просто на всякий случай». Кёнсу быстро отшутился и решил больше подобные вещи Паку не говорить.       Через пару дней, в доме кончился чай. Чанёль, несмотря на слова Кёнсу, что сегодня они могут обойтись без чая, потому что, «Пак Чанёль, черт возьми, девять часов вечера, сиди дома!», помчался в супермаркет за одним только чаем. Кёнсу уже продумал, как будет ругать Чанёля, целую речь в голове проговорил, прорепетировал и готовился принимать извинения.       Чанёль вернулся спустя полчаса, с исцелованными морозом щеками и носом, принес снег в волосах, а торчащие уши покраснели и замерзли. И только Кёнсу хотел отругать его, как в горле запершило и получилось только возмущенно закашляться. Но за холодные уши он Чанёля все равно оттягал. Для профилактики. Одного больного в их доме достаточно.

////

      Переложив своему капризному больному ноутбук на колени, Ёль, потирая уши, умчался на кухню делать чай, поручив Кёнсу выбрать фильм. Десять минут прокрутки списков популярных фильмов прошли зря — любые новинки в кино не вызывали интереса, а старые, уже давно просмотренные, как-то пересматривать не хотелось. Заметив в категории фильмов «Семейные», Кёнсу не долго думая кликнул туда. — «Хатико»? Ты хочешь заставить меня плакать? — поставив на столик чашки с чаем, Чанёль плюхнулся рядом с Кёнсу и заглянул в ноутбук. В руках у него была упаковка с печеньем, которую он очень неаккуратно открыл зубами, рассыпав пару печенюшек на Кёнсу. — Крошки потом сам убирать будешь, — предупредил он, выбирая другой фильм. — Мы будем смотреть «Впусти меня». Там вампиры. — А я думал, что ты что-то типа «Астрала» посмотреть захочешь. Или «Зеркал». — Могу включить «Человеческую многоножку». — Ладно, вампиры так вампиры.       Как только начался фильм, Кёнсу полностью в него погрузился, в отличии от Чанёля, на которого кино нагнало тоску с первых минут. Он был с субтитрами, но к середине фильма Чанёль потерял нить сюжета, перестал различать героев, кроме главных двух, а через несколько минут странных, несвязных между собой кадров вообще пропал интерес.       Кёнсу кутался в их плед, пряча озябшие ступни в тепло. Чанёль подполз ближе и прижался со спины, любовно обнимая, чтобы согреть свою ледышку. Кёнсу умиротворенно вздохнул и удобнее устроился на груди Ёля, который все же попытался вникнуть в кино. Но желание выключить фильм и включить что-то яркое и веселое, что было бы не таким тоскливым и странным, не оставляло его до самого конца. — Кёнсу, — позвал Ёль, когда фильм наконец подходил к финалу, — ты помнишь наш школьный бал?       На деле, Чанёлю было просто необходимо отвлечься от фильма, особенно от странной жуткой девочки на экране, чем-то напоминающую ему милую Полумну Лавгуд, но девочка на экране была ни черта не милой.       Кёнсу тихо хмыкнул. — Я всю жизнь буду помнить твою дурацкую выходку с моим похищением из-под носа у Суён. И не только я. Вся старшая школа будет помнить. — Я сделал это, потому что вы собирались целоваться! И обжимались весь вечер.       Кёнсу выпутался из пледа и чанёлевских рук, позабыв про все еще идущий фильм, и возмущенно ответил: — А ты, святая невинность, с Чжиын за ручки держался? Она решила тебе признаться при всех и прямо на школьном балу, а ты «не хотел обидеть девушку»! — подразнился До.       Чанёль обезоружевающе улыбнулся и быстро чмокнул Кёнсу в нос. — Но люблю же я тебя. — Пак подгреб фыркнувшего Кёнсу к себе прижался сухими губами к горячему лбу. — Чертовски горячий.       Чанёль захватил Кёнсу в кольцо рук и принялся покрывать поцелуями горящие щеки, скулы, дрожащие веки, но избегал губ. Кёнсу разомлел от ласки и протянул руки, чтобы обнять парня, но Чанёль мягко перехватил их и стал целовать сухие горячие ладони, трепетно выцеловывать тонкие пальцы, поднимаясь выше к запястьям. Кёнсу не отнимал рук, облизываясь и утопая в нежности, пока упругие мягкие губы ласкали кисти, запястья и ладони. Чанёль припал к неприкрытой шее и коснулся горячей кожи губами, щекотя ее теплым дыханием. — А помнишь, что было после того, — он едва прикусил тонкую кожу шеи, оставив яркое пятнышко. — как я похитил тебя? Конечно помнишь.       Кёнсу запутался пальцами в мягкие волосы Чанёля, ероша и несильно сжимая их. Томные воспоминания яркими картинками менялись в голове и струна внутри Кёнсу натянулась. Ему очень сильно хотелось поцеловать Чанёля, целовать долго и никуда не торопясь, как в тот самый день. — Как ты стонал подо мной тогда, хрипя мое имя, шептал мольбы, оставлял глубокие царапины, — бархатным, густым голосом продолжил Чанёль и прикусил покрасневшее ушко, — а она ждала тебя там, думала, что ты придешь и будешь любить ее. Как я любил тебя. А ты даже и не вспомнил о ней.       Чанёль огладил прохладными ладонями напряженную спину, решив для себя, что этого достаточно, потому что Кёнсу уже тяжело дышал ему в плечо и хватался руками за его свитер, а еще Чанёль знает, как сильно Кёнсу хочет его сейчас поцеловать, но принципиально из-за простуды в губы его не целует. — А еще ты говорил, что хочешь жить на море, — тише и мягче говорит Чанёль, поглаживает Кёнсу по волосам. Обнимает и кутает своим теплом. Согревает. — Все-то ты помнишь, — ворчливо отзывается Кёнсу, но постепенно успокаивается от минутной страсти, что вспыхнула и разгорелась внутри. В Чанёле так легко совмещаются похоть и нежность, но Кёнсу всегда это нравилось, хоть он об этом и промолчит. Экран ноутбука тускло горит мелькающими титрами, полумраком освещая комнату. — Я из-за тебя фильм не досмотрел. — Он неинтересный. — В следующий раз сам выбирать будешь.       Чанёль легко соглашается и отстраняет от себя Кёнсу, преданно заглядывает в глаза, ища в них свое отражение, и поддается вперед. Целует. Целует влажно и глубоко, не давая закрыться, удерживает лицо нагретыми ладонями. Кёнсу прикрывает веки и неторопливо отвечает, улыбаясь сквозь поцелуй своему простому счастью.       Если болеть, то вместе?