BFF

Его слова — ножом по сердцу. Его взгляд стал совсем холодным, а улыбка — слишком довольной, едва он сказал это вслух — Мы расстаёмся, — слетело с его уст легко и непринуждённо. В этой квартире, некогда уютной и тёплой, истинном райском уголке для двоих, стало душно и тесно. Брюнет, с улыбкой на губах повторив фразу, посмотрел прямо в глаза своему ещё вчера любимому рисовому пирожочку, Однако тот не мог вымолвить и слова. Чон Гук упивался моментом — воткнуть нож в спину до безумия любящему человеку. О да. Это было его слабостью. Ради такого он был готов годами врать о своих чувствах, выполнять любой каприз будущей жертвы и заставить её поверить в искреннюю, чистую любовь. Однако эта чистая любовь заканчивалась после первой боли, пота и слёз, искусанных до крови губ и смятых простыней. — Ты. Ты отвратителен, — единственное, что смог выдавать из себя Чи Мин, звучало крайне жалко и неубедительно. Этот милашка всегда был слишком добрым. Особенно по отношению к тем, кто, как ему казалось, не был способен на предательство. Рыжеволосый молча закрыл за собой дверь квартиры, в которой чувствовал себя самым защищенным и самым любимым человеком в мире. Он шёл по вымощенной брусчатке набережной, волоча за собой тяжеленный чемодан. Сворачивал на тропинки, исхоженные вдоль и поперёк. Каждая из этих тропинок добавляла к ножу в спину парочку новых стрел, пущенных воспоминаниями о минутах счастья и безмятежного лета. Сейчас же пришло время осени. Нет, не теплой, красивой, яркой и солнечной, а хмурой вечно моросящей осени. Теперь Чи Мин ненавидел дождь. Именно благодаря ему он стал самым счастливым. Но сейчас эта мелкая заливающаяся за шиворот дрянь лишь нагоняла ещё большую тоску, заставляя вспоминать первые минуты знакомства. Больно. Рука с чемоданом оттягивается с каждым шагом всё больше и больше, становится всё труднее идти. Обычно всегда спокойный, рыжеволосый со злостью в глазах пнул ногой свой балласт. Он вспомнил, что содержимое — ничто иное, как подарки самого лживого в его жизни предателя. — Ну и зачем ты мне? — ещё разок со всей силы пнув чемодан, да так, что тот отлетел в тянущийся вдоль набережной канал, Пак продолжил свой путь уже налегке. После избавления от ненужного больше хлама Чимин почувствовал себя капельку лучше. Конечно, боль не утихнет ещё долго. Но первый шаг к освобождению от оков сделан. Следующим пунктом в плане избавления от привязанности было выговориться. Рассказать абсолютно обо всём, что было. О совместных планах. О разрушившихся мечтах. Говорить об этом настолько долго, чтобы язык не был способен после этого ворочаться, а голова — думать на эту тему. Чимин знал, кто может его выслушать. Уши мамы всегда были готовы принять любой его рассказ, любое заявление. Даже когда рыжеволосый переступил порог отчего дома рука об руку с Чон Гуком (воспоминание об этом снова резанули по открытой кровоточащей ране), добрая и всепонимающая маман с радостью приняла новость о том, что её сын нашёл любовь своей жизни. И вот, после долгого пути, наконец, показались очертания родного для Пака дома. Чимин был рад, что есть место, где его всегда будут ждать и никогда не предадут. Однако эта радость не особо отразилась на его лице: слабая улыбка сквозь потоки непрекращающихся слёз выражала скорее облегчение. Зайдя на знакомую до боли кухню, не изменившуюся с его детства, из которой слышались голоса родителей, Пак расплакался ещё больше: вот люди, которые его всегда поддержат, успокоят и примут таким, какой он есть. Видимо, родители были слишком заняты, ибо на появление старшего сына не обратили ровным счётом никакого внимания. А может, это просто рыжеволосый зашёл слишком неслышно. — Успокойся, Ёль, — матушка, взяв из тумбы среднего размера термостойкую кастрюльку, поставила её под струю горячей воды. — Это его выбор и его жизнь. — Да? Хочешь сказать, что я должен промолчать и на этот раз? — на лбу у отца начала пульсировать вена, а его руки непроизвольно сжались в кулаки. — То есть, по-твоему, это нормально? Ладно старший — от него я никогда ничего не ждал, ибо он бесполезен с самого своего рождения. Но чтобы и мелкий геем оказался… Да лучше бы я вообще бесплодным был! — Ты всё сказал, господин Пак? — матушка поставила кастрюлю на открытый огонь, злобно посмотрев на Ёля. — А ты считала, что я должен прыгать от счастья, ибо мои два сына — геи? Уверен, мелкий просто насмотрелся на этого старшего придурка! Снова. И снова нож. Не слишком ли много за сегодня? Рыжий уже не мог сдержаться. Громко всхлипнув, сбитый с толку малыш Минни как ошпаренный выбежал из родительского дома, оставив своих стариков виновато смотреть ему вслед. И снова в свои объятия Чимин принял прохладный октябрьский вечер, тусклый свет фонарей и узкие улочки маленького города. Куда идет теперь — парень и сам не знал. До этого у него была цель. Сейчас же он не был уверен, что в этом мире для него есть место. Есть ли тот, кто сможет понять его? Есть ли тот, кто сможет хотя бы выслушать? За шиворот вновь начал заливаться противный моросящий дождь. Чимин прикрыл глаза. Ладно. Выговориться не получилось. Но есть же и другие способы заставить перестать язык ворочаться, а мысли вращаться вокруг одного и того же… Пока юноша раздумывал об этом, ноги сами привели его к круглосуточному бару. Лишь переступив через порог, рыжеволосый вздохнул: подобные места были не в его вкусе. Он не любил всю эту атмосферу безудержного пьяного угара. Зато кое-кто, о ком сейчас очень не хотелось вспоминать, не мог не зайти сюда после работы, чтобы пропустить стаканчик — другой, поболтать с такими же коллегами и расслабиться, забыв об очередном напряжённом дне. Бармен, заметив замешкавшегося посетителя, жестом и ободряющей улыбкой пригласил его занять место у барной стойки. Минни, неуверенно улыбнувшись в ответ, принял приглашение и устроился на высоком табурете, после чего взял в руки коктейльную карту. Виски парень не любил, от текилы, соджу или саке его воротило, и даже вино здесь оказалось для него слишком высокоградусным. С тоской в глазах отложив прайслист, Чимин сделал попытку ретироваться как можно незаметнее. Однако сесть прямо перед барменом было его ошибкой. -Эй, парень, ты куда? — молодой человек за барной стойкой, опытный в подобных делах человек, окликнул собравшегося уходить клиента, жестом останавливая оного. — Ну… Просто… — замялся рыжеловолосый — Не можешь определиться с выбором? — понимающе кивнул парень с надписью «Хо Сок» на бейджике. — Тогда просто выпей это. Не переживай, напиток за счёт заведения. Чтобы ты был посмелее. Подмигнув юноше, Хо Сок смешал жидкости из пары бутылочек и поставил стакан со смесью перед Чимином. Тот, с сомнением в глазах посмотрев на бармена, решил никого не обижать и сделал глоток. Жидкость обожгла горло. Она выжигала всё: сердце, легкие, желудок, и вместе с этим вытесняла мысли о слишком дерьмовом дне. Ещё глоток. Жидкость уже не обжигала. Она приятно согревала. Минни постоянно чувствовал это тепло, находясь в объятиях любимого человека. Снова воспоминания. Больно. Ещё глоток. Жидкость остужает эту боль. Она замораживает все воспоминания и заставляет их остаться здесь, в самом дерьмовом дне. А Чимин должен двигаться вперёд. Ещё глоток. И ещё. Лёд. Холодный и безжалостный. Может, тоже стоит таким стать? Виски. А он довольно-таки хорош. — Парень, может, хватит? — Хо Сок с сомнением смотрит на малыша Минни, наливая седьмой стакан виски. Однако рыжему мало. Если для того, чтобы забыть этот чёртов день навсегда, придётся выпить весь виски в мире — он это сделает. — Мне. Нужно. Забыть, — и почему язык так плохо слушается? — Ох. Ладно-ладно. Но это последний, и ты идёшь домой, малыш. Хорошо? — вздыхая, бармен протянул седьмой стакан своему клиенту. Однако тот уже мирно посапывал, уткнувшись носом в барную стойку. Улыбнувшись, брюнет поставил стакан с виски на место. — Вот же ж. Хосок уже хотел вернуться к своим делам, как в руке у перебравшего юноши засветился экран телефона. «Муженёк» — гласила надпись на гаджете. «Всё равно же вызванивать кого-то, чтобы забрали этого мелкого пьянчужку. Так лучше пусть это сделает близкий человек, который хотя бы адрес его знает.» — промелькнула мысль у брюнета. Перегнувшись через барную стойку, Хо Сок аккуратно вытащил телефон из маленьких, но цепких рук спящего и, нажав кнопку «принять», поднёс гаджет к уху. — И какого чёрта ты не берёшь трубку весь вечер? — раздался на той стороне линии раздражённый голос. Его обладатель немного шепелявил, что прибавляло особого очарования этому раздраженному молодому человеку. — Прошу прощения, — едва сдерживая смех, брюнет поспешил объяснить ситуацию (И правда, эта ворчливая манера говорить напоминала разгневанного мужа). — Дело в том, что вы пытались дозвониться очень одинокому человеку, который весь вечер очень сильно грустил. Поэтому ответил даже не он, а бармен заведения, из которого его теперь нужно забрать. — Вот же ж, — на том конце провода послышались долгие и неразборчивые ругательства сначала в адрес Чимы, затем в адрес бара, затем в адрес жизни и мира в целом. Наконец, приступ ненависти ко всему живому поутих. Кажется. — Говорите, куда ехать. *** — О, мой муженёк приехал, — повиснув на шее буквально ворвавшегося в бар Шуги, Чимин улыбнулся и всем телом прильнул к прикрывшему от ярости глаза парню. — Что ты здесь делаешь? — выдал он наконец, очень сдерживаясь, чтобы не покрыть матом этого пьяного недоумка. — Чон Гук… — начал было рисовая плюшечка, однако замолк. Его глаза наполнились слезами, которые он попытался вытереть о кожанку своего муженька, уткнувшись носом в его крутку чуть правее солнечного сплетения. — Юнги-я… Взвдохнув, Шуга обнял Чимина, прижав как можно крепче к себе. Так было каждый раз, когда рыжеволосый ссорился с Гуком. Обычно, попадая в объятия лучшего друга, плюшечка успокаивался и всё сразу становилось на свои места. Однако сейчас рыжий не хотел отпускать Шугу, не переставая плакать. Да, Юнги с младшей школы был рядом в любую минуту. Плохо, хорошо, грустно, радостно — он в любой момент готов был быть рядом и разделить всё с Минни. Их отношения… Было сложно объяснить. Однако, друг для друга они были чем-то бальзамов для души. — Ну хватит, — Юнги разжал руки, подняв голову Чимина за подбородок так, чтобы посмотреть ему прямо в глаза. — Я отвезу тебя домой. Идём. Согласно кивнув, малыш Минни отстранился от друга и нетвёрдым шагом принялся подниматься по крутой лестнице бара. Нет, домой ему абсолютно не хотелось. Да и домой — это куда? У него больше нет дома. Некоторое время Шуга просто наблюдал снизу, как его друг поднимается, чуть не падая, к выходу из пропахшего табаком и чем-то едва уловимым заведения. Он понял сразу — отношения Чон Гука и Чимини подошли к концу. В другом случае этот мелкий рыжеволосый трезвенник не притронулся бы к алкоголю. Вздохнув, он поспешил за страдальцем. Выбравшись на воздух, Чимин вдохнул свежесть ночного дождя полной грудью. Его любимый запах. Самый любимый. Пора забыть о парфюме предателя. — Чим? — раздался сзади голос лучшего друга. — Почему вы расстались? Рядом с рыжим появился Юнги. Рисовый пирожок взглянул на муженька с искренней благодарностью. Вот он. Человек, принимающий его со всеми его недостатками. Человек, готовый выслушать любой момент. Человек, который ради тебя срывается в три часа в клуб. От нахлынувших эмоций Чим вновь подлетел к лучшему другу и прижался к нему, как не прижимался никогда. Казалось, в этом объятии он хотел передать всё своё тепло. — Спасибо, — прошептал рыжеволосый, зарываясь носом в потёртый свитер Юнги. — Ты и правда мой лучший друг. Надеюсь, ты всегда будешь им. Шуга как будто окаменел. Казалось бы, это одно из самых милых проявлений дружбы, но… Ему надоело молчать. Скрывать. Вот уже двенадцать лет, как он понял причину своей привязанности к этому порой неуклюжему комку милоты. Всё это было выше его ангельского терпения. — Сука, — прошептал одними губами парень. — Сука. — это получилось громче, чем ожидал. Однако и останавливаться он не думал. — Сука! Это было сказано слишком громко. Так, что любой проходящий мимо человек мог бы это услышать. Ничего не понимая, рыжеволосый отстранился от своего спасителя. Однако тот того и ждал: схватив Чима за подбородок, Шуга резко притянул его к себе и, не дав все ещё не протрезвевшему до конца опомниться, столь же резко впился губами в слегка приоткрытые губы плюшечки. Чимин, впавший в ступор, не мог сопротивляться. А, может, просто не хотел. Он предпочёл ответить на поцелуй, несмотря на вновь полившиеся слёзы. Неужели даже его другу, которому он доверял свои самые сокровенные тайны, нужно лишь одно? Наконец, оторвавшись от парня, Юнги заметил его состояние. — Чимин… — начал Шуга. — Всё в порядке, — шмыгнув носом, Минни поспешно вытер солоноватые дорожки тыльной стороной ладоней. — Я привык к такому обращению. И, знаешь… Используй меня как хочешь. Бей, насилуй, обращайся как с последней мразью. Только. Не бросай меня. Идёт? Если да, то к тебе или в отель? — Глупый, — Юнги улыбнулся. Впервые за долгое время — искренне и тепло. У него так не получалось с того момента, как в жизни его рисового пирожочка появился Чон Гук. — Думаешь, если хотел бы бросить, не сделал этого лет 10 назад? Идём. Взяв нежно в свою руку ладошку Чимина, Шуга молча повёл свою любовь к набережной. На удивление, сильный ветер и дождь решили уступить штилю и тихому рассвету. В догорающей ночи исчезали одна за одной звёзды. В абсолютно гладком зеркале воды двое, переплетя пальцы, наблюдали, как тьма постепенно передаёт власть мягкой предрассветной дымке, поднимающемуся солнышку и теплу. — Ты прав, — едва слышно пролепетал Чимин, положив голову на плечо Шуги. — Я та ещё сука. К тому же, слепая. Прости за это. — Просто не пей столько больше, хорошо? — парень поправил непослушную прядку на лбу Минни, слегка коснувшись кончика его носа пальцем. Однако ответа уже не последовало. Рыжеволосый и правда уснул на плече Юнги, улыбаясь приятным мыслям. Усмехнувшись, Шуга осторожно подхватил на руки своё мелкое чудо и, не обращая внимания на взгляды ранних зевак, потащил Чима к машине. Он решил, что отныне не хочет терять ни секунды, которая может быть проведена вместе. Поэтому повёз мирно спящего плюшечку к себе. Утро обещало быть поистине добрым.