***
В какой-то момент жить становится просто невыносимо. Каждый день Хандзо видит его на улицах Дорадо: то поучающего D.Va, то огрызающегося со Жнецом. Из ночи в ночь, бегая по крышам города, он не позволяет себе добраться до дома с лозой, опасаясь непонятно чего. А по возвращении домой воссоздает в воображении то, что видел в ту жаркую ночь. Память начинает давать сбой и одной лишь картинки полуобнаженного мужчины становится мало. По вечерам Хандзо выискивает Моррисона в его обычной обстановке и пытается представить и отпечатать все прямо на ходу, зависая так на минуту и абстрагируясь от окружающего мира. Его импровизированные фантазии становятся изощрённее и продуманнее, и он совершенно не следит за окружающим миром. — Что это ты делаешь? Шимада чуть не подпрыгнул, покачнувшись на краю крыши. За плечо его схватила цепкая железная рука. — Ничего. Осматриваю окрестности. — Хм. Для того, кто осматривается, ты слишком много внимания уделяешь людям внизу. Хандзо повернулся к площади. Тихо и безлюдно, лавочки и ларьки закрылись несколько часов назад и жители уже разошлись по домам. Лишь на скамейке сидит Солдат, облокотившись на перила и задремав. Чёрт, слишком очевидно. — Я задумался. Некоторые люди умеют так делать. — Да, я понимаю. Тоже так умею. Маккри прищурился и, улыбаясь, скользнул взглядом по лицу, шее и груди японца. Шимада густо покраснел и почувствовал себя выставочным образцом какой-нибудь новомодной японской сладости. “Интересно, я тоже со стороны выгляжу таким… голодным?” — пронеслось у Хандзо в голове. — Ты палишься, ой как сильно палишься. — О чём ты вообще? Стрелок качнулся к нему, обхватил талию и, прижавшись носом к уху, мягко прошептал: — “Джек”, да? Не думал, что японцы так тащатся от английских имен. У Хандзо внутри все ухнуло куда-то вниз. Казалось, его разум упал с крыши, оставив тело в лапах этого пьяницы. Он в панике искал слова оправдания, но все доводы разбивались о страх. Маккри слышал, как он шепчет это имя по ночам, может даже видел, что Хандзо делает с собой в такие моменты. Солдат не должен этого узнать, никогда. Какими угодно силами нужно заставить американца держать всё в секрете. — Не говори ему. Не расцепляя объятий, Джесси победно усмехается и мягко касается его губ своими. Это нежное касание сложно назвать насильственным поцелуем, но Шимада осознает, что сопротивляться теперь будет бесполезно и внутри всё деревенеет от осознания собственной беспомощности. Стрелок прерывает поцелуй и мягко берет Хандзо за подбородок: — Я хочу пять минут полной свободы. Каждый день. Внутри физически ощущается горечь.Такое чувство, будто все слезы, что он когда-либо мог пролить, текут по гортани прямо сейчас. Лучник быстро продумывает варианты атаки, но понимает, что стоит в опасной, чрезмерной близости от противника. Он буквально в объятьях у человека, за пазухой которого есть светошумовые гранаты, да и даже в случае победы, Джесси всё равно расскажет всё Солдату. — Идёт. Маккри ухмыляется и, наконец, отпустив его, шагает к лестнице внутри дома. — С тобой приятно иметь дело! До завтра! Хандзо пошатнулся и сел на край крыши. Несколько секунд он безучастно рассматривал свои же колени в обтягивающих сапогах, а затем вдруг вспомнил о чем-то очень важном внизу, на площади. Обладатель злосчастного английского имени все также спал на скамейке, только дыхание стало более размеренным. Японцу захотелось подойти к нему и рассмотреть поближе, может даже коснуться его плеча. Но вместо этого он спустился и медленно пошел по направлению к своему дому, пытаясь отвлечься от стремительно растущей внутри пустоты.***
Следующий день проходит как в кошмаре. Маккри постоянно вертится рядом и Хандзо начинает трясти от страха и злости каждый раз, как тот открывает рот. — Ничего себе, что ты с луком вытворяешь! Шимада отворачивается и выискивает Солдата, чтобы хотя бы эта великолепная и запретная константа помогла ему пережить день. Безуспешно, судя по всему, он уехал на задание. Лучнику удаётся успокоить себя, и он решает вечером переубедить Маккри. В это не очень-то верится, но попробовать стоит. Вечер легкой дымкой окутывает Дорадо. Городской шум стихает, только ветер усилился и пригнал тучи со стороны западного энергетического зиккурата, питающего город. Хандзо сидит на полу своей комнаты спиной к окну и, прикрыв глаза, прислушивается к звукам, стараясь уловить шаги. Напряжение за день так измотало его, что хочется лишь пойти к бухте и вместо всего этого слушать вой ветра и шум прибоя. На первом этаже скрипят половицы, парой секунд позже — деревянные ступени, ведущие на второй этаж. Кто-то тихо входит в его комнату и закрывает за собой дверь. Открывать глаза отчаянно не хочется, и он фокусирует всё свое внимание и слух на море. Волны радостно встречают порывы ветра, за день они успели подготовиться к встрече с бурей. “В отличие от меня” — с досадой подмечает лучник. Прямо у его колен звякнули шпоры, зашуршала одежда и Хандзо все же решается открыть глаза. Маккри по-турецки сидит напротив, подперев щеку ладонью и всматриваясь в лицо японца. — Медитируешь? — Нет. — Меня ждал? — Нет. Стрелок широко ухмыляется и внутри Хандзо просыпается надежда отговорить его от шантажа. Он набирает в грудь воздуха, но не может проронить ни слова. Даже после того, как он целый день подбирал нужные слова, план с треском проваливается из-за его же гордыни. Шимада никогда не умел ни умолять, ни даже просить. — Смотри, как раз без пяти. Маккри показывает на старые часы, висевшие на стене. Хандзо машинально поворачивает голову, смутно вспоминая, что цифра “пять” должна иметь какое-то сакральное значение. Сзади на шею ложится рука в перчатке, Джесси притягивает его к себе и мягко касается его губ. Он целуется так же медленно и нежно, как и в прошлый раз и лучник понемногу успокаивается, надеясь, что дальше дело не зайдет. Маккри проводит языком по его губам и надавливает на шею, вынуждая отвечать на жадные поцелуи. Когда они соприкасаются языками, страх возвращается. Он только вначале притворился нежным, что будет в оставшиеся минуты? Японец быстро взглянул на часы — без двух. Внутри разлилось облегчение: минута, половина, десять секунд. Хандзо отстранился и сдёрнул с себя руку. — Эй, не волнуйся, все честно. Разум возвращается в комнату и лучник осознает, что они все еще сидят на полу на коленях друг перед другом. Со стороны это смотрится по-детски глупо: будто два неопытных подростка решили попрактиковаться, спрятавшись в этой маленькой комнатке от непогоды. — Ты что, боишься меня? — Нет. Голос у Хандзо срывается, взглянуть на оппонента не получается, он вновь краснеет с головы до ног. Так рьяно отвечать на поцелуи своего шантажиста, — какой позор, господин Шимада. — Я не сделаю с тобой ничего серьезного. Его слова звучат мягко и даже дружелюбно. Хандзо отваживается поднять глаза. Джесси все еще сидит напротив, улыбаясь и скрестив руки на груди. — Пяти минут мне не хватит. Вот ведь… Лучник сжимает кулаки, а Маккри, рассмеявшись, поднимается с пола: — До завтра!***
- Кажется, это лучший день за долгое время. Солдат вернулся в город и даже позвал его и Трейсер вместе пообедать. Они болтали о кухнях разных стран, Моррисон расспрашивал о японских супах и морепродуктах, пока Хандзо пытался успокоить громко колотящееся сердце и украдкой рассмотреть шрамы на его лице. Под конец ему даже удалось завлечь Солдата попробовать настоящий рамен, когда они будут в Ханамуре. Маккри на горизонте не было, а фантазия японца пополнилась парой красочных картин. Весь оставшийся день он провел в тренировочном зале, витая в облаках и пытаясь абстрагироваться от событий “без пяти”, которые теперь, похоже, станут частью его расписания. Хотя бы до поездки в Ханамуру. Войдя в свою комнату, Хандзо даже не вздрогнул: раз его мучитель не показывался весь день, где же ему еще быть. — Вечер добрый! Маккри коснулся полей своей шляпы. Он лежит на кровати, полностью одетый, на тумбочке все еще дымится сигара. Хандзо кивнул в ответ и снял лук и колчан, приставив их к столу. Становится неуютно: он в своем доме, но чувствует себя, будто в гостях, совершенно не зная, куда себя деть и что делать дальше. Джесси приподнялся на локтях и похлопал по покрывалу, приглашая сесть рядом. Японец сел и решил получше рассмотреть узор на ковре на полу. Непонятные до этого завитки оказались листьями тюльпанов, а ромбы — бутонами. Маккри нежно целует его в висок и обхватывает шею, как и в прошлый раз. Кайма ковра, кажется, некогда была синей и обрамляла картину, как виноградная лоза. Он стягивает ленту, поддерживающую волосы и покрывает нежными поцелуями шею. От него пахнет табаком и алкоголем, наверное, до того, как прийти сюда, он дремал в баре, что вниз по улице. Нитки давно выцвели, сколько уже лет этому ковру? Руки Джесси распутывают пояс кимоно, распахнув его, он впивается в шею и грудь, всё чаще переходя на укусы и лаская ладонями горячий торс. Хандзо не сопротивляется, он проверяет время и прикрывает глаза. Внизу живота копится возбуждение, но японец замирает и концентрируется, пытаясь предугадать чего ещё может потребовать от него партнер, чтобы это уложилось в две минуты. Когда тот кусает за сосок, Шимада вздрагивает и понимает, что хочет кончить прямо в его объятьях. Ну уж нет, такой радости он Маккри не доставит. Открыв глаза и сфокусировавшись на часах, он считает оставшиеся секунды и отталкивает Джесси. Тот улыбается, и некоторое время молча любуется полураздетым Хандзо в лунном свете. — Ну, до завтра! После его ухода, лучник задумывается: что, если Маккри относится к нему так же, как и он к Солдату? Ведь так ласкать, целовать и любоваться — именно то, о чем Хандзо фантазировал каждый день.***
Начинать день с угрызений совести — занятие так себе. Капли дождя стучат по подоконнику, где-то вдалеке шумят волны, весь город погружен в утреннюю серую дрёму. Хандзо лежит на кровати, закрыв глаза и коря себя за то, что сам же и навлек все эти терзания. Вчера ночью, после ухода Маккри, он был невыносимо заведен. Неприятно признавать, но все эти укусы-поцелуи возымели должный эффект. Хандзо закрыл за ним дверь, и, раздевшись полностью, предался накопленным фантазиям. О том, как Джек целовал бы его в тёмном переулке за рестораном, о том, как Хандзо расстегнул бы его любимую куртку, забрался руками под футболку и как водил бы пальцами по каждому шраму на его великолепной груди. О том, как Солдат, улыбаясь ему, опустился бы ниже, лаская рукой его твердый член. О том, как Хандзо держал бы его за волосы, пока тот отсасывает ему прямо там, на улице. И вот в этот момент что-то пошло кардинально не так. Подсознание решило, что держать будет удобнее кого-то с волосами подлиннее и картинка изменилась. Вчерашний Шимада жадно вдыхал запах сигары, витавший в его комнате, мастурбировал и представлял, как он и Джесси Маккри проводят “пять минут” в переулке Ханамуры. Сегодняшний Шимада широко распахнул окно, чтобы проветрить комнату и лежал на кровати, закрыв лицо руками и сгорая от стыда. Нужно мыслями вернуться к Джеку, увидеть его. Японец быстро оделся и ушёл на тренировочный полигон. Весь день лил дождь, и настроение у Солдата было такое же скверное, как и погода. Хандзо решил не беспокоить его и краем глаза поглядывал, как тот носится по комплексу, отчитывая всё и вся. — Джек, ты заколебал уже. Успокойся. Сядь, выпей чаю. — Жнец придал своему хриплому голосу нравоучительный тон и скрестил руки на груди. — В ненастную погоду не попадайся старику под руку. — Ну, старик из тебя так себе. — Лучник вздрогнул и обернулся. Его ухмыляющаяся погибель в шляпе стояла возле угрюмого Солдата. — Люди за пятьдесят все еще могут… всякое. — Он посмотрел на Хандзо и широко улыбнулся. Японец покраснел, готовый провалиться под пол, и отвернулся к мишеням. К счастью, Солдат не придал значения “всякому” и быстро переключился на перебранку со Жнецом. Шимада возвращается в свою комнату поздним вечером и с удивлением не обнаруживает никого внутри. Разонравился? Ну и отлично. Он падает на кровать, расплетает ленту в волосах, стягивает кимоно и погружается в дрему, утомленный длительной тренировкой и убаюканный морским бризом. Посреди ночи Хандзо просыпается от духоты — кто-то очень жаркий и тяжелый прижимает его к кровати и мирно сопит у него на плече. — Какого… Маккри сжал его ребра и недовольно мотнул головой — наверное, видит уже десятый сон. Хандзо шевелит ногами, штаны и сапоги все еще на нем, Джесси вообще одет полностью, если не считать висевшего на спинке стула красного пончо, бронежилета и шляпы. Жарко, тесно, но почему-то уютно. Хандзо вдруг вспоминает, как Трейсер говорила по телефону в ту ночь. Когда она вернётся в Лондон, она будет лежать в объятьях любимого человека. Наверное, им обеим будет наплевать на то, удобно это или нет. Лучник повернул голову: Маккри лежал у него на плече и прижимался всем телом. Хандзо осторожно прижался губами к спутанным волосам, вдыхая запах табака и вспомнил, как зарывался в них пальцами в своей фантазии вчера в это же время. Он попытался вздохнуть полной грудью и отогнать непристойные мысли. Нужно выбраться из-под Джесси. Чёрт с ним, пусть остаётся спать здесь, но не в обнимку же. Он аккуратно двинулся к стене, пытаясь высвободить плечо и руку. Ни в коем случае нельзя будить этого волка — снова начнет кусаться. — Хандзо? Чёрт, всё-таки разбудил. — Что? — Ты часто представляешь, как Джек тебя трахает? Сердце, кажется, пропустило удар, а щеки загорелись, хоть этого и не было видно в темноте. Ох, как стыдно. Японец отвернулся, всё ещё пытаясь вырваться из цепкого плена рук, но всё, чего он добился — быть прижатым к прохладной стене. — Пусти. — Мои пять минут, забыл? Хандзо поднял глаза. Часы висели на стене прямо над ним, и с этого ракурса можно было видеть только деревянную рамку. Придётся считать про себя. — Ну так, ответишь? — Д-да, иногда. Он сконцентрировался, мысленно отсчитывая секунды. Три, четыре, сколько всего ему там нужно продержаться? Маккри жадно впивается в губы, ложится сверху и проталкивает колено между его ног, сжимая ладонями талию. — Ты представляешь его сейчас, вместо меня? — Нет. Губы немного саднит, Джесси сегодня вообще не контролирует силу укусов. — Представь. Он расстегивает штаны японца, забирается рукой под кромку белья и сжимает член, заставляя судорожно вздохнуть. Покрывая шею лучника укусами и засосами, он начинает медленно, но ритмично водить по нему рукой. Хандзо закрывает глаза и честно старается представить. Образ Солдата ускользает от него, сложно даже вспомнить рассеченное шрамом лицо. Кажется, что от духоты в комнате дрожит воздух, голова тяжелеет, и он бросает попытки представить кого-либо. Главное сейчас — вернуться к отсчету секунд, с которого он постоянно сбивается. — Ого, как тебе этого хочется. Шимада вдруг осознает, что пошло трется о колено Маккри, двигая бедрами в такт его руке. Становится обидно “Мне ведь не одному этого хочется?” — он притягивает Джесси и проникает языком в чужой рот. Другой рукой он находит пряжку, расстёгивает её, ширинку и, приспустив трусы, мягко дотрагивается до члена. Маккри заведен даже сильнее него и у Хандзо начинает кружиться голова от осознания, как сильно его сейчас хочет этот ковбой и что он может с ним сделать, будь у них больше времени. Он медленно скользит по нему пальцами, дразня и вынуждая Джесси схватить его руку и самостоятельно задать темп. Комната плывёт, их тела взмокли,вокруг всё плавится от жары и похоти. С судорожным вздохом Хандзо кончает партнеру в руку и концентрируется на своих движениях, чтобы довести его тоже.Спустя какое-то время он чувствует горячую сперму на своей ладони и Маккри падает обратно на свою половину кровати. Понемногу возвращается окружающий мир — за окном разгулялась буря, и ливень яростно бьет в окно. Они лежат плечом к плечу, прикрыв глаза и погружаясь в дрему. — Могу я поспать здесь сегодня? — Угу. — Премного благодарен.***
Хандзо проснулся первым. Бесшумно выбравшись из цепких объятий, он скрылся в ванной, изо всех сил пытаясь списать события прошлой ночи на внешние факторы. Безуспешно — он не был пьян или под наркотиками. Маккри его не принуждал отвечать. По сути, он даже мог не шевелиться все эти пятиминутные вечера. Не было уговора “Делай то же, что и я, а не то всё Солдату расскажу”. Да и правило пяти минут — Хандзо замер под струями воды — вчера оно было стопроцентно нарушено. Шимада быстро оделся, выскользнул на улицу и зашагал по направлению к полигону. Внешний мир был каким-то смазанным серым пятном, в голове путались мысли, всё гудело, и он не обращал внимания на посторонние звуки, пока не налетел на кого-то на узкой улочке. — Ты в норме? На него смотрят восхитительные голубые глаза. У японца перехватывает дыхание и он, не в силах издать ни звука, старается всей душой, всем разумом утонуть и раствориться в этой глубокой синеве, скрыться от скребущихся внутри черепной коробки терзаний. Хандзо находит себя сидящим на диванчике в одном из старых офисных помещений. Мир вокруг все такой же серый, но оцепенение проходит, когда входит обладатель пронзительных глаз. Моррисон протягивает лучнику кружку с горячим чаем и, потянувшись за ней, Хандзо осознает, что его одежда насквозь промокла, а он сам закутан в плед. — Где я так вымок? — Снаружи. Там льет, как из ведра. Солдат выкатил кресло и сел напротив диванчика. Когда он хмурится, шрам на лице кажется более глубоким, а глаза, от которых Хандзо все еще не может оторваться, — по настоящему несчастными. — Ты помнишь, как проснулся утром? — Да. — Хорошо. Что было дальше? — Оделся, вышел из дома. — Куда пошел? — Сюда, тренироваться. — Ты понимал, что идешь в центре бури? Японец не находит ответа, не веря своим ушам. Вот почему все вокруг было серым и предметы не имели контуров? Он не чувствовал ни ударов ливня, ни ветра, ни холода — было ли всё это лишь из-за его побега от вчерашнего? Хандзо повернул голову и посмотрел в окно. Огромные капли разбивались о стекло одна за другой. Солдат тяжело вздохнул, качнулся вперед и аккуратно накрыл его руки своими. — Слушай, это ни разу не нормально. Шимада какое-то время оцепенело рассматривает пальцы чужого человека на своих. Человека, которого он так хотел коснуться все эти дни. — Хандзо, что происходит? Он заставил Джека волноваться. Смог даже вынудить его дотронуться до себя и проявить знаки внимания. Хандзо чувствует горечь вины и отвращение к самому себе. Руки, которые сейчас так бережно держит Моррисон, несколько часов назад вытворяли такое, от чего его седые волосы встали бы дыбом. Лучник резко выдергивает их, ставит кружку на стол и поднимается с дивана. — Всё нормально, просто не выспался. Солдат грустно смотрит на него какое-то время, но затем кивает и отворачивается, а Хандзо в спешке покидает офис, чтобы избежать дальнейших расспросов. По возвращении в комнате он никого не нашел. Лучник даже засомневался — не были ли все эти события просто странным болезненным сном.***
Вчера Маккри не приходил. Да и вообще на горизонте не появлялся. Хандзо весь день отпаивал себя горячим чаем и смог побороть простуду без вмешательства доктора Циглер. Он вновь вернулся на полигон, но теперь старательно избегал Солдата, так как тот мгновенно начал бы задавать вопросы. Жизнь понемногу стала возвращаться в свое обыденное русло, сегодня ему удалось полностью пресечь непристойные мысли о Джеке. Хандзо решил для себя, что с этой слабостью, которой так ловко воспользовался Маккри, пора покончить, как и с его пятиминутками. Но стрелок вновь заявился ближе к полуночи. — Сегодня ты должен мне десять минут. — Джесси явно не в настроении, от него разит виски за милю. — С какой стати? — За вчерашнее. Хандзо не находит в себе ни сил, ни желания спорить и ругаться с ним. Да и что он может сделать такого за десять минут? Шимада запоминает время на часах и расплетает ленту из волос. Распутывает пояс и сбрасывает кимоно. Маккри удивленно вскинул брови: — Ты чего? Японец холодно смотрит на него и садится на кровать: — Упрощаю тебе задачу. Он похлопывает по покрывалу рядом с собой, желая, чтобы всё это поскорее закончилось. Его настигла волна безразличия и презрения к самому себе, и Хандзо послушно растворился в этой мутной и бурной воде. Джесси послушно садится рядом и внимательно смотрит на партнера. — Ты сегодня какой-то странный. Японец обвивает его шею руками и тянется за поцелуем, но Джесси отстраняется. — Что за? Нет, так не пойдет. — Почему? — Твое лицо… Ты конечно бываешь недовольным, но это блин целый портрет скорби. Маккри мягко держит его за запястья и смотрит прямо в глаза, не отрываясь. — Что-то случилось? Проблемы с… в личной жизни? Он ведет себя так, будто он лучший друг Шимады, всегда готовый прийти на помощь. Этот шантажист, подаривший ему худшие моменты жизни и загнавший его в итоге под проливной дождь на грани нервного срыва. — Мои проблемы тебя не касаются. Ты за другим пришёл. — Касаются, я не хочу видеть тебя таким. — Ну так проваливай, раз не хочешь. Хандзо поджимает губы и с вызовом смотрит прямо в его карие глаза. Хочется уеть, уязвить Джесси, стянуть с него эту маску дружелюбия. — У меня есть идея получше. Маккри резко впивается в губы, кусая их так сильно, что японец недовольно шипит. Он гладит грудь, живот и бедра Хандзо, оставляя засосы на шее и татуированном плече. Шимада решает не сопротивляться, с головой ныряя в темные воды. Расстегнув рубашку, он водит ладонями по горячей груди, забирается пальцами за кромку штанов. Маккри тихо вздыхает, когда Хандзо, освободив его от сдавливающего ремня, обхватывает член и сам начинает дрочить. Они долго и страстно целуются, касаясь друг друга языками и кусая губы почти до крови, пока Джесси не разрывает поцелуй. — Расскажи, как ты его хочешь. — Нет, это личное. Маккри стягивает с него штаны вместе с бельем и раздевается сам. Хандзо выгибается, чтобы посмотреть время на часах: еще семь минут. Джесси, пользуясь случаем, обхватывает его талию и покрывает живот поцелуями. — Боже, дорогой, ты бы себя видел. Его шепот отражается от жарких стен комнаты и не сразу достигает Хандзо. Разум Шимады наполняется похотью и осознанием контроля. Маккри действительно пользуется заявленной в начале свободой, но только если это обоим нравится. У Хандзо в голове проносится идея о том, как укротить этого зверя. Он разрывает поцелуй, прижимает губы к уху Джесси и пошло шепчет: — Хочешь узнать, что я бы с ним сделал? — Очень. Лучник приподнимается на кровати, встает на колени и снова выгибается в руках партнера. Маккри вздыхает и проводит железной ладонью по упругому мужскому торсу, продолжая целовать и оставлять яркие засосы. — Открой рот — узнаешь. Джесси замирает на несколько секунд и удивленно смотрит на партнера снизу вверх. Хандзо, признаться, и сам поражен тем, насколько властным он вдруг может стать. Решив идти до конца, он зарывается пальцами в каштановые волосы и тянет вниз. Горячие губы обхватывают головку члена, и Шимада с наслаждением толкается бедрами вперед. Маккри делает это умело, скользя ртом по всей длине, то лаская головку языком, то заглатывая до самого горла, заставляя японца выгибаться и прерывисто стонать. В сознании происходит полный сбой, вцепляясь в волосы партнера, Хандзо с трудом сдерживается от того, чтобы не начать трахать того прямо в горло. Джесси прерывается и тянет его лечь обратно на кровать. Шимада послушно ложится на спину, но теперь Маккри крепко держит его за запястья, не давая управлять. Он снова берет в рот до самого основания и возвращает темп, который они держали до этого, придерживая руки. Комната плывет перед глазами, внутри всё дрожит от возбуждения и осознания того, кто сейчас удовлетворяет его своим горячим ртом. Лучник вздрагивает всем телом и замирает: Джесси аккуратно приставил к его заду два мокрых от слюны пальца. Он продолжает активно отсасывать ему, но каждый раз, когда головка касается горла, даря Хандзо восхитительные ощущения,стрелок понемногу входит в него. Перед глазами темнеет от возбуждения: его мучитель касается таких точек, о которых Хандзо и не подозревал. Полностью потеряв контроль, он вцепляется в кровать, яростно толкаясь партнеру в рот, чтобы в следующую секунду с всхлипом насадиться на его пальцы. Через несколько толчков японец обильно кончает и замирает, пытаясь восстановить дыхание. Комната вокруг все ещё кружится, а его сердцебиение, кажется, слышно на весь дом. Оргазма, от которого онемело бы все тело, у Шимады раньше никогда не было и он, закрыв глаза, наслаждается странным покалыванием в кончиках пальцев. — Может, расскажешь, что еще с ним представлял? Маккри лежит рядом, но его голос звучит, будто из-за двери. У Хандзо заложило уши, и он потряс головой, пытаясь вникнуть в смысл предложения: — Что еще… с кем представлял? — Ну, с Солдатом. Из-под глади спокойствия и неги показалось раздражение: — Я не представлял это с ним. — А… — Давай вообще не будем о нём. Шимада прижимается к горячему плечу, обхватывает железную руку и проваливается в сон.***
Власть опьяняет. В особенности того, у кого большую часть жизни были слуги и телохранители, а потом вдруг не стало никого. Такое оправдание придумал себе Хандзо, открыв наутро глаза и вслушиваясь в звуки с улицы. Маккри уже ушел, только запах алкоголя напоминал о том, что он вообще здесь был. Шимада закрывает глаза и глубоко вдыхает утренний аромат озона и цветов. Нужно собраться с мыслями, успокоиться, помедитировать. События последних двух недель — одно сплошное безумие, в которое он нырнул, даже не задумываясь о последствиях. Хандзо одевается и отправляется к морю. Темно-синее и спокойное, оно успело пережить несколько бурь и теперь готовилось встретить следующую, судя по тучам, собиравшимся у гор. — Доброе утро, брат! На деревянном причале в позе лотоса сидел Гэндзи. Его, казалось, не волновали ни погодные явления, ни людская суета. Хандзо сел рядом и усмехнулся про себя — сейчас его некогда бойкий и неугомонный младший брат излучал спокойствие, которого ему самому так не хватало. — И тебе доброе утро. Они долго сидели так молча, пока брызги волн не стали долетать до колен, а ветер не начал угрожающе выть. Лучник поднялся первым, мягко хлопнув брата по плечу. Гроза собиралась весь день, но разразиться смогла лишь поздним вечером. Хандзо сидит спиной к окну, вдыхая почти догоревшие пачули и слушая раскаты грома. Он одет в старомодный зеленый халат на голое тело, волосы распущены, желтая лента обвивает лежащий у стола колчан. Скрип половиц на первом этаже, старых ступеней, ведущих в его комнату, открывается и закрывается дверь. — Вечер добрый! Медитировал? — Нет. Маккри широко улыбается, хотя его пончо промокло насквозь и из красного превратилось в бордовое, а вода с полей шляпы капает на плечи. Хандзо бесшумно поднимается с колен и подходит к нему. — На улице просто ужас. — Угу. Он помогает Джесси стянуть мокрую одежду и тянет его за руку в направлении кровати. Маккри мягко касается губами его виска и послушно падает на нее спиной. — А у тебя тут уютно. Не против, если я останусь? Он хрипло смеётся, пока Хандзо садится на него сверху, скользя пальцами по пряжке ремня и прерывая его смех жадными поцелуями. Джесси отвечает, прикусывая нижнюю губу партнера и, скользнув руками по коленям вверх, забирается под полы халата. Горячими ладонями он очерчивает контуры бедер и останавливается на боках: там, где должно быть бельё. — Ждал меня? Он улыбается и покрывает шею японца поцелуями, мягко прикусывая кожу. Жадные руки переходят на ягодицы, он сжимает их, одновременно оставляя яркие следы укусов на груди. Ведет пальцы к заду, надеясь поиграть с Шимадой как в прошлый раз и замирает, осторожно касаясь смазки. — Да, я ждал тебя. Только сейчас до американца доходит, какой от Хандзо исходит жар, как тяжело он дышит и нетерпеливо трется о руку Джесси, зарываясь пальцами в волосы. — Ты... — Подготовился, да. У тебя меньше пяти минут. У Маккри перед глазами темнеет от возбуждения. Он утопает в фантазиях о том, как незадолго до его прихода лучник насаживался на свои пальцы в смазке, шепча при этом его имя. Хандзо помогает ему справиться с брюками и сжимает его член между ягодиц, развратно закусывая губу и стаскивая с себя халат. Он сам приставляет головку члена к влажному заду, опускаясь к Джесси, чтобы вцепиться в его плечи, и тихо шипит от боли. — Не волнуйся, я держу тебя. Маккри и сам не узнает свой голос. Хриплый, рваный, он звучит будто из-под воды. Их комната затоплена мутной и бурной похотью, и он крепко вцепляется в бедра Шимады. Хандзо надрывно кричит: ковбой слишком резко насадил его на свой член, но когда он толкается глубже, по телу разливается наслаждение и все плывет перед глазами. Он пытается привыкнуть к ощущениям внутри и подстроиться под ритм, но яркие вспышки не дают ни на чем сконцентрироваться и все, что он может — это качаться на Джесси, наполняя жаркую темную комнату стонами. Внутри всё горит и ему кажется, что кровь в венах заменилась на его непрерывное “ещё, ещё, ещё!”, циркулирующее в такт пульсу и толчкам. Он резко слезает с ковбоя и дрожащими руками тянет на себя, предлагая сменить позу. В тусклом свете он замечает царапины на плечах Маккри и смутно пытается понять, кто это с ним сделал. Его секундные размышления прерывает грубый поцелуй, в конце которого Хандзо стонет от наслаждения: Джесси вошел в него, и стук крови захлестывает вновь. — Ещё, ещё, ещё! Он уже и сам не уверен, говорит ли это вслух или нет, подмяла ли их под себя бушующая глубинная стихия, или же это просто рваные видения. Хандзо кончает первым, с громким стоном, заливая свою грудь спермой. Маккри сжимает его ноги, жестко втрахиваясь в жаркое тело и через несколько секунд тоже доходит до предела. Пока сердце не успокоит свой бой и в ушах не перестаёт звенеть, проходит целая вечность. Джесси первый нарушает тишину: — У меня онемели губы. — У меня онемело всё. Шимада и сам не знает, улыбается он сейчас или нет. Его подсознание улыбается точно. Он пододвигает голову к плечу Маккри и прислушивается к окружающему миру. Пелена оцепенения начала потихоньку спадать, и он вновь начинает улавливать запахи и звуки окружающего мира. Дуновение ветра из окна принесло запах мокрых цветов и специй. Волны мягко шумят, все еще приходя в себя после грозы. Где-то вдалеке слышен тихий одинокий раскат грома. — Джесси? — М? — Можно изменить правила? — Можно, как? — С завтрашнего дня пусть будет шесть минут.