— Подвластны нам и пламя, и вода, и воздух!.. — Дашка мерила шагами комнату, распевая песенку-вступление из крайне непропорционального касательно анатомии мультика. — И полны… ой-ёй-ёй! Открыть в себе таланты никогда не поздно! Я забы-ла… ой-ёй! — она остановилась на минутку и, почесав затылок с тем же энтузиазмом продолжила: — Беги скорей, у нас одна ко-ман-да! Сборная РФ, не трогайте на-ас! Сбережем наш мяч! От зла! От бед! С плей-оффа снята-а-а! Ё, наш смертный ча-а-ас! Усь-усь-усь…
— По-моему, — задыхаясь смехом и держась за то место, где у нормальных людей расположена селезёнка (впрочем, это не мешало заверять, что болит почка), начала Катя, — мы вчера футбола пересмотрели.
Дашка крепко задумалась, затем встрепенулась и затянула новую песню:
— Die Gedanken si-i-ind frei!..
— По-моему перебор.
Даша, замолчав, прошла ещё один круг по комнате, потом не выдержала:
— Ну что ж ты не качаешься-то?! Сколько можно ждать?!
Ноутбук не реагировал. Даже угрозы относительно сдачи в ремонт к туркменам, которые, между прочим, кусаются и воняют, не помогали. Призывы различных богов, начиная с Высокого Одина и заканчивая Касперсиким, тоже не давали никакого эффекта. И ласковые уговоры на «Аксиньюшка» тоже. Ноубук с красивым именем Аксинья оставался неприклонен. Качаться ничего не собиралось. Дашка, притащившая бедное электронное устройство из дома, чрезвычайно злилась в полной готовности переходить на мат, поскольку как иначе можно объяснить ноутбуку, что ускорение загрузки в его интересах, она не знала. С компьютерами у пухлого крашенного хной существа в бомжацкой одежде было ещё хуже, чем с химией, а с химией ещё хуже, чем со всем остальным.
Из соседней комнаты послышались Лизины стенания:
— Башка боли-и-ит! Минералки дайте!
— Меньше энергетиков пить надо, — фыркнула Катя. — А я говорил ведь.
Говорить о себе в мужском роде уже становилось доброй традицией. Ровно в этой традиции в сердцах пообещали оттаскать за хвост, если у Лизы достанет природной глупости ещё раз тронуть злосчастную жестяную баночку с огоньком и кричащим названием «Гори». Горела бы. Ведьма, жаль не рыжая. Однако гореть ей, мелкой и больной на всю блондинистую голову, не хотелось. Даже несмотря на создавшееся конкретно противоположное впечатление: Крайняя степень растрепанности; мутные зелёные глаза, будто бы после обильной дозы клея ПВА прерорально (хотя кто бы знал, что содержала жестянно-энергетическая банка), кричали о том, как же хочется искусать всех, а потом умереть счастливой.
Катя заботливо протянула свой стакан со спасительными «Ессентуками 17», чем вызвала со стороны Дашки возмущения, дескать, а какого не поделились. Девушка развела руками. Как помнилось, на кухне была ещё бутылка. Или не было. Чтобы проверить отдали приказ тащить. И если нет — тоже тащить. Хотя бы конфет. Все прекрасно понимали, что обожрались, но ничего не имели против. Катя не уделяла внимания внешнему виду, радуясь радовалась жизни, в частности и поеданию вкусняшек и возможности носить удобную одежду типа «бомж-из-со-гуд», ровно как Дашка уже давно смирилась, что имела фигуру «молодой бегемотик», и только Лиза недовольно оглядывала себя в зеркале с унылыми возгласами: «Я жирная», «У меня парень есть» и тому подобное. Впрочем, существом она была не очень разумным, и это все знали, принимая как данность. Даже сама Лиза.
Минералка обнаружилась скоро, и в комнате началась анархия: «- Да где моя кружка? — Не трожь ноутбук! — Ты свалила акварельные карандаши! — Убери свои грязные лапы от моего лица!» и конечное «Нюша, спасай!»
Нюша — маленькая и худощавая, словно скелет с двумя длинными косами, — стоявшая в дверном проёме аки статуя вопросительно приподняла бровь:
— От кого спасать?
— От бреда, — протянула Катя.
— От того, что ничего не качается! — взвыла Дашка, возведя руки к небу, — Лови-и-ись, сеть большая и магия! В смысле, — поспешила поправиться она, — и маленькая. Да и магия тоже ловись! Тоже большая и маленькая тоже! Тьфу! Где моё сердце кондиционера? Ибо у нас одна ка-ма-нда! Ё-моё! Моё! Качайся дава-а-ай! — сей шедевр музыкального искусства, достойный проекта «Большая опера» на канале «Культура», ноутбук оставил без внимания.
— Ой всё, — выдала коронную фразочку Катя, — Ты про ту розовую штучку? Которая там у них светится, ещё, вроде, нет? — Лиза нервно хихикнула:
— Может, конденсатора? Кипятильника?
— Каделака, блин, — фыркнула Нюша плюхнувшись рядом с остальными на кровати. Игра качаться не желала. Даша взвыла раненным в попу вурдалаком, Катя прикрыла глаза рукой,
когда под аккомпанемент сих непотребных звуков в комнату с бравым кличем вошли Ася и бабушка Надя. С хитрым прищуром, рыжая и задористая Катина престарелая родственница вручила девушке внушительную тарелку с черешней и завела разговор:
— Девочки, вы все в сборе, все вместе, — сказал она. — А вы замечали за собой какие-нибудь странности?
— Хммм, — улыбнулась Нюша, — я вообще Люцифер!
— Мы все здесь дебилы… — прошипела Лиза. Три таблетки нурофена прошли в холостую, как полбутылки минералки. От постэффекта энергетиков не спасало ничего.
— Нет, — протянула заигрывающим тоном бабушка, — вы должны были заметить за собой нечто вроде суперсил!
— Я супер-туп, — буркнула про себя Катя, тут же сплюнув через плечо, чтобы не накаркать. На всякий случай.
— Я ломаю то, что в принципе не может ломаться, — кивнув, заявила Дашка, затем обернувшись к подругам: — Я не помню, рассказывала, как ботинки ходили покупать? И про гель-лак?
— Да-а-а. Прямо ка-ак, что ли, в анекдоте. Который один сломал, другой — потерял, — Ася тут же смущенно опустила глаза, ссутулившись. Высокая и статная с, казалось бы, модельной внешностью, она с дистанией панически боялась людей.
— А ещё… — начала подводить итог Нюша, чтобы в дуэте с Катей закончить:
— Мы рукожуки.
Бабушка тяжко выдохнула. Начала объяснять. Девочки дружно переглянулись.
— Что за фентезийная фигня?.. — выдала Нюша. — Ну, я Люцифер, признаю. Но до такого ещё вродь не докатился. Ну, просто серьезно, миры, завесы, ну-у…
— Пусть бегут неуклюже слуги ада по лужам. Кислота по асфальту реко-ой, — напела Дашка кстати выплывшую в голове песенку из интернета. Иногда бывали же дни, когда просто хотелось петь, а бывали, когда в дополнение к этому хотелось ещё и комплиментов собственному фальшивому голосу: — И неясно прохожим, без ногтей и без кожи, почему, с неба капает гной. А я игра-аю, с книгой мё-ортвых, у прохо-ожих, на виду-у…
Бабушка, которой это всё явно осточертело, вытащила из-за пазухи кулон и прервала песенку:
— Это ж Сердце Кы… Ко… — хотела прокричать это с эпичным видом, но памяти «гениальной певице» боги дали ровно в том количестве, чтобы помнить дату своего рождения.
— Кысы! — вскрикнула Ася истерично. Даша и Катя переглянулись и запели хором. Аж кошка, по имени Мариса, спешно ретировалась прочь:
— А я маленькая кы-ыса, а я маленькая дрянь! Куда попало буду пи-исать! Драть обои и диван!
— Можно без подробностей? — с дёргающейся бровью, держась за голову, попросила Лиза.
— Кондаркара, — раздраженно сказала бабушка и, невольная поведением квинтета, удалилась.
Со скептическим «Ну, че, сердце кондиционера, че-нить будет работать?» светящийся артефакт поднесли к ноутбуку. Реакции не последовало. Расстроенная Катя вернулась на стул с колесиками и вякнула что-то оскорбительно-обиженное про отсутствие воды. Три бутылки — шесть литров суммарно, даже несмотря на то, что «она солёная, её пить никто не будут» ушли за полчаса. Идти в магазин было лень, к тому же холодно, к тому же надо найти во всем обилии обуви в прихожей свою, к тому же в магазине были за сегодняшний день уже три раза. Но воды не было, а хотелось. В особенности, что из коридора вдруг послышалось нервное «буль-буль» и в комнату медленно вползло некое подобие сине-прозрачной змеи, однако всем было понятно, что это вода. Под одуревшими взглядами и мыслями о Курской магнитной аномалии струя красиво и эпично вылилась крутящейся на стуле девушке на голову. Катя замерла, хлопая глазами и молча открывая-закрывая рот, аки рыбка, выловленная из озера и не понимающая, с какого хрена вкусный червячок оказался крючком.
Дашка взвизгнула и чуть не вылетела прямо в окно, тряся жировым запасом. Ася выдала короткое «А!» на манер чайки в Прибалтике, и сползла на пол. Однако и того было достаточно чтобы листики и бумажки, до того мирно лежавшие на полке, тут закружились в танце под потолком.
— Ка-а-ать, — нарушая тишину, начала Даша, — это были твои конспекты по истории. Вернее мои, но тебе. Конспекты по истории. Теперь твои. С-собирай. Да, твои конспекты по истории.
— Круто, — выдала Нюша, после чего с энтузиазмом поскакала к преисполненной удивления и ужаса, зато уже сдавшей историю, девушке. — Давай!
— Чего тебе дать? — пропищала Даша. — Ты же не мужик… Мои тупые шутки… Простите… — голос совсем сошёл на нет и стал похож на писк резиновой принцессы.
***
Фобос, наблюдавший эту картину не мог сдержать победоносного смешка. Очумевшее выражение округлого лица в обрамлении светло-рыжеватых коротких волос с крайне напуганным взглядом казалось ему смешным и неразумным. Впрочем, остальные девицы выглядели ничем не лучше.
— Проследи за ними! — вытянув руку вперёд в повелительном жесте, велел он Седрику. Тот кивнул и, шипя, почти любовно протянул:
— Слушаюс-сь, мой лорд…
***
— Убери свои грязные лапы от моего лица! — воскликнула Даша, пытаясь не то заслониться, не то спрятаться, борясь с навязчивым желанием уползти под стол и провести там остаток жизни. Слыв заядлым любителем отечественного фэнтези, теперь она впала в панику и просто верещала что-то нечленораздельное.
Катя гипнотизировала воду в стакане взглядом: «Ты мне на голову не выльешься?»
Нюша ухватила одуревшую Дашу за руку, дескать, давай и говори. Запасы энтузиазма, накопленные за столь недолгий период времени, были неистощимы.
— Чего давать?! Отстань ты! Мне плохо, — слезы брызнули из глаз, ведь было действительно очень плохо. Ситуация по своему эквиваленту была полнейшим бредом, хоть уповай на Всемогущий сюжет и положенного по праву сексуального некроманта. Дашка не хотела ни уповать, ни некромантов, ни сюжетов в принципе… хотя бы потому, что это бред. Сивой кобылы в лунную ночь. Она вытерла слёзы, только и сумев промямлить: — М-мы зениты…
— Мы не Зениты, — вставила свои пять копеек Лиза. — Мы едины.
— Мы Нова-альные, — трясущимся голосом протянула Даша, вся сжавшись в комок.
— КаПэЭсЭс, блин, — Ася залилась истерическим смехом, от которого мурашки пробежали по коже.
— Мы ни хрена не едины, мы раздроблены, — промямлила Катя.
— Раздроблены, — Даша была на грани обморока, — Тыща сто какой-то тире до воцарения в хрен знает каком Ивана Третьего.
Ася смеялась, что было защитной реакцией на страх. Лиза с больной головой не хотела знать вообще никого, а главное, энергетики. Это всё от них…
— Права мать была, — буркнула она.
— Не мать я тебе! — рыкнула Катя, и тут же Лизе в лицо обрушилась струя Ессентуков.
— М-м-мать твою мать!
— Мы едины, что ли?.. — промямлила наконец вконец зарёванная Дашка, после чего в комнате воцарился абсолютный ор.
— Эмбрионы! — взвизгнул кто-то. Кто — неизвестно. Но резко стало известно и понятно, что в комнате резкий переизбыток магии и пафоса. Все стрёмно, а главное — голо! и холодно.
Спустя секунду все стояли посреди комнаты и оглядывали себя.
— Латекс!
— Жир!
— Колготки!
— БОГИ! ЙОГИ! СВЯТЫЕ КОЛБАСЫ, СВЯТОЙ СЫР В НАРЕЗКЕ, ЧТО ЗА ЕРЕСЬ?!
Ася смотрела на свой открытый живот и крайне удивлялась тому, что удобная футболка благополучно стала чем-то наподобие топика, подчёркивающего полное отсутствие груди.
Катя с раздражением, причитая всё громче и громче на то, мол, где моя бомжатская одёжка, с какого хрена на мне юбка и прочее. Её это бесило, как и всех.
Дашка же просто завернулась в одеяло и выла.
— У-у-у-у-ууу! У-у! — она уползла с головой и, словно загипнотизированная, продолжала: — Сине-бело-голубые, хэй! хэй! Сине-бело-голубые, хэй! хэй!
— М! Я шлюха, че, — сказала Лиза, каким-то странным образом лишившаяся очков. Миниюбка и высоченные каблуки при плоскостопии не выдерживали никакой критики.
Какой смысл был в синтетических колготках и откровенных топиках, подчеркивающих все жировые отложения, а в частности оволосннение рук и животов?.. Кроме того непонятно, как эти шедевры костюмерного искусства вообще держались на живых людях. Цвета никому не шли. Катю возмущало, почему не черное, и почему такое облегающее? Дашку — почему это не одежда, и даже не гидрокостюм? Нюша в трусах и на высоченных каблуках с распущенными русыми космами чувствовала себя вполне комфортно. Ей-то с каратэ и мышцами не привыкать…
А вот что за приспособления имелись за спиной?
— Волосы, — проревела Катя. Бывшая когда-то ниже пояса грива сейчас имела длину чуть ниже плеч и отказывалась собираться в косу или в хвост. — Бесят!!!
— Сине-бело-голубые, хэй! хэй!
Ася, обнимая Дашу, бурчала нечто успокоительно-милое, при том нервно хихикая.
— Превращай обратно! — прорычала Катя.
Даша снова залилась плачем и навязчивым «хэй! хэй!». Шизофрения шла заметно, большими шагами и с криком: «Йа тутачки!».
— Я не удивлюсь если сейчас полечу-у-у-у! — взвизгнула Нюша и, взбрыкнув тонкими ногами в колготах, вылетела в окно. Раздался звон. На остатках стеклопакета остались следы крови и волос.
— Земля пухом! — буркнула Лиза, пытаясь отпустить юбку хоть чуть-чуть пониже.
Дашка, уже потерявшая сознание, повисла на плече у Аси. Катя возмущалась, какого лешего, хрена, и прочих экзотических растений волосы, так нагло лезущие в лицо, не хотят принимать вразумительной формы косы. Появилась мысль сгоряча побриться как в женских батальонах в девятьсот семнадцатом. Всем удобно…
— Йу-ху-ху-у-у-у! — раздавалось с улицы, заглушая шумы машин. — Фу, ты, ё! Дерево!
— Превращайте, типа обратно, — Лиза, не видя без очков, напоролась на угол стола.
***
Калеб, прижимаясь к стенкам, прошёл мимо стражи и проник в хранилище. Тут пахло серой, порохом и аммиаком. Кодовая задача была то ли что-то украсть, то ли приватизировать, то ли съесть — он толком не знал. Но надо было, а значит, мы в собственные пятнадцать попрёмся на склад оружия и будем крайне странным способом тащить всячески предметы обхода.
Ох, молодость…
— Я в свои… — говорила Даша, которую уже минут десять отпаивали остатками чая каркаде. — Сколько мне там лет?
— Тебе не четырнадцать, — вынесла вердикт Ася. — Таруха, — она истерически взвизгнула, поняв, что сейчас тоже начнёт реветь. Страх сменился ужасом вперемешку с отчаянием и осознанием себя дном графоманского болота.
— Рисовашки-кошки-пирожки, — проговорила она. Вновь приняв нормальную форму в виде кофты «Рашша» сорок восьмого размера и драных зелёных штанов как родную, она никак не намеревалась отпускать подругу.
— Я проорусь, если мы этого красавчика встретим, — Лиза с полубезумной улыбкой поправила чудом вернувшиеся очки.
Катя теперь уже ни в чем не сомневалась, если Лиза — шлюха, Нюша — летает, Ася — улетучила половину эпохи Ивана Третьего одним «А!», сама она благополучно привела в бешенство мирные по своей природе Ессентуки, а Даша…
— Не на-адо, — пискнула она и уткнулась в плечо подруги. — Я не хочу.! мир спасать.
— А я шлюха, — улыбнулась Лиза. В голосе появился скепсис. — Прекрасно.
Когда с раздавшегося скрипа двери в комнату заглянула бабушка, то от грмогласного визга «Именем священной инквизиции святого Аврелия!» вздрогнули все.
— Поверили? — спросила она с поднятой бровью.
Даша и Ася, обнявшись, ревели уже в голос.
— А я, — повторила Лиза. — Шлюха! Бесит!
Катя закатила глаза, промямлив что-то про «Миша оценит» и приложила руку к лицу. В улыбающуюся бабушку незамедлительно полетела подушка.
