После горизонта лишь тьма

Говорящее название этой некогда прекрасной колонии, теперь безжалостно лежавшей в опустевших руинах, сейчас вызывало в ней смешанные чувства, связанные не только с похищением всех живущих там тысяч мирных людей, но и с геройским предательством такого хорошего друга и, возможно, даже любимого когда-то человека по имени Кайден Аленко. Она ночи напролет могла размышлять над связавшими их чувствами, которые теплились в груди перед высадкой на Ил, а ныне бесследно исчезли и, может, даже, истлели в момент ее пробуждения от смерти. Он пережил ее, смирился с неизбежностью, что поглотило бренное тело коммандер Джей Шепард, которая воскресла, словно Лазарь из христианской мифологии. Видимо, также пережили его и ее чувства, которые она ныне ставила лишь под сомнения, привлекая все больше свою теорию одиночества и холодной страсти, что лишь единожды вспыхнула между ними двоими, и, будучи неправильной, была погашена и оставлена в прошлом. Или это были лишь отговорки, чтобы оправдать ее заинтересованность в турианце, который своими шутками доводил ее до неконтролируемого смеха, а их саркастичные дуэли считались первым чудом этого корабля? Винила ли она себя в несовершенной еще измене, которая подогревалась каждым неосторожно брошенными взглядом или касанием, а также долгими диалогами в любой точке вселенной, которые они прерывали лишь на перестрелки или еще более убойные шутки? Он зажигал ее животворящую искру. Он заставлял сиять на ее лице со множеством мелких шрамов лучезарную улыбку, которую иной неосторожный свидетель мог сравнить со светом звезды. Но она вновь и вновь находила в себе силы вытаскивать из глубин новые причины для размышлений и им в противовес — воспоминаний связанных с турианцем, так легкомысленно завоевавшем интерес первого человеческого СПЕКТРа. Броня снимается слишком долго, еще больше выматывая совершенно не слушающиеся тонкие и длинные пальцы, что раскладывают ее теперь в шкафу. Девушка старается сконцентрироваться на боли от дико ноющих ребер, избитых неоднократными попаданиями, лишь бы только заглушить боль от такого цепкого и прилипучего заявления из уст человека, некогда бывшего ей другом. «Предательница». Все сказанные им многочисленные и обидно жалящие слова складываются лишь в эту единственную фразу, что огненными буквами стоит перед ее глазами болезненным напоминанием, не собираясь выходить из головы. Даже леденящий душ, под который она входит на негнущихся ногах, слабо покачиваясь от усталости и расширенные зрачки, направленные в сторону стены, над которой она склоняется, упираясь дрожащей рукой в белоснежный кафель, на котором остаются запотевающие подтеки от холодной воды, лишь бы не потерять неустойчивое равновесие. Капли, словно крупные заиндевелые градины, барабанят по ее иссеченной спине и выступающему ровному позвоночнику, не даря живительной бодрости, которая могла бы поднять ее упавший боевой дух. Неприятное полотенце, будто бы когтями рвущее кожу, покрытую мелкими бегающими мурашками, оставляет красные следы, довольно хорошо заметные на коже, не знающей загара. Явные отметины проходят лишь тогда, когда она останавливается перед зеркалом, пытаясь найти в своем теле хоть каплю той самой привлекательности, присущую, например, большинству представительниц расы азари, в таком обилии являвшие собой секс-символы во всех уголках галактики. Длинные почти бесцветные платиновые волосы, мокрыми паклями висящие у нее за спиной и достающие до середины неширокой спины, до того момента, как она высушивает их специальным прибором и те волнами не осыпают ее плечи в мешковатой футболке N7, едва ли обрисовывающие небольшую грудь, также не дают плюса в ее глазах, пока она натягивает черные, облегающие, но удобные штаны, подчеркивающие ягодицы, и довершает все это военными ботинками, имея последнее и, возможно, с самого начала единственное приемлемое разрешение этой ситуации — она направляется в бар, не заботясь, что в довольно поздний час она будет кем-то замечена. Насколько же надо сделать человеку больно, чтобы он при первой же встрече спустя несколько лет ее отсутствия, заявил, что она предала все человечество, вступив под штандарты Цербера, который своими усилиями, может быть, и в личных целях, но старается защитить галактику от вновь нависшей над ней угрозой. О, и конечно, она помнит его лицо, искаженное гримасой такой злости, что еще немного — и он повесил бы на нее все грехи человечества. Она стискивает кулаки, когда двери лифта закрываются, вновь оставляя ее наедине лишь с собственными мрачными мыслями. Это была месть? За то, что она умерла, будучи выброшенной в открытой космос с поврежденной трубкой подачи кислорода? За то, что она не попробовала даже связаться с ним, когда Цербер собрал ее по молекулам льда и воздуха, которые остались в пепле легендарной коммандер? Или так ей мстила жизнь за то, что она видит рядом с собой лишь несерьезного турианского снайпера, который готов ради нее на все. Вместо человека, что лишь пару раз подбодрил ее, когда она была в туманном состоянии размышлений, и сделал пару комплиментов, разукрасивших ее серые будни. Он, возможно, мог бы быть хорошим другом, но разве друзья кидаются такими обидными словами, просто потому что она не могла всегда быть рядом? Она словно без памяти бредет к откатывающейся двери и, не найдя там Касуми, которая, должно быть, уже спит, усаживается за стойку, вынимая самое крепкое пойло, припасенное на черный день, чтобы ненадолго погрузиться в теплое беспамятство, не имеющее последствий ни для чего, кроме ее желудка. Первый стакан вышибает из неподготовленной коммандер слезу, и она усмехается, осматривая опустевшую стеклянную колбу, на дне которой блестит лишь капля алкоголя. Она вспоминает, как Кайден в одном из баров Цитадели вместе с ней словил что-то кроганское, и ей вдруг перехотелось думать о нем так плохо. Захотелось найти хоть какое-то оправдание его глупому и ужасно обидному поступку, который перечеркнул все, что между ними было. Или это Цербер все перечеркнул? Еще и хренов Призрак со своим «Надеюсь, старые связи не помешают.» А ей пришлось улыбаться, чуть сощурив глаза, и с чистым сердцем говорить: «Нет, это все в прошлом». Но действительно ли все это осталось в прошлом? Второй идет уже легче, обжигая горло огнем, что бешено расширяет зрачки и учащает сердцебиение. Но голова каменеет, и она ставит локоть на стол, чтобы поддержать ее. За всем этим стоит еще одна фигура, турианская, самая необходимая ей в этот момент. Но есть ли в глубине ее лучшего друга и напарника ответ на ее нехитрые чувства, которые она, как ни старается, совершенно не может скрыть, постоянно во всем отдавая предпочтение ему — от миссий и до личного времени, которое они проводят вместе, чтобы скрасить суровые будни погони за Коллекционерами. Она видит, как ему трудно. Хочет помочь ему, но он молчит и лишь ухмыляется, отпуская очередную шутку. Третий бокал она опрокидывает уже дрожащими пальцами, с глубоким, полным отвращения к самой себе вздохом, который отражает все ее чертовски паршивое состояние. Ей настолько хреново, что она отставляет стакан от себя, едва не опрокинув, и в надежде найти успокоение опускает тяжеленную от мыслей голову на стойку, скрываясь за рассыпавшимися по всей верхней половине тела волосами. Как вдруг в ее собственный маленький мирок, сформированный алкоголем, баром и отсутствием желания двигаться дальше по жизни, вторгается звук отъезжающей входной двери и размеренные шаги, которые останавливаются где-то рядом с ней и кто-то высокий, но достаточно легкий опускается на стул рядом с ней, тихо покашливая. Действительно, кто бы это мог быть. — СУЗИ сообщила, что я найду тебя здесь, — рокочущий, приятный, даже несколько мурчащий голос Гарруса успокаивает и убаюкивает. Даже не обращая внимания на то, что он говорит, хочется попросить, чтобы он не молчал, продолжая создавать сладостную музыку для ее слуха. Когда-то, давным-давно, болтая с ним без умолку ни о чем, она заявила, что готова приобрести круговую запись с турианскими голосами, преимущественно небезызвестного Архангела. Еще одно приятное воспоминание в копилку к ее угрызениям совести. Хотя, возможно, ей стоит серьезно задуматься и сделать такую запись, если Вакариан посмеется над ее чувствами и назовет «лучшим другом, коммандер». — А СУЗИ сообщила, что я пьяная вдрызг? — Шепард с вызовом хмыкнула, все еще располагаясь в разбросанных волосах и совершенно не намереваясь оттуда выходить, поскольку терять свое уважение ей нисколько не хотелось. Хотя, черт, это же был Гаррус. А ему она могла доверить все на свете. — Сообщила, — она услышала стук другого стакана, звяканье стекла передвигаемых разнообразных бутылок и откупоривание крышки, видимо, специального алкоголя для декстро-белковых. Джей в какой-то мере сочувствовала турианцам и кварианцам, потому что готовить их еду нормально мог не каждый повар. А чтобы найти алкоголь или что-нибудь вкусное, нужно было лететь как минимум на Цитадель или Омегу. Шепард ощутила на себе пристальный взгляд и прямо-таки увидела, как раздосадованно он пошевелил мандибулами прежде чем сделать глоток и издать глубокий вздох, сидя и смотря на ее белокурую макушку. По эмоциям турианских снайперов можно было писать картины. — Я тоже был там сегодня. И я понимаю, какой хреновый поступок совершил Кайден, — этот монотонный, размеренный монолог ее нисколько не воодушевил, и она недовольно фыркнула, отчаянно пытаясь нашарить рукой свой стакан, припасенный как раз на случай таких речей, но потерпев неудачу, она тихо всхлипнула. — Если ты намерен рассуждать, я с радостью тебя послушаю, но не составит ли тебе труда налить мне еще стакан вон того, — она едва заметно кивнула головой в угол, где оставила свой нехитрый набор «для успокоения сердца.» — Ладно, — отчетливый стук опускаемого стакана, затем ее задевает твердый турианский грудной гребень, а в следующую секунду она почти что видит, как Вакариан рассматривает бутыль, вертя ее пальцами обеих рук. — Капитан, ты что, пьешь это? — он немного налил ей, кончиком ногтя пододвинув выпивку к ее руке. — Мое уважение к тебе выросло сейчас до безграничных размеров, — он не смог сдержать сдавленного смешка, и как по чертовому волшебству эта нехитрая веселость перешла к ней, заставив хрипло рассмеяться, содрогаясь всей болящей грудной клеткой, так, что пряди волос скатились с ее рук, открывая усталое лицо. Она кашлянула немного судорожно, что выдало ее колотящее состояние, затем одной ладонью подхватила напиток, а другой поправила волосы, все еще лежа на стойке. — Где ты его только достала? — кажется, турианец закончил свое доскональное изучение загадочного пойла и уже приступил к рассматриванию синяков, проступивших под ее холодными глазами. — Мне больно не от его поступка. А от того, какую ошибку совершила я, связавшись с ним. Или с вот этим всем, — она сделала глубокий вдох, затем размеренный выдох и молниеносно влила в себя все содержимое стакана под восторженно-удивленный взгляд своего товарища, мандибулы которого разъехались в стороны, что заставило ее выдать нервный смешок и окончательно подавиться, сотрясаясь всем телом в приступах отторжения легкими алкоголя. Гаррус не нашел ничего лучше, как постучать ее по спине, и с серьезным видом сесть обратно, стоило ей только перестать задыхаться и вновь лечь на стол, зарывшись в свои волосы. — Никогда не пытайся произвести впечатление на меня, капитан, — Вакариан еще несколько секунд выжидающе смотрел и только затем, победоносно хмыкнув, приступил к своему напитку. — Это не я пыталась. У тебя лицо было такое, что даже ханар бы зашелся истеричным смехом, — она постаралась сдержать улыбку, но, с треском провалив эту миссию, представила себе смеющегося ханара. И ведь, черт его дери, он просто присутствовал, а проблемы уже улетучивались из ее нетрезвой головы. — Мое лицо? Ты глубоко меня оскорбила, — он притворно-обидчиво приложил руку в совершенно человеческом жесте к обожженной лицевой пластине, и она готова была поклясться, что он поджал бы губы, если бы они у него были. — Нет, что серьезно, такое уж смешное? — он вновь попытался изобразить всю туже гримасу своего безграничного шока, пытаясь рассмотреть себя в отполированную зеркальную дверцу шкафа, и ей ничего не оставалось, как вновь зайтись судорожным смехом под его недовольное ворчание. — Признаю поражение, — он страдальчески поднял руки вверх, сводя мандибулы и создавая эффект серьезного выражения лица. — А теперь признайся, что пришел меня подбодрить, — она уже постепенно отходила от легкого удушения и все больше возвращалась в головокружительное состояние опьянения, которое дурманило и так сонную голову, и заставляло плыть все перед глазами, а яркий свет слепить. — Просто я не могу смотреть, как самая храбрая женщина в мире напивается в одиночку из-за глупого человечишки, — Шепард свела брови вместе, якобы вопросительно переспрашивая у него то, что он сказал. Назвать ее именно так было не лучшим ходом, чтобы охладить зарождающийся пыл. — Было бы лучше, если бы из-за глупого турианца? — Гаррус ответил на этот вопрос загадочной улыбкой. — Хотя, помнится, я уже напивалась с тобой после твоего гениального поступка на Омеге. Так что, забудь, — она рассмеялась, пытаясь взять себя в руки и сесть ровно. — Ладно. Я допью свой виски в следующий раз, а пока мне стоит проводить тебя до каюты. Иначе я не прощу себе, если ты куда-нибудь рухнешь, — он насмешливо похлопал ее по плечу, слезая с барного стула и протягивая руку для дальнейшего прохождения самой сложной миссии «не упади в грязь лицом перед командой». Буквально. И именно в этот момент в пьяный и уже почти не соображающий мозг пришла ее самая гениальная идея, над которой они потом смеялись еще очень долго. Но все же здравый смысл не позволили сохранить язык за зубами и, прежде чем повторно протянуть руку, она отбросила волосы назад, с самым серьезным своим выражением лица смотря на Вакариана. Это ж надо было додуматься. — Гаррус, я могу тебя кое о чем попросить? Архангел сразу прочувствовал в этом вопросе издевку и подвох и, довольно иронично скрестив руки на груди и пошевелив жвалами, чуть склонил голову к ней. — Конечно, коммандер. Все что угодно, пока Нормандия SR2 на ходу. Она все-таки не сдержалась и, качнув рукой, отогнала от себя самые разные ненавязчивые мысли, вползающие в голову. — Я сейчас настолько нетрезвая, что не то что идти, сидеть ровно не могу, — она судорожно схватилась рукой за стойку, теряя равновесие и виновато улыбаясь в подтверждение своих слов. — К тому же я давно обижена той несправедливостью, что мне приходится буквально вытягивать на своем горбу некоторых моих друзей из самой задницы мира. И собственно поэтому… Вакариан так и не дал ей окончить длинную и весьма четко сформулированную фразу, которую она подготовила заранее, не смотря на довольно спорное состояние. С глубоким вздохом и протяжным смешком он поднырнул под ее грудную клетку и закинул ее на плечо, облаченное в обычную повседневную одежду, несколько смягчавшую твердость его пластин. — Удобно? — он хрипло засмеялся, активируя дверь, и с самым довольным видом направился к лифту. Шепард была довольно-таки удивлена таким раскладом вещей и неожиданным пониманием со стороны Гарруса. И ей даже захотелось возмутиться, зайдясь тихим смехом и позволив своим рукам безвольно болтаться за его вполне себе широкой спиной. — Я, конечно, понимаю. Но как ты догадался? — это был скорее риторический вопрос, поэтому она лишь скучающие поскребла пальцем по его спине. — Тебе не тяжело? А то я могу попробовать и пешком, — они вместе засмеялись, стараясь заглушить голос, чтобы никого не разбудить. Эта идея была гораздо хуже таких «катаний» на турианце. — Если нас кто-нибудь увидит, будет очень неловко. Гаррус саркастично подергал мандибулами, стараясь не закатывать глаза от всего происходящего. Хотя определенно вид сбоку радовал его хитрый турианский глаз. Джей ощущала это и готова была поклясться, что краснеет, как девчонка, но решила сбросить все на алкоголь, усталость, лежащую на плечах и груз ответственности там же. — И все же, если захочешь вот так провести время, забегай сначала в главную батарею, — он по-дружески фыркнул, придерживая ее ноги, с помощью которых она удерживалась на его плече. — А то мне больно, когда героиня галактики страдает в одиночестве, — Ей было безумно странно слышать это от него. Но также приятно. Приятно настолько, что мягкое и глубокое тепло разливалось по телу, хотя она даже не видела его лица. Она была безгранично признательна ему за их совместно пройденный путь. Даже если они будут просто друзьями, это поможет ей не сдаться в трудный момент. — Спасибо. Это много для меня значит, — она искренне улыбнулась, слушая его шаги и наблюдая за тем, как закрываются двери лифта. Он на секунду замер перед ее дверью, а затем, приподняв ее над собой, изменил ее положение так, что она оказалась в колыбели его рук. Шепард беззвучно засмеялась, стараясь не смотреть на его лицо, чтобы еще больше не засмущаться, и только затем сообразила, что ей нужно активировать ручной ключ. Вынужденная мера безопасности. — Что, до самой кровати донесешь? — ответом ей был смешок и невнятное бормотание, которое упорно не воспринимал переводчик, поэтому она молча прикрыла глаза, ощущая себя самой защищенной женщиной в мире. И никакие Коллекционеры казались не страшны, пока она слышала стук сердца в его груди. «Добрый вечер, коммандер Шепард.» Механический голос СУЗИ вывел ее из дремотной меланхолии, и Гаррус деловито опустил ее на кровать, затем выпрямился и уперся руками в бока. — Кажется, нас заметили, — он констатировал это достаточно серьезно, а потом разразился хохотом вместе с уже полусонной капитаном, наблюдая, как она кутается в одеяло, параллельно скидывая ботинки. — Всю ночь тут стоять будешь? — она уже совершенно перестала воспринимать реальность, видя перед собой лишь расплывчатый сине-желтый силуэт. Однако она почти видела, как он приподнял мандибулы, и, отходя от нее и садясь в кресло, проговорил что-то наподобие: «Спи, коммандер». И она действительно погрузилась в сон, зная, что сегодня Жнецы не пройдут.