Да будет гет! (с) сказал яойщик
Взрослая жизнь - суровая штука. Она полна горестей и сухой ответственности, что чёрствым куском хлеба может встать поперек горла. Катарину Ингварсон в свои девятнадцать не спрашивали, хочет она этой жизни, или нет. Комнатное растение поставили перед фактом и выставили на улицу. И вместо розы на свет появился кактус. Новый город, университет, собственная квартира. Родители помогали ей во всем. Перевезли её нехитрые вещи, таскались вместе с ней по секонд-хэндам. Катя хотела себе идеальную, творческую норку. Всё со вкусом, в определенном стиле. Отныне хаосу не было места в её мире. Контроль и чистые поверхности, книги на полках, аккуратно развешанная одежда в шкафу, авангардистская мебель... Тяжело вздохнув, мама Кати уехала в свои родные горы, оставив свою дочь на расстоянии двухсот километров от себя. А Катя, опьяненная призрачными возможностями, схватилась за книги и начала суровую, одинокую жизнь студента. Гимназическое прошлое было позади. И детство тоже. Впереди ждала робкая, нестабильная юность. И она думала, что была готова ко всему. Катарина поселилась в одной из трёх высоких многоэтажек напротив огромного футбольного поля. Стёкла в её квартире были толстыми, а внутренние стены тонкими. И если очередные матчи на стадионе под окнами можно было слышать и видеть по желанию, то шум и запах её соседей проникал в жилище подобно бесплотному духу, нарушая уютный покой. Впрочем она скоро смирилась с этим. От старенького дедушки Густава пахло лишь старыми таблетками, а из квартиры тёти Анны всегда тянулись приятные, пищевые ароматы. Её дети никогда не кричали по ночам, а телевизор пожилого господина Свэрда выключали ровно в одиннадцать часов. Так они и жили, в симбиозе и гармонии. Мирное, спокойное трио на восьмом этаже, в разных концах широкого, тёмного коридора, выложенного коричневым кафелем и с белыми, тусклыми светильниками на низком потолке. У каждого была своя жизнь, свои доходы, свои расплаты. Тётя Анна и её муж кое-как сводили концы с концами, Густав Свэрд подобно дремлющему дракону лежал на своей пенсии, а Катя изо всех сил старалась не тратить свое скудное пособие на спортзал, ненужную одежду и женские цацки из серебра с обязательно розовыми брелочками. Но в одну ночь всё изменилось. Катю разбудили приглушенные голоса за стенкой, шум тяжелых рабочих ботинок и возня в коридоре с вызовом лифта на пару. Густава Свэрда, прозванного ею в шутку Смаугом Золотым, не стало. И квартира рядом на долгое время опустела. С тёмной двери сняли табличку с фамилией, в почтовый ящик не приходила утренняя газета. И пробегая мимо него на тренировку, или с тренировки, с ноутбуком под мышкой или без, с очередным фарфоровым сервизом в руках или настольной лампой, Катарина Ингварсон всё чаще ловила себя на мысли о том, кто же будет её новым соседом. Или она так и будет жить одна, в компании симпатичных безделушек и хипстерской рок музыки на пару? Конец её спокойствию пришел в октябре, два месяца спустя смерти дедули за стенкой. В колонках на всю громкость играли Celldweller, а сама она завивала тёмно-каштановые волосы перед зеркалом, громко подпевая и не опасаясь быть услышанной. Последний аккорд, последний локон... Поверх светло-сиреневой кофточки ложится стильное тренч-пальто, узкие ножки стягивают кожаные ботинки, в ушах ехидно сверкают жемчужные сережки. Громко хлопает дверь, ключ со скрежетом поворачивается в замочной скважине, а потом темнота. Светлая квартира слишком резко впадает в контраст внезапно тёмному коридору. Тусклая лампочка в её углу перегорела. Тонкие пальцы ложатся на кнопку лифта. Секунда... Другая... Лифт не приходит. Она шумно вздыхает и... замирает. Ноздри заполняет странный запах. Тяжелый и жаркий, сладкий и горький одновременно, почти удушливый и такой... возбуждающий. Её чувствительный нос не может его определить и она бесится, терзаемая парадоксами. Она не может понять, что это. Это духи? Одеколон? Еда? Глаза постепенно привыкают к полумраку, и она беспомощно смотрит в освещенную часть коридора на закрытую дверь тёти Анны. У дородной соседки появился новый порошок? Новый муж? Новый любовник? Катя чертыхнулась сквозь плотно сжатые зубы, искривила накрашенные блестящей помадой пухлые губы... Лифт сломался. Впервые за всё это время. Еще мгновение - и до универа ей придется тащиться пешком. Сердце пропустило один удар. Дверь рядом с её квартирой распахнулась... Перед ней, залитый солнечным светом предстал высокий мужчина. Сзади него виднелись большие картонные коробки и запакованные в газеты вещи. Пустая квартира встречала своего нового короля, и Катарина застыла с раскрытым ртом. Образ черноволосого альфa-самца напротив неё напрочь выбил из головы все здравые мысли. Длинные, волнистые пряди, что водопадом спадали на широкие, мускулистые плечи, могли принадлежать только истинному металлисту, немолодое, но гладкое лицо украшала аккуратная, чёрная борода... Величественный нос, мощный торс обтянутый чёрной спортивной майкой, свободные серые шаровары... Но самым впечатляющим были его глаза. Большие, яркие, светло-голубые. Они делали его образ каким-то невероятно сказочным, противоречили его простой, домашней одежде. И этот властный, доминирующий взгляд из под густых, тёмных бровей, эта едва заметная складочка на переносице... - Катарина Ингварсон, ваша соседка, - представилась она, глупо улыбнувшись, протягивая ему свою изящную ладошку. - Торин Екеншольд, - коротко представился он грубым, низким басом. Катя невольно отпрянула от него, а он в свою очередь нерешительно отстранился. Рукопожатие получилось натянутым, и почти невесомым. Крепкие, мозолистые пальцы осторожно скользнули по нежной коже тыльной стороны её ладони. Катя бросила беглый взгляд на его накаченные волосатые руки. Опасный сосед. Очень опасный. И... дикий. - Очень приятно! - хмыкнула она. Мужчина не сдвинулся с места. Нахмурившись, он в упор смотрел на неё, смешно раздувая ноздри. Создавалось такое впечатление, что хищник учуял запах своей жертвы. Пауза затягивалась. - Приятно, наверное, - как-то странно протянул он. - Лифт сломан, - внезапно добавил он. - Я вижу, - растерявшись, пробормотала она, а потом не подумав, предложила: - Вам помочь? Её желание было глупым. Чем она, малявка, может ему помочь? Брови господина Екеншольда медленно поползли вверх. - Спасибо, я сам справлюсь, - глухо ответил он, одобряюще кивнув. - Я думаю, это вы должны просить меня о помощи, если что, - вдруг заявил он. Катарина в недоумении уставилась на него. Впрочем, она довольно быстро нашлась, что ответить. - Тогда поменяйте лампочку над нами, - невинно улыбнувшись, сказала она, указав на погасший плафон над их головами. - Ну а мне пора в универ. Доброе утро! - вежливо попрощалась она, и пулей рванула вниз по лестнице, громко стуча каблуками. А странный запах французских духов не давал ей покоя... Мускус? Ваниль? Этот странный, неопознанный аромат преследовал её весь оставшейся день. А Торин Екеншольд поменял освещение сразу после её ухода. Ему даже не понадобилась для этого стремянка. На своем заводе он был одним из самых высоких сталеваров. И переезжая в самый отдаленный район, он надеялся хоть на миг забыть свою тяжелую, нудную работу. И сбежать подальше от нового университета, с его шумной бесшабашной молодежью. Кто знал, что в первое утро в доме он встретит её? Его вторую половину... Его омегу. В природе случалось всякое. Иногда среди обычных, среднестатистических людей появлялись иные. С отклонениями или без, они безусловно выделялись из современного общества. Именно потому господин Екеншольд вот уже как десять лет был под контролем врачей и учёных. Мужчина альфа, с завышенными возможностями к половым способностям. Внутри него жил зверь, что в определенные периоды хотел сношаться со всем, что двигалось. Но несмотря на свой внушительный вид, особой опасности для остальных он из себя не представлял. Если вокруг были одни беты - обычные, ничем не одарённые люди. Простой народ, которого в этом мире было достаточно. И лишь маленький процент из них был таким как он, с нездоровым половым аппетитом... На каждого самца-альфу природа уготовила самку-омегу. И если жизнь среди бет могла быть размеренной и спокойной, то эти два вида спокойно рядом жить не могли. В определённый период у омеги начиналась течка, тем самым вызывая у альфы гон. Стоило обоим учуять запах друг друга, как здравый смысл уходил на задний план, а неукротимые звериные инстинкты брали свое. Торин всю жизнь боялся своего первого, и возможно, последнего гона. Он родился и вырос в той стране, где таких, как он, не существовало. Тем более слабых особей. Доктора пророчили ему долгую и счастливую жизнь, намекая на то, чтобы он избрал в партнёрши обычную бету. Но тем не менее, в свои сорок один он так и остался угрюмым, одиноким холостяком. Он мог давать себе волю и ходить в кабак, напиваться в стол и подхватить себе забаву на ночь. Мог трахаться до умопомрачения, вводя стонущую под ним женщину в экстаз размером своего члена. Мог, и частенько делал это. Но знал, что попадись ему настоящая омега, то ощущения были бы совсем другими. Запретно прекрасными и не в меру опасными. Он и желал и боялся этого, а его психолог лишь пожимал на это худыми плечами. - Зачем мечтать о том, чего нельзя получить? - недоумевал он. - Таких ты точно не встретишь за всю свою жизнь. - А если встречу, что тогда? - почти отчаянно вопрошал он. - Тогда у вас будет веселая жизнь. Периодами, - ехидно усмехался он, отшучиваясь от заданного вопроса. - А дети? Они будут такие же как и мы? - от одной мысли об этом мужчине делалось дурно. - Не обязательно, - уклончиво отвечал ему тогда психолог. - Пойми, Торин, мы слишком мало знаем о таких как ты! И если бы мы знали, то могли бы сказать тебе большее, и даже найти вторую половину, - говорил он. - Ну а если я встречу её, что мне делать, что? - срывался с места Екеншольд, бегая по кабинету как рассерженный лев. - Трахаться. Трахаться весь период её течки. Разнести всё вокруг и при этом не остаться довольным, -холодно скрестив руки на груди, отвечал ему тогда психолог. И Торин, сердито стискивая зубы, в очередной раз покидал своего наставника, яростно хлопая дверью. Её тонкий, пока еще едва уловимый запах сводил его с ума. И он прекрасно знал, что может случиться потом. Он пытался избегать её, потому специально слушал самую грубую музыку на полную катушку в шесть часов утра, стараясь тем самым разжечь ненависть к себе. Но все попытки имели обратный эффект. На каждое его мрачное "доброе утро" она отвечала лучезарной улыбкой, на запах горелой еды добродушно приносила свежие булочки... Она тянулась к нему, подсознательно избрав в свои будущие партнеры, наплевав на огромную разницу в возрасте, не опасаясь за свое светлое будущeе. И когда они встречались в лифте, на лестничной клетке, в коридоре, в подъезде, то она всегда старалась быть ближе к нему, невинно краснея, как бы невзначай задевая его своим телом. Он ушел работать в ночную смену. Его начальник, седовласый старичок Бенни, не одобрял подобного решения, но и особо не протестовал. Теперь он выходил на работу ночью, и приходил домой ночью. Белого света он не видел, а старуха осень своровала солнце, сдерживая мир в тусклых объятиях. А юная Катарина Ингварсон всё чаще и чаще выбегала на вечернюю пробежку в темноте... В этот вечер он опаздывал на работу. Катя наматывала уже десятый круг вокруг стадиона, когда свет неожиданно вспыхнул в его окне. Издав победный клич, она из последних сил бросилась к своей многоэтажке, тяжелой рысью вбегая в хорошо освещенный подъезд. Сегодня она вспотела как никогда. Между ног образовалось большое, липкое пятно. И только зайдя в лифт, и выдернув белые наушники из ушей, она с ужасом поняла, какой сегодня на самом деле день... Катя с самого детства знала, что с ней что-то не так. Уже с шести лет она начала думать непристойные маленькому ребёнку мысли, и "ощущать" свое заветное место внизу. Её нижнее белье всегда было липким и мокрым, но тогда она не особо печалилась об этом. Взрослые знали, что она созрела рано, а её цикл начался с одиннадцати лет. Гораздо хуже ей пришлось в подростковом возрасте. Влюбляясь в очередного киношного персонажа, или популярного парня в школе, она начинала видеть эротические сны. Кровать и ночная рубашка промокали насквозь, узкие выходные штаны приходилось часто стирать. Иногда она могла думать об этом сутками, часами, неделями. А потом её желания обрели некую закономерность. В середине лунного цикла у неё начиналась так называемая "течка". Ей до невозможности хотелось секса. Хотелось настолько, что даже двухчасовая мастурбация не помогала. В последнее время она текла очень обильно, и как ей иногда казалось - из обeих дырок. Это было настоящим мучением, потому, что взбухшие сочные соски желали быть покусанным, а низ живота отчаянно ныл... Поднимаясь в узкой кабине на восьмой этаж, она испуганным взглядом следила за тем, как медленно набухает вспотевшая грудь, как предательски расширяются чёрные зрачки. О её грязной тайне не знал никто. Она никогда не ходила к гинекологам, сторонилась психотерапевтов. Семья считала её нормальной, умной девочкой, друзья - асоциальной занудой с телефоном. И сейчас, она с ужасом осознала, что очень хочет своего соседа. Очень. Хочет грязно, пошло и развратно. Хочет почувствовать прикосновение грубых, рабочих рук, хочет зарыться лицом в густые, чёрные волосы, хочет пройтись языком по волосатой, широкой груди...Воображение услужливо продолжало подкидывать ей страшные картины совокупления, когда железные двери лифта разъехались в стороны и она резко столкнулась с объектом своего воздыхания... И замерла, затравленно вдыхая тяжелый, сладкий аромат обволакивающий её с ног до головы. Торин зверем смотрел на неё, шумно втягивая носом воздух вокруг. Она была готова. От неё волнами исходили те самые гормоны, что бесповоротно сводили любого альфу с ума. Мужчина задержал дыхание. Миг, и его уже будет не остановить. Он просто затащит её к себе в квартиру и отымеет. Жарко, неистово и целиком. Облапает её всю, не думая о последствиях. Только не сорваться, только не сорваться... - Добрый вечер! - приветливо раздалось из другого конца коридора. Соседка вышла из квартиры, волоча за собой огромные чемоданы. За её спиной шумно обсуждали футбол её дети, и то, что они пропустят грандиозную игру со своего окна. Торин приглушенно завыл и отвернулся. Двери лифта коварно захлопнулись перед его носом, и кто-то другой нажал на вызов кабины на другом этаже. - Добрый вечер... - с трудом переводя дух, вымолвила Катя. Усиливающийся с каждой секундой запах вокруг вынуждал броситься ему на шею, бороться с собой не было сил. Она никогда раньше не испытывала ничего подобного. - Тётя Анна, это от вас так вкусно пахнет? - бросила удочку она, отчаянно хватаясь за остатки здравого смысла. - Уже месяц хочу спросить, что за духи вы используете! - Я опаздываю на работу, - пробормотал себе под нос Екеншольд, и собрав остатки самообладания, рванул вниз по лестнице. Чудесный аромат верно последовал за ним. - Я? - удивилась соседка. - Я ничем таким не пользуюсь! - весело рассмеялась она. - Но может быть найду что-нибудь подобное в отпуске. Мы уезжаем на Канары! - радостно сообщила она. Катарина больше не слушала её. Дрожащими руками она отворила входную дверь и нырнула в спасительную темноту своей квартиры. Скинув грязные кроссовки в прихожей, она на негнущихся ногах прошлепала в гостиную и рухнула на светлый, небесно-голубой ковер лицом вниз. В ушах гулко стучала кровь, тело было ватным. Она не выдержит эту ночь... Следующие дни были настоящим адом. Её бросало то в жар, то в холод, нежная кожа покрывалась мурашками, из горла вырывались горькие стоны, стоило ей прикоснуться к набухшему лону, а смазка сочилась даже из ануса. Торин сутками пропадал на работе, или где-то еще, стараясь как можно меньше бывать дома. И жалобно скуля, онa хватала ртом воздух, надеясь уловить его запах. Запах её альфа-самца. Возвращаясь домой из университета, она часами стояла у его двери, порывисто дыша, вплотную прилегая к гладкой поверхности. Со стороны это выглядело весьма странно и смешно: темноволосая, стильная девушка, что неистово скребется в закрытую дверь, словно огромная собака. Но восьмой этаж опустел, и никто не мог бы вдоволь посмеяться над ней, или заснять на видео... - Почему отпуск? Какие такие выходные? - хрипел взмокший от работы Торин, исподлобья глядя на своего начальника. - Всем, кто работает в ночную смену положена целая неделя отдыха, - добродушно улыбаясь, отвечал ему Бенни Арлен. - А если я не хочу? - упирался сталевар, с тоской думая о дурманящем запахе своего дома и невинной девочке за стенкой, что жаждет встречи с ним. - Надо! - вдруг строго приструнил его старичок, и сунул в руки какую-то бумажку. - Не хватало еще, чтобы на меня настучала инспекция! - нахмурил светлые брови он. - Проваливай давай, и другим работать не мешай! - грубо сказал он своему лучшему рабочему, буквально выталкивая того из заводской конторы. И тому ничего не оставалось, как выйдя из одной темноты в другую, медленно возвратиться в свой соблазнительно пахнущий ад... На стадионе стригли последнюю траву перед футбольным матчем. Он замер в ста шагах от своего дома, задрав голову к чернильно-ночному, осеннему небу. У Катарины тускло горел свет, и было открыто окно застекленной лоджии. Он не взял с собой достаточно денег, чтобы пойти в кабак и напиться до беспамятства, не взял с собой денег, чтобы сбежать от неё и в эту ночь. Прохладный, льдисто-колючий ветерок донес до него игривый, кокетливый аромат феромонов. Издав отчаянный рык, Екеншольд сорвался с места... - Да, мама, у меня осенние каникулы. Нет, мама, я не приеду,- отрешенно бормотала Катарина в телефон, ища рулон с клейкой лентой. - Да, к нам приезжает режиссер. Нет, у меня нет никаких других планов... - отмахивалась от неё она, возвращаясь в спальню и ложась в кровать поверх серого покрывала и горы индийских подушек. - Да, я позвоню. Пока, - прошептала она и скинула телефон на пол. Рассудок окончательно покинул её, тело билось в чувственной агонии. Отрывая зубами клейкие путы, она с проклятиями привязывала себя к витой спинке кровати. Семь кругов ада. Семь дней недели. Семь дней её фертильного периода.... Раньше они проходили безболезненно, раньше ей не было так сладостно больно. Но светло-фиолетовые штаны уже промокли насквозь и ни одни прокладки не могли остановить тот поток смазки, что горячими ручьями стекал вниз по её дрожащим ногам. Намертво приковав себя к постели, она откинулась на мягкие подушки и со стоном закрыла глаза, стараясь не дергаться. Будь проклят тот бородатый извращенец за стенкой, что одним своим взглядом разжег в ней подобные чувства! Будь трижды проклята эта природа, что против её воли сделала её омегой! Сердце стучало уже внизу, глухими ударами отзываясь внутри её тела. По щекам текли горячие слёзы. Она молилась всем богам сразу, глухо завывая в голос от бессилия. Внезапно до её слуха долетели глухие удары. Кто-то звериными прыжками взбегал вверх по лестницам на восьмой этаж. И лифт опять сломался. В пятый раз за этот месяц... - Катрин, открой дверь! - раздался голос хищника из прихожей. Девушка радостно замычала, до крови закусывая пухлые губы. - Открой, или я снесу её с петель! - угрожающе воскликнул он. - Я не могу! - закидывая голову назад, вскричала она, неистово пиная ногами смятое покрывало. - Я не могу... В коридоре послышался шум и громкие проклятия. Скрипнула соседняя дверь, чтобы потом снова захлопнутся. Что-то твёрдое и узкое ткнулось в замочную скважину... Торин Екеншольд взломал нехитрый замок простой отвёрткой. Он подобно смерчу ворвался в её квартирку, сметая всё на своем пути. Тяжелые ботинки полетели в сторону, куртка оказалась брошенной на комод. В спальню он влетел уже почти обнаженным, опрокинув при этом сразу две книжных полки и перевернув вверх ногами стеклянный столик в гостиной. Катя жалобно застонала, восхищаясь его грубой красотой. Потянувшись вперед, она с ужасом осознала, что он не собирается её освобождать. Скинув на пол чёрные джинсы, мужчина всей тяжестью навис над ней, с пугающим треском разрывая домашнюю одежду. Широко раскинув в стороны ноги, она разрешила его мощному члену с неприличным хлюпаньем погрузиться в раскалённую плоть... Время стёрлось, потеряв свое значение когда она тёрлась лоном о его покрытую жесткими волосами мошонку, когда разрешала лизать и посасывать твёрдую грудь, когда разрешала грубо хватать себя везде, разрешая оставлять синяки вперемешку с алыми засосами... Она сходила с ума от его горячих, требовательных поцелуев и призывно стонала. Простыни промокли насквозь, запахи смешались воедино. Пот стекал по обнаженным телам обоих, делая покрытую мурашками кожу скользкой и неестественно гладкой. Торин рычал подобно загнанному в угол зверю, насаживая её податливое тело на себя. Облегчение не приходило, и стоило им вместе кончить, как оба хотели еще. Под конец он оторвал её от кровати, едва не вывернув запястья и она рванула прочь от него в гостиную. Рухнув на мягкий ковер, она выгнула спину, призывно оттопырив круглую задницу. Тяжело дыша, он обхватил её бёдра своими волосатыми ногами и резко вошел сзади. Прижимаясь спиной к его крепкой груди, она повернула голову так, чтобы он мог жадно впиться зубами в её нежную шею. Смазка медленно стекала на толстый ворс ковра, ночную тишину нарушало лишь бессовестное шлепанье упругих ягодиц. Не выдержав стимуляции, она ловко извернулась и он громко кончил прямо на стену перед собой. Катя дернулась в сторону, одной рукой ухватившись за свисающую до пола занавеску. Она не знала, куда деваться ото всех этих новых ощущений, не знала, как спастись от почерневшего взгляда страстного мужчины, что никак не мог ею насладиться. - Не убежишь... - сиплым, срывающимся от возбуждения голосом прошептал он в её ухо и резко рванул на себя прямо со шторой. Всё разом полетело вниз и разбилось, но это был не первый и не последний урон этой ночью. Они разнесли всё вокруг, перебили всю мебель и домашнюю утварь, перепробовали все известные им доселе позы Камасутры и даже придумали свои собственные. Катарина наслаждалась его вкусом, жадно хватая ртом его липкую, гладкую кожу, с удовольствием проводя языком по мгновенно твердеющему члену. А он в свою очередь яростно кусал её, всем естеством доказывая свою доминантность, вторгаясь рукой в её скользкое, горячее лоно. Она была его омегой. Его, и ничьей другой. И в мире, где таких как они были единицы, эти двое наконец нашли друг друга... Ночь сменялась утром, утро сменялось днём, день сменялся вечером... На стадионе шли футбольные бои, соседи не обращали на "болельщиков" с последнего этажа никакого внимания, веселое празднество Хэллоуина обошло их стороной. - Там живут Эдвард и Белла, их лучше не трогать! - мудро сделала заключение соседская девочка с шестого этажа. И когда родители спрашивали её, почему ей не мешает странный грохот сверху, она объясняла это простым брачным периодом у вампиров. Семь дней недели... Семь кругов ада... Семь дней безудержной течки...***
Катрин проснулась от холода. Поежившись, она нехотя разлепила отекшие веки. И тут же залепила их обратно. Окружающая её разруха испугала бы и мертвого. Сделав несколько неловких движений, Катя поняла, что влипла. В полном смысле этого слова. Она просто не могла отодрать себя от ковра. Рядом что-то заворочалось. С трудом перевернувшись на бок, Катарина встретилась лицом с ярко-голубыми глазами своего соседа. Рослая фигура была покрыта белыми, запекшимися разводами, длинные, чёрные волосы больше напоминали огромное, сорочье гнездо. Девушка испуганно зажмурилась, мысленно считая до десяти. Чьи-то горячие руки легли на её лицо, и она резко распахнула глаза. Её ночной гость смотрел на неё взглядом побитой собаки - столько тоски и боли было в его мужественном лице! Катя судорожно вздохнула и припала ртом к его солоноватым губам. Поцелуй получился долгим и очень нежным. Отстранившись наконец от девушки, мужчина помог ей подняться, с треском отрывая от безнадежно испорченного ковра. Картина была удручающей. Всё было в белых разводах, и даже милые светло-голубые обои с цветочками. - Мне это никогда не отремонтировать! - хватаясь за голову, застонала она, переступая через осколки утвари на расцарапанном паркете. - А мы отремонтируем, - вдруг твёрдо заявил он, поднимая с пола местами разодранный, светло-зелёный плед и повязывая вокруг пояса. Девушка обернулась, и недоверчиво посмотрела на него. - Значит, ты не бросаешь меня? - осведомилась она. - Альфа никогда не бросит свою первую и единственную омегу, - мудро изрек он....