пластмассовые бабочки

Ты пришла в мою жизнь кислотным дождем, ядовитым смертоносным ураганом, оборвала пластмассовым бабочкам в моих волосах крылья и скрылась в ночи на своём “мустанге”. Да, этот мотоцикл ты любила куда больше, чем меня. Мои короткие взгляды поверх книг Льюиса Кэррола, записки с пожеланием хорошего дня, которые ты рвала на мелкие кусочки, едва взглянув, на самом деле ничего не значили. Я думала, это лишь маска, панцирь, тонкая корочка льда, скрывавшая истинную тебя; такую, какой видела тебя я одна. Но тебе лучше знать, ошиблась я или нет, верно, Эшли? Все знали тебя как Холзи. Холзи, участвующая в опасных гонках, курящая синий Malboro, не имеющая подруг, не знающая опасностей. Никто не подозревал о существовании Эшли. Эшли, которая грызёт карандаш, спрягая французские глаголы; Эшли, которая пьет капуччино, сидя в кафетерии в полном одиночестве; Эшли, которая покрасила волосы в голубой, с детства мечтая быть похожей на Мальвину. Никто не знал тебя настоящую, потому что никто на тебя не смотрел. Многочисленные парни, бесстыдно прижимающие тебя к шкафчикам, скорее всматривались в вырез твоей блузки, чем в крапинки в твоих глазах. Они не замечали, как ты торопливо застёгивала кожаную куртку и спешила в класс. Зато я замечала. Та странная девочка с лохматыми пепельно-розовыми хвостиками, прижимающая к груди английские сказки и французские романы; девочка с глупыми дешёвыми заколками, кружевами и юбками с оборкой; девочка с леденцами в карманах и уродливой щелью меж зубов. Да-да, та самая “Куколка, ты сделала французский?” И знаешь, наверно, мне не стоило вестись на твоё прокуренное “Не хочешь развлечься?”. Ведь, в конце концов, я была лишь игрушкой, да, грёбанной куклой, которую ты учила курить и сквернословить. Однако зависела я не столько от никотина, сколько от твоего истеричного смеха, а с губ чаще срывались не ругательства - твоё имя. Мы не пытались дотянуться до звёзд, они тонули в бумажных стаканчиках с шампанским, которое мы распивали до глубокой ночи, прячась от мира на крышах недостроенных многоэтажек, что закрывают обзор на “широкие горизонты”. ”И безгреховная жизнь твоя - вот оно, единственное тяготящее твою непорочную душу преступление”, - говорила ты, пьяно хихикая. Сорвав с моей шеи гранатовый крестик, ты выбросила его с высоты девятого этажа. С тех пор я верила только в твоё безумие. И в любовь, по глупости, разумеется. Торопясь, я бежала на “нашу” крышу. Спину оттягивал рюкзачок с торчащей оттуда изумрудной бутылкой вина, украденной из родительского бара. Но, увидев тебя там с очередным парнем, что бесцеремонно, грязно касался тебя, я почувствовала себя втоптанной в грязь. Ты что-то кричала мне вслед, звонила по десять раз в час, писала обеспокоенные СМС. Мои невесомые прикосновения к твоим запястьям, воздушные поцелуи ничего не стоили. Ветер в твоей голове был чёртовым штормом, который никогда не уляжется, Холзи. Что? Я думала, тебе нравится, когда они тебя так называют, Эш. Больнее было только сидеть по разные стороны входной двери и слушать едва сдерживаемые всхлипывания. Я, кажется, могла видеть чёрные дорожки потёкшей туши на твоих щеках. Сложнее было не распахнуть дверь и не броситься в твои объятия, не впустить тебя в комнату, не включить гирлянды, которые тебе так нравились, не достать из холодильника пачку розовых подушечек маршмеллоу. Ты была нужна мне, а я тебе. Но была у нас одна общая черта; мы обе - королевы драмы. День за днём мы проходили мимо друг друга в школе. Ты стала менять парней ещё чаще, носить вещи ещё откровеннее, грубить ещё больше, а каждый урок французского ты прогуливала, отсиживаясь на трибунах стадиона и выкуривая сигарету за сигаретой. Я читала ещё больше глупых сказок, старательнее заучивала неправильные глаголы, только пластмассовые бабочки больше не прятались в моих розовых локонах: они тебе невероятно нравились. Ты пришла в мою жизнь кислотным дождем, ядовитым смертоносным ураганом, оборвала пластмассовым бабочкам в моих волосах крылья, но знаешь, один взгляд - и я бы тебя простила. Но ты снова смотрела сквозь меня, Эшли. Выбросила меня, как дети безжалостно выбрасывают сломанные игрушки. Помнишь, однажды ты сказала: - Я плоха в любви, но разве можно винить мои несуразные попытки? И я не винила, никогда. Лишь трепетала, подобно пластмассовым бабочкам, что ты уничтожила своими пластмассовыми чувствами, Эшли.