bruno mars - that's what I like
Донхёк нервно трет бедный стакан уже вторую минуту, вперив взгляд в посетителя, который примостился за столиком у окна. Донхёк сегодня только заменяет друга, подрабатывающего в этой небольшой кофейне, и ему очень бы не хотелось встретить здесь кого-нибудь из университета. И вообще, Марк Ли, какого черта ты здесь делаешь, когда учебное заведение находится едва ли не на другом конце города? Донхёка Марк раздражает. Они не знакомы, конечно — тот учится на другом факультете и на курс выше — но известен на весь университет тем, что вечерами дает рэп-концерты с какими-то там другими парнями старше него, и больше Донхёк ничего о нем не знает. Разве что видит часто в столовой Марка Ли, в всегда большой компании, аккуратного, красивого, но серьезного и мало разговаривающего — обычно он прятал лицо в ладонях, так что младший ни разу не видел, как тот улыбается. Зато слышал, как смеется — это было на том единственном выступлении, которое Донхёк посетил, и в одной из своих партий Марк разразился насмешливым смехом под фоновое завывание вокалиста, но смех этот был вынужденный — в песне пелось что-то про сумасшедшего, Донхёк не запомнил. — Твой столик еще не обслужен? — доносится до него звонкий и всегда как будто веселящийся голос Ченле, одного из официантов. И лицо у него такое же — выражающее мирское удовлетворение и легкую насмешку. — То есть, столик Ренджуна, и насколько я помню, ты сегодня его заменяешь? — китаец улыбается непринужденно и вручает Хёку блокнот с ручкой, скрываясь среди посетителей так же неожиданно, как и появился. В отличии от Ченле, Донхёк улыбается как раз натянуто и дежурно, когда подходит к уже ненавистному столику. За окном еще так мерзко, солнце светит как последняя мразь, и чего Марк Ли сел именно сюда? — Оу, обычно меня обслуживает другой парень, — обгоняет уже раскрывшего рот для что будете заказывать Донхёка Марк и приподнимает уголки губ, совсем немного, но его лицо тут же как-то меняется. Хёк одергивает сам себя, заново вспоминая хангыль. — Я на замене, — отвечает он, искренне радуясь тому, что посетитель не признал в нем одно… одноув… одноуверситетника? К лучшему, в общем. — Что будете заказывать? — Как обычно, — отвечает Марк, но тут же извиняется: — простите, то есть двойной американо с маршмеллоу и чизкейк. Счет вперед, пожалуйста. Донхёк фыркает мысленно: фу, двойной американо (фу кофе вообще!), да еще и с маршмеллоу, что за адская смесь? И чизкейки Донхёк ненавидит (он осознал это только что), и вообще предпочел бы яблочный штрудель. Почему я об этом думаю сейчас? — Ожидание составит не более десяти минут, — сообщает Донхёк и отходит к кассе, чтобы вынести счет и отдать заказ Сычену. Возвращается к столику Марка, доставляет чек и забирает уже с наличными обратно, мимолетно заметив свое отражение в стеклянных витринах кофейни. С него эта идиотская улыбка вообще сползала? Нет, понимает он, когда случайно пересекается взглядами с Ченле, который улыбается ярче и машет ручкой с другого конца заведения. Чудесно. Заказ Марка выполнен через два обслуженных Донхёком столика (какая-то нуна сунула ему слишком много чаевых, что в Корее, вообще-то, неприемлимо, и оправдалась как у вас чудесная улыбка, молодой человек). Временному официанту приходит в голову мысль устроиться сюда к Ренджуну, но он едва ли не влепляет себе пощечину посреди кофейни. И все еще улыбается. — Ваш заказ, — говорит Хёк, опуская поднос на стол, но- Пересекается взглядом с идиотским Марком Ли, который улыбается во все тридцать два то ли от осознания того, что наконец пожрет, то ли от того, что Донхёк вернулся. Младший не знает и просто проливает горячий американо на него и себя. — Черт, прошу прощения, вы не.? Завершить фразу ему не позволяет марковская рука, потянувшая официанта в уборную. Я попал, думает Донхёк, мне конец, думает Донхёк, я ему хребет сломаю, если что, думает Донхёк, вспоминая все те года, проведенные на курсах тхэквондо (ему было пять, но все же). Марк рывком настраивает в кране холодную воду и включает на максимум, закатывая рукав белой рубашки Донхёка и опуская его предплечье под ледяные струи. Хёк не понимает в чем дело еще секунды три, пока не возвращается из воспоминаний о приемах вышеупомянутого вида спорта в реальность и его ногу не прошибает кипятком. Он шипит против воли. — Oh my god, — говорит Марк, — holy shit, прости меня, прости, пожалуйста, я такой неловкий! Тебе очень больно? I’m so sorry, я растерялся, я… — Но это я разлил твой кофе на тебя, — Донхёк даже забывает о палящей боли, сталкиваясь взглядом с глазами Марка Ли. В них просто море сожаления, страха за чужую кожу и непонимания одновременно. -Правда? — говорит старший, осознавая всю тупость своего ответа только после того, как озвучил. Ведь Донхёк прав. — Извини, я такой неловкий! Куда попало? Мне так жаль, я приношу извинения! — Марк опускает взгляд и натыкается на мокрое пятно в районе бедра осоловелого официанта, — вот черт, еще и нога! Прости, прости, прости, I gotta take you home, пожалуйста, не отказывай мне, мне так жаль, I’m so clumsy. Can you forgive me? Марк волнуется и непроизвольно мешает языки, Донхёк откровенно ржет, забивая на то, что половину не понял и на боль в бедре тоже. Его рука все еще под холодной водой, поэтому ожог на ней пока не чувствуется. Марк ведь не такой придурок, каким ему казался. Он милый и заботливый. Мне все равно настоебало с этими заказами бегать, думает Донхёк и соглашается. — Хорошо, — говорит он, откашлявшись, — только босс вряд ли… — Со мной отпустит, — уверяет Марк, сразу успокоившись, — я помогу. Он подходит к младшему сзади, который уже собрался возмущаться, но Марк только развязывает узел на форменном фартуке, чтоб отдать начальству, буквально секундно с ним же переговариваясь и уводя Донхёка из кофейни. Ченле провожает их впервые за всю свою семнадцатилетнюю жизнь непонимающим взглядом и олицетворяет собой тот самый мем*.+
Донхёк сообщает Марку адрес, но тот говорит «нет», ловит такси и называет совершенно другой, который находится совсем близко к этой кофейне. Так вот, почему Марк там был — живет рядом. Донхёк наблюдательный и любопытный. – Почему меня с тобой отпустили? — спрашивает он, оттягивая брючную ткань вверх, чтоб уменьшить боль. Марк видит это и снова начинает беспокоиться. — Я дружу с сыном владельца, — говорит старший и просит водителя поторопиться. Донхёка должна пугать эта чрезмерная забота, но у него напрочь отсутствует инстинкт самосохранения, поэтому он пытается сдержать истеричный смех (истеричнее марковского в одной из его песен) и чувствует себя героем, когда у него получается. Марк позволяет себе опустить ладонь на колено Донхёка и сказать «почти приехали», заглядывая в глаза. Хёк отворачивается к окну, кинув короткое ага, но не стряхнув чужую руку.+
Доезжают быстро и вообще-то могли бы дойти пешком. Марк расплачивается с таксистом и помогает Донхёку дойти до своего дома, еще минуту открывает замки и пропускает младшего вперед. Не дает времени осмотреться в огромном помещении и ведет в ванную, усаживает на бортик ванны. Марк роется в принесенной аптечке и достает какой-то спрей, обрызгивая белой пеной предплечье Донхёка. Он смущенно смотрит на бедро пострадавшего. — Я могу выйти. — Сначала давай я тоже помогу тебе, — говорит младший, забирает бутылек у блондина из рук и повторяет процедуру с обратной стороной чужой ладони. — Больше нигде? — Нигде. Ты обжегся больше, прости, я… — О нет, не продолжай, я ненавижу английский, андестэнд? Не извиняйся, виноват только я, — улыбается Хёк. — Но ты сделал это случайно из-за того, что засмотрелся на меня. Младший подавился воздухом. Марк сказал это непринужденно, как будто каждый день водит обожженных официантов, заменяющих Ренджуна, к себе домой и так за них трясется, а еще они все до единого в него безответно влюбляются. — Это не так, — возражает Хёк, но больше сказать ему нечего. Марк ведь прав. — Так что нам делать с твоим ожогом? — твердо спрашивает старший, и только порозовевшие уши выдают его с головой. — Ты обещал мне помочь. Донхёку скрывать нечего и незачем: у него шикарное тело и в особенности он гордится своими бедрами. Единственный изъян на правом из них сейчас — это большое красное пятно, заставляющее Марка расширить свои большие глаза еще больше, хотя, куда уж, казалось, лимит глазных способностей корейца уже исчерпан. Марк размазал пену по ноге Донхёка дольше, чем нужно. Он перенес парня на диван, оставив лежать нижней частью у себя на коленях, а верхнюю полностью опер о многочисленные подушки. Совесть младшего упаковала в чемоданчик стыд и свалила в кругосветное. — Тебе принести что-нибудь? — подает голос Марк (кстати, охрипший слегка) и хочет встать, но Донхёк не позволяет ему сделать этого. — Не, просто посиди так и объясни, почему ты такой придурок в универе. — Что ты имеешь в виду? — Марк впивает непонимающий взгляд в младшего. — Я бы знал, будь ты моим однокурсником. Я тебя впервые вижу и вряд ли бы обидел, я не… — Shut up, — произносит Донхёк единственную запомненную без проблем фразу на иностранном языке и довольствуется произведенным эффектом. — Я на курс младше, но часто вижу тебя. Ты такой… серьезный, что ли, бесил аж. А тут. Донхёк позволяет Марку додумать фразу до конца самому. — Ну, ты был таким красивым, я растерялся и наговорил много лишнего… Слишком много. Но ты прав, я более молчаливый на самом деле. — Я очень красивый и сейчас лежу на тебе полуголый, ничего не напоминает? Донхёк чувствует, как Марк подскакивает, но не встает из-за чужих ног на своих бедрах. Марк вообще единственный, над кем Донхёк не успел поиздеваться. Вот он и исправляется, а реакцией вполне доволен, когда привстает и целует того в губы, проводя языком по их линии, но не забираясь дальше, тут же откидываясь обратно на подушки. Марк недоволен: это видно по поджатым губам и совсем красным ушам, выделяющихся на фоне светлых волос. — Может, сначала я свожу тебя на свидание? После того, как поправишься, — говорит старший, и: — бля. Бля, прости, — бьет себя по лбу и смеется в ладонь, — еще раз прости. Так как тебя зовут? Донхёк смеется тоже, подпрыгивая на подушках. Марк снова зарывается лицом в ладони, как постоянно делает это, когда смущается, но младшему это не нравится. Он привстает снова, чтобы взять хёна за запястья и опустить их себе на талию, смущая еще больше. Марк перестает смеяться. — Почему ты всегда прячешь улыбку? — бесится Хёк, — улыбнись для меня. Марк сначала улыбается неловко, а потом по-настоящему смеется с выражения лица донсена и тот думает, что правильно старший прячет эту свою эмоцию. Донхёк хочет, чтобы ее видел только он. Но сначала им надо познакомиться.