Cherry bomb

У Марка тяжелые трудовые будни, странные хёны, визжащие фанатки и поразительно красивый Донхёк, который в последнее время слишком часто оголяет ключицы. Работа, работа, еда — то, о чем пытается думать Минхён, но на деле все, что есть в его голове, — это назойливое имя Хэчан и его гигиеническая помада с запахом вишни. Марк смотрит на него, пока тот упорно учит свою партию, наблюдает за тем, как огромная футболка оголяет острые ключицы, как мокрые волосы прилипают ко лбу, а сам Хэчан ярко-ярко улыбается и дерзит старшим. Перед глазами у Минхёна — его одногруппник, лучший друг и его ярая и первая любовь. Это произошло незаметно для самого Марка, просто случилось, а парень, даже не осознав, уже не смог ничего с этим поделать. Потому что Хэчан ласковый и милый с ним, потому что у него гель для душа с запахом тропических фруктов, потому что он любит говорить по вечерам и еще обнимается слишком по-домашнему и нежно. Марк сходит с ума, ибо с последним камбэком Хэчан возмужал, похудел, понаглел, потому что фанатки все так же пишут глупые фанфики, которые он вовсе не читает по ночам, а еще непреодолимая ревность, которая гложет Ли двадцать четыре часа в сутки, рвется наружу. Донхёк совсем рядом, до него можно дотянуться рукой, взъерошить волосы, начертить свое имя на его спине, проводя между лопатками, можно обнимать, стараясь дышать ровнее, но нельзя подойти и поцеловать, завалить на кровать, чтобы уснуть позже вместе, а на утро прокричать всему миру, что этот человек его. Марк не может так, потому что для него это непозволительная роскошь, потому что другие не поймут, потому что Хэчан будет ненавидеть. — Марк… Марк, — голос Донхёка тихий, аккуратный, немного обеспокоенный. Минхён крутится в кровати, вытаскивает голову из-под одеял и думает, что Хэчан завладел даже его снами, в которых он пытается спрятаться. — Марк… — его губы, которые наверняка на вкус как вишня, ерошат волосы возле уха Ли, — я могу поспать сегодня с тобой? Минхён отодвигается к стене, позволяя другу лечь рядом, и кладет руку на грудную клетку, потому что сердце бьется слишком больно, ударяясь об барьер, и грозится выпрыгнуть наружу. Хэчан всегда спит без футболки, поэтому Марк спиной чувствует жар его тела. Сейчас он — бомба замедленного действия, которая вот-вот взорвется. — Не могу уснуть, — Донхёк ластиться к нему, закидывает руку на его плечи, дышит в затылок и так же до одури вкусно пахнет тропическими фруктами, — Марк… спишь? — Да, — Минхён бурчит это в подушку, зарываясь в нее носом и пряча красные, как спелая вишня, щеки. — Спокойной ночи, — Хэчан оставляет еле уловимый поцелуй на его шее и разворачивается на другой бок. — Сладких снов, — у Марка не хватает воздуха, не хватает сил развернуться и полюбоваться обнаженной спиной Донхёка, не хватает смелости, чтобы признаться. Ночь слишком душная, немного тесная и слишком громкая из-за сопения Хэчана. Минхён крутится в кровати, укутываясь в одеяло, считает овец и пытается не думать о столь близком, столь беззащитном Донхёке. Ли тянется за телефоном и видит, что через два часа им уже пора вставать. Парень встает с кровати, тянется за вещами, которые он кинул на стул, пока Хэчан обеспокоено вертится на простынях с веселым принтом. — Ты куда? — его голос хрипит, он даже не открывает глаза, но садится на край кровати. — Собираюсь пойти прогуляться, — Марк чувствует, что скоро взорвется, что радиус поражения будет слишком велик. — Останься, — Хэчан открывает глаза и пытается привыкнуть к темноте. — Я не могу уснуть, — Минхён накидывает кепку и идет к выходу из комнаты, — поспи лучше. Донхёк хочет крикнуть, что ему не спится в последнее время одному, что он хочет пойти с ним, но Марк прикрывает за собой дверь и бежит к выходу из общежития, пытаясь не разбудить хёнов. Небо светлело, отливая нежно розовыми бликами, а порывистый ветер намеревался скинуть головной убор. Магазины были закрыты, кое-где люди выходили на пробежку, а кто-то на работу. Все мысли Марка были далеко от него, а образы обнаженного Хэчана врывались быстро, осваивались и никак не собирались покидать и без того больное сознание. У Минхёна музыка в наушниках орет слишком громко, а небо отражается в соленых слезах. Он садится на влажную от росы траву в парке, прячет голову в сгибе локтей, громко всхлипывая. Где-то внутри таймер слишком громко тикает, а давление, кажется, повышается. Марк ложится на спину, делает музыку еще громче, не собираясь вытирать слезы с щек и шеи, которую совсем недавно поцеловал Донхёк. Минхён хочет признаться, хочет любить Хэчана так сильно, как только способен, носить его на руках, обнимать со спины, целовать много, везде и грязно, нежно проводить по его волосам и шептать о своих чувствах. Но парень думает, что это глупо, что его отвергнут, а сам Марк не осмелиться попросить о последнем объятии и разговоре по душам. Минхён открывает влажные глаза, притупленно смотрит в прояснившееся небо и видит Донхёка. Настоящего Донхёка, который, склонив голову, рассматривает его. Марк вытирает слезы, ниже опускает голову и напускает на глаза челку. У Хэчана взгляд обеспокоенный, слишком трепетный и ранящий Марка. Таймер в груди стучит в ритм сердцу, губы сохнут, а кожа начинает впитывать аромат утренней травы. Донхёк тянет руку к ушам Минхёна, теребит его за мочку уха и выдергивает наушник, который хоть как-то спасал Марка. — Не плачь, — Хэчан ведет прохладными пальцами по щеке, а затем ложится рядом, всматриваясь в абсолютно чистое и свободное от облаков небо. Донхёк завидует, потому что они уже никогда не будут настолько невинными, настолько свободными. — Я не плачу, — Марк шепчет это скорее себе, пытаясь отодвинуться от Хэчана на безопасное расстояние. Но прежде, чем ему удается свободно вдохнуть утреннего воздуха, тот берет его руку в свою. — Как скажешь, — голос Донхёка забирается глубоко, течет по венам вместе с кровью, оседает на органах тупой болью, расщепляется на атомы в детонаторе, на бомбе внутри Минхёна, и тот давится пустотой. Они лежат так около часа, пока Марк жадно хватает ртом воздух, кусает и без того кровавые губы, смотрит на яркое солнце и пытается ослепнуть. Хэчан продолжает крепко сжимать его ладонь, выдыхать запах спелой вишни, заглушая запах влажной травы. Когда у Минхёна звенит будильник, тот дергается, вырывает свою руку, которая вспотела от чужой близости, вскакивает на ноги и пытается сфокусироваться на окружающих его вещах. — Уже пора? — Донхёк звучит расстроенно, потерянно. — Да, идем, — Марк не оборачивается, ничего не говорит, старается ни о чем не думать и отвязаться от навязчивого сладкого запаха. Хэчан идет следом, прожигает в спине Минхёна дыру, пытается вновь ухватится за чужую руку, но у него не выходит. Марк идет быстро, прокручивает свой текст песни в голове, чтобы убедиться, что он еще не сошел с ума и способен мыслить трезво. Они возвращаются в общагу, каждый бредет к своей кровати, хотя спать уже бесполезно, а тренировки никто не отменял. День проходит так же, как и всегда, а Хэчан вновь надевает слишком большую футболку, и Минхён клянется, что сожжет всю его безобразную и вульгарную одежду. Марк тренируется слишком много, до боли в мышцах, упорно, почти теряя сознание, поэтому его отправляют отдыхать. Все тело горит от болезненных ощущений, наконец-то парень чувствует легкое расслабление, потому что боль можно заглушить только болью, потому что Хэчана из головы можно выкинуть только так. Ли раскидывается на простынях, пропитывая их своим потом, перебивая запах геля для душа Донхёка. Теперь ему хорошо, вот только слишком тихо, немного беспокойно и одиноко. Время течет медленно, Марк моргает лениво, пытается уснуть, но не выходит. Он слышит, как ребята начинают возвращаться, разнося по комнатам разговоры, обессиленные вздохи, шоркают босыми ногами по паркету. Минхён встает и идет туда, где громче всего — в комнату лидера. — Тэен-а, — парень смотрит, как тот бурчит на Юту, а затем разворачивается и по-матерински улыбается. В общаге они могут говорит неформально, тут они могут быть честными, тут они могут не стеснятся быть собой, но Марк оспаривает последний пункт, потому что он стесняется, потому что он — это Ли Минхён и имя Хэчана выгравированное на грудной клетке. — Тебе уже лучше? — лидер улыбается и растрепывает на голове Марка волосы, гоня с тела мурашки. — Да, все в порядке, — Ли врет близкому человеку, врет себе, отталкивает Хэчана и от этого только хуже, — Донхёк вернулся? — Они с Ренджуном пошли есть мороженое, — Тэен задумчиво хмурится и гладит себя по животу, — я вот тоже только что захотел. Марк скрепит зубами, потому что даже надоедливые фанатки не вызывают такую ревность, как каждый член nct dream. Фанатки исчезают из головы быстрее, чем они возвращаются домой, а мемберы рядом всегда, поддерживают и понимают тебя лучше, чем старшие. — Я схожу и куплю, — Минхён теребит Тэена за плечо, — сколько взять? — Бери всем, — лидер дает деньги, которые Марк распихивает по карманам, надевает наушники и, как утром, выбегает из общаги. — Юта, у нас такой хороший ребенок, — Тэен возвращается в комнату и думает, что младший ужасно врет. Ли бредет по улице, на которую надвигается поглощающая темнота, и подходит к магазинчику, видя рядом с ним Ренджуна и Хэчана. Они смеются, кормят друг друга с ложечки, а Марк не верит, что Донхёк может быть таким с другими. Парень пытается расслабится, подходит ближе, чтобы его заметили, и беззаботно улыбается. — Как тренировка, ребят? — Минхён скользит взглядом по таким же спутанным волосам Хэчана, по ключицам, которые хоть немного прикрыты наброшенной наверх кофтой. — Все в порядке, ты хорошо себя чувствуешь? — Ренджун говорит отчего-то неловко, наверное, потому, что Донхёк замолчал и перестал смеяться. — В полном порядке, иду за мороженым, поможете донести? — Марк не дожидается ответа, пока две макушки скрываются за дверью магазина. Парень берет то, что каждый любит, постоянно пересчитывая количество набранного, даже он порой забывает сколько всего участников в их группе. — Выбрал? — Хэчан подходит к нему возле кассы, без разговоров берет один из пакетов и ждет, пока Марк расплатится. — Где Ренджун? — они покидают магазин, возвращаясь на почти поглощенную темнотой улицу, пока первые звезды превращаются в созвездия. — Отправил его в общагу, — Хэчан смотрит на Марка обиженно, намеренно дует губы и, все же разозлившись, хватает того за руку: — что случилось? — С чего ты взял? — ладони вновь начинают потеть, а сам Минхён надеется, что из-за напустившегося мрака нельзя разглядеть его лицо. Он чувствует себя девушкой, которая начинает краснеть от прикосновений возлюбленного, но все должно быть наоборот. Потому что Марк старше, потому что он более зрелый, потому что это он должен вызывать табун мурашек на теле Донхёка. — Марк, — Хэчана не обманешь, от него не спрячешься и не убежишь. — Все в порядке, — Донхёк отпускает его руку и хмыкает громко, почти истерично. — Как знаешь, идиот. Сейчас вернемся, я сяду играть с Чэнлэ в приставку, а ты даже не подходи ко мне, — он закипает от нараставшей злости, потому что его Марк начинает отдалятся, а сам Марк закипает от нараставшей ревности. Они почти возле общаги, Минхён бросает пакеты с мороженым, притягивает Хэчана к себе, вдыхает запах тропических фруктов, перемешанных с запахом ночной улицы, и шепчет на ухо: — Не поступай так со мной, Донхёк, — он целует его за ушной раковиной, прикусывает мочку, пробираясь поцелуями к щеке, приближается к губам, пытаясь разглядеть глаза Хэчана. Тот не дышит, не шевелится, а боль в груди Марка нарастает. Тик-так, тик-так. Он целует его губы, а Хэчан подается вперед, зализывая трещинки в уголках рта. Где-то внутри Минхёна взрывается бомба, которая разрывает не только его, но и Донхёка. Бомба с запахом пьяной вишни, которой пахнет его гигиеническая помада. Тик-так, тик-так. В последний раз сердце бьется о грудную клетку, Минхён касается рукой острых ключиц Донхёка и перестает стесняться. Потому что Хэчан так же взрывоопасен, а запах вишни обоим кружит голову. Сегодня каждый выспится, а лидер наконец-то будет спокоен за своих глупых детей, плотнее прижимая Юту к себе. Радиус поражения вишневой бомбы слишком велик.