Пожелтевший папоротник, платформа 9 и 3/4

— Десять баллов с Гриффиндора! Тощую фигуру носило по коридорам зорким вороном, Снейп самодовольно взмахивала палочкой, пряча за длинными рукавами мантии выцветшую метку. Третьекурсники, нелепо целующиеся за колонной, трепетали от благоговейного ужаса. Никто и никогда не видел её улыбку, только сухие эмоции превосходства или презрения. Чертова деканша Слизерина. Сегодня ей впервые удалось пройти через Зал Трофеев без дрогнувших губ. Полки были уставлены кубками Хогвартса по квиддичу в хронологическом порядке, но лишь одна медаль заставляла заламывать руки и вспоминать давно высохшие слёзы  — фамилия Поттера всегда выделялась на фоне остальных. Даже спустя месяцы после трагедии бессовестная ухмылка Джеймса Поттера отбивалась от стен звонким эхом, проникала в каждый её сон и дразнила очередным глупым прозвищем вроде «сальная метла» или «принцесса-полудешёвка». Не помогало ни одно мастерски приготовленное зелье, отнимающее память. Когда-то перспектива служить злу не казалась ей такой жалкой. Пожиратели любили кичиться властью, чистотой крови и родословной, пока Снейп взбиралась по головам вместе с ними, зарабатывая галеоны на смертоносных зельях, по-юношески одержимая их идеями. Рядом с ними она чувствовала себя в деле, а мнимая эксклюзивность волшебников делала статусной, пусть некоторые приспешники Тёмного лорда и не различали корень златоуста от камедонии обыкновенной. Снейп же сделала всё, что было в силах — даже в треклятый Орден двойным агентом переметнулась. Мерлин, казалось Джеймс Поттер презирал бы еще сильнее. Он был ярким, пока она оставалась никем. Ох, она прекрасно помнит их знакомство в Косом переулке перед первым курсом. Снейп до жути стеснялась несуразно длинного и местами выцветшего платья матушки, одергивая низ при ходьбе, а скопленные на лучшую палочку из палисандра с сердцевиной из жилы дракона в «Лавке Олливандера» галеоны пересчитывала перед сном каждый августовский вечер, зажимая руками уши из-за ссор родителей и пьяной ругани отца-маггла в трущобах Коукворта. Джеймс был другим. Выделялся. Притягивал к себе. Много шутил и улыбался. Ей не хватало смелости подойти к нему, окруженному любящими родителями, ближе. Он жевал шоколадных лягушек из кондитерской, заводил знакомства с будущими первокурсниками у входа в Дырявый котёл и просил купить ему ту самую метлу из центральной витрины «Всё для квиддича» настолько очаровательно, что его прихоти тут же исполнялись. Её больше всего привлекал невзрачный магазинчик с зельями Дж. Пиппина и несколько аптек неподалёку — но Снейп едва хватало сбережений на Мантии и мётлы «из рук в руки». Она пряталась в тени за пыльными стеллажами с наборами косметики для юных ведьм и розовыми флаконами, обещающими избавить от всех подростковых проблем — о, как ей это понадобиться через несколько лет. Лили была добра ко всем в Хогвартсе, даже к ней — сразу ясно, во что влюбился Джеймс. Она подолгу наблюдала за ней в библиотеке, тщетно пытаясь перенять хоть долю света и манер— но уделом Снейп были каменные подвалы гостиной Слизерина, несуразные мантии не по размеру и насмешки, исходящие даже от Филча. Снейп гнила, пока расцветала их любовь. Она пыталась забыть шестой курс, вытравить из памяти очередным зельем собственного изобретения; была весна, и Мародёры возвращались с Хогсмида, когда вечно разнузданый Сириус Блэк, сумасшедший и самый чистокровный из них, улыбнулся ей таинственно-пьяно и пригласил на финальную игру Гриффиндора и Пуффендуя. В Выручай-комнтату она пришла, чтобы в очередной раз убедиться в том, что любой из них придурок — пока Ремус неловко краснел, а Петтигрю доедал за всеми тыквенный пирог, Сириус зажимал двух девиц из своего факультета одновременно, и громко хохотал с её нелепой причёски. За неё никто не вступился — Джеймс Поттер был слишком занят Лили Эванс. А она, она все ещё оставалась никем. Кажется, в ту ночь Снейп убила несколько птиц на Астрономической башне. Сектумсемпра. Позже оказалось, что они всего лишь поспорили, придёт она или нет. Но даже тогда её настройки сбились не так сильно, как в день его смерти. Детство закончилось для Снейп первым Империо и меткой на руке; ползала подобно Нагайне перед Тёмным лордом, умоляла, пока тьма запрещенных заклятий прогрызала сгорбленную спину: убейте меня, всех, но его не троньте. Ей действительно плевать на мир, магловский он или волшебный трижды. Снейп надеялась на слово Лорда, единственную константу, хотя знала, Поттер без Лили жить не станет. Всё, что осталось Снейп от Джеймса — очки в роговой оправе, которые она спрятала в ящик письменного стола в своей спальне и ни разу их оттуда не доставала. Неделями позже, в своём кабинете, Дамблдор понимающе смотрел из-под очков-полумесяцев на то жалкое подобие человека, что в ней осталось. Тощая, бледная Снейп подсела на снотворное варево — и несколько раз перешивала платье в талии, загоняя швейные иголки под кожу почти добровольно. Альбус рассказывал о затихающих бунтах мизерной кучки Пожирателей в южном Лондоне. Он протянул ей фотографию годовалого мальчика со шрамом, жизнь которого ей предстояло оберегать. Снейп взяла колдографию в руки, пока парализующий нервные окончания страх полз сосудами выше, к сердцу. Его глаза были точной копией глаз Лили, полные солнца и апрельской листвы. Снейп чувствовала отвращение. Но хуже всего оказалось понимание — во всем остальном он так похож на Джеймса. Следовательно, Снейп будет защищать его столько, сколько сможет. И это расщепляло на атомы получше Круцио.