***
Сложно сказать, чему Костя накануне удивился больше – что ему звонит Снейк или тому, как тот подгадал со временем звонка, застав Бекрева в Москве. Не иначе как изучал гастрольный график Лепса, пронеслось в голове у Кости. Хакимов вкратце изложил суть дела. Глеб и Ко записывали новый альбом. Выход был назначен на осень. Весьма предусмотрительно, ибо весенние релизы группе не очень удавались. Но даже сейчас, кажется, возникли некие сложности. Поэтому к Бекреву и обращались за помощью. Впрочем, оговорился Дима, с их стороны это было просто предложение. Он, Костя, теперь человек не подневольный, по крайней мере, не им, так что он вполне мог выбирать, соглашаться ему или нет. Все это заставило Костю серьезно задуматься. Но, поразмыслив, он тем не менее приехал на следующее утро на студию. Встреча с Хакимовым, вопреки ожиданиям, вовсе не оказалась неприятной. Дмитрий, словно и не было этого года расставания, деловито пожал ему руку и дружески поприветствовал. После они прошли в знакомую студию, где Снейк и поставил Бекреву те несколько демок-аудиозаписей песен, которые уже были набросаны. Надо отдать им должное, они производили впечатление.***
Пришедшие в Москву с опозданием холода уже успели отложиться наждаком в горле. Константин прикурил сигарету, попытался затянуться и закашлялся, как подросток. - Самим-то еще не тошно? Дмитрий выпустил из ноздрей дым и вопросительно приподнял подбородок. Но Бекрев молчал, и Снейк соблаговолил вяло уточнить. - От чего? - Да вот, ото всего вот этого. Костя свободной рукой провел в воздухе, словно по невидимому плакату на стене. - «Агата Кристи», все хиты, все суды… Снейк откинул голову. Глаза его сощурились. - Мир меняется. Не признавать этого – значит быть себе врагом. Или Глебом. Шесть лет была чисто «Матрица», теперь «Матрица» пополам с «Агатой». Потом, кто его знает, может, братья вообще объединятся, «Агату» реанимируют и в тур поедут. Я не удивлюсь, честно. Костя скептически дернул плечами. - Это ты Глебу скажи. - У Глеба семь пятниц на неделе. И он путается, какая нынче. - Но «Матрица»-то пока еще жива? – осторожно, словно прощупывая носком ботинка болотистую почву, поинтересовался Бекрев. - Пока – да. А что? Нам уже не впервой сбегать с тонущего корабля. «И не впервой забираться на него, зная, что он тонет», подумал Костя. Но вслух отметил, отставляя пальцы с сигаретой. - И ты чего-то так спокоен. Теперь пожал плечами уже Хакимов. - Жизнь тебя по-любому ебет, просто принимаешь комфортную позу и расслабляешься. Это не приспособленчество, инстинкт выживания, не более чем. - Потому, что знаешь, что изнасилует, но не убьет? – усмехнулся Бекрев. - Нет, как раз потому что все равно убьет. Так что просто получаешь удовольствие… Костя поморщился и, отвернувшись, выдохнул струйку дыма. - Рассказывай… Что это все Глеб со своим самодурством. Или Вадим, который его довел… Тупо погнались за деньгами и забили на музыку. - Ой, Кость, кто бы говорил… - заметил Дмитрий, но тут же поспешил вытащить вставленную шпильку. – Чего ты переживаешь? Будут бабки, будет и музыка. Снейк скользнул быстрым взглядом из-за челки по помещению. - Вот пишем же альбом. Пытаемся, - уточнил он. - Не получается? – дружески поддел клавишник. - Да вот не поверишь: без тебя – никак! – дурашливо всплеснул руками Хакимов. Но тут же вернулся к своей обычной вяловато-расслабленной манере. - Нет, серьезно, ты нам очень поможешь. Я понимаю, что тебе не нравится нынешняя «Матрица»… Дмитрий устало затянулся сигаретой. Кончик ее оживленно разгорелся. Когда он открыл глаза, в них вспыхнули на мгновение похожие искорки. - Если тебе это совсем западло, то не обращай внимания на всю это бодягу, и все. Ностальгия ностальгией, но перезаписывать старые агатовские песни никто не собирается. Тем более, у них все никак не выяснится владелец, так что это проблематично. Работа будет чисто с новым материалом. Пропишешь клавиши, поможешь немного с аранжировкой. Дмитрий закурил вторую. Вытащил из кармана пискнувший айфон, пролистнул там что-то и с невозмутимым видом убрал обратно. Комната понемногу наполнялась тягучим шлейфом табачного дыма. Тесное помещение невольно располагало к откровенности. Костя оперся ладонью о стену и доверительно наклонился к собеседнику. - Не, ты скажи честно; он вообще сегодня не из-за меня ушел? Может, он меня видеть не хочет? Хакимов приподнял брови. - Он? Тебя? Да брось ты, он, по-моему, уже и думать забыл. У него последний год вся злость на другого человека уходит. На прочих уже не остается. А вообще тебе-то что? Можешь ведь уже не целоваться с ним прилюдно. Пришел, записал, что надо – ушел. Костя закусил губу. - Я тебе честно говорю. Он там по делам РАО, и что-то такое, что надо его присутствие. В Каталонии уже не отсидится. - Он по судам прямо как на работу ходит, - засмеялся Бекрев. Снейк закатил глаза. - Ой, если бы он на работу так ходил… Побыв на студии еще немного, они стали прощаться. Хакимов заметил напоследок: - Ну, ты, короче, смотри сам. Ежели не хочешь, я тебя ни в коей мере не заставляю. Такие вещи вообще должны быть чисто по доброй воле. Когда оно по принуждению – из этого выходит что-то типа того, что вышло из «Ностальгических». - Ладно, я подумаю, - кивнул Костя. Снейк проводил его до самого выхода. Напоследок они еще раз обменялись рукопожатиями и расстались, кажется, на дружеской ноте. Бекрев надел курточку и спустился вниз. Оказавшись на улице, он невольно зажмурился. Било безжалостное солнце, заливая все в глазах краснотой. Бесконечное небо, неестественное в своей яркой синеве, казалось сделанным из листа цветной бумаги. Создавалось впечатление, что если поднять к нему лицо и вдохнуть, то можно почувствовать характерный специфический запах. Боль в горле ощущалась отчетливее. Костя старался пореже глотать, дабы не сталкиваться лишний раз с этим фактом. В общем-то, это было типично русское решение проблемы. Он уверенно и несколько торопливо зашагал в сторону входа в метро. Скоро за ним закрылись двери вагона. Народу внутри было немного, люди в этот час еще были на работе. Можно был даже сесть. Он опустился на сидение и, откинувшись на спинку, закрыл глаза, чтобы не видеть невнятного серого мелькания в черных окнах. Легкий шум движения раздражал. Сунув руки в карманы, Костя понял, что забыл наушники дома. Он обреченно вздохнул. Теперь невозможно было послушать музыку, чтобы расслабиться. Только где-то фоном в голове настойчиво звучала по тысячному кругу, бесконечно повторяясь собственным эхом, слышанная на студии песня: Что-то случится, что-то случится, Что-то случится, Что-то такое…