***
Чонгук идёт по лесу. Снег заглушает его шаги и отражает лунный свет, освещая ночь. Из его рта выходят небольшие клубы пара, и по спине отчего-то стекает пот. Как только он доходит до самой середины леса, кругом всё, словно по щелчку, меняется. Он оглядывается по сторонам и видит вокруг тела. Перед ним на корточках сидит дрожащий мужчина у дерева. Чонгук замирает от страха, когда узнаёт в нём Юнги в его капитанской форме. Он зажимает уши руками и точно заведённый что-то шепчет, по его щекам текут слёзы. Чонгук пытается позвать его, но изо рта не выходит ни звука. Он замечает хижину прямо на вершине холма. Внутри всё холодеет, и он на негнущихся ногах пытается убежать, но, куда он ни направляется, хижина неумолимо всё стоит и стоит перед ним. Ждёт. Вдруг он замечает мелькающую между деревьями фигуру, которая бежит параллельно ему. Сквозь его приоткрытые губы вырывается всхлип, в груди становится всё теснее и теснее, а потом тень оказывается прямо перед ним. Она поднимает руки и медленно снимает с головы капюшон, и Чонгук кричит, зажмуривая глаза, но увиденное не пропадает из головы. Сначала он видит вспышку, а потом — Хосока, истекающего кровью и держащего собственные внутренности. Чонгук подрывается с постели в холодном поту, загнанно дыша. Он отчаянно вглядывается в тёмную комнату, и затем замечает её. Тень, стоящую в углу. К горлу поднимается желчь, и Чонгук одной рукой нащупывает пистолет, а другой — лампу. Свет наполняет пространство, и он уже готов спустить курок, но всё напрасно. К горлу подкатывает ком. В комнате никого нет, кроме него. Всю оставшуюся ночь Чонгук смотрит в стену с включённым светом, считая секунды до рассвета, пока, наконец-то, часы не показывают шесть утра. Он тут же вылетает из комнаты, уже давно переодевшись в свою форму. Солдаты, патрулирующие ночью, салютуют ему, но он проходит мимо. Всё, что он видит перед собой, это приближающуюся с каждым шагом дверь, ведущую в изолятор. Распахнув её, он видит за столом вымотанного после долгой ночи Сокджина. Доктор поднимает глаза и удивлённо смотрит на него. — Лейтенант Чон, — говорит Сокджин, снимая очки, но не встаёт, чтобы поприветствовать его должным образом. Чонгуку, если честно, безразлично. Подобные формальности войну выиграть не помогут. — Вы пробыли здесь всю ночь? — спрашивает он, не останавливаясь на месте и сразу же проходя в комнату для пациентов. Тут вылёживаются солдаты на разных этапах выздоровления, но тот, кто нужен Чонгуку, находится в самом конце. Сокджин идёт за ним, проворно ловя двери и не давая им бахнуться о раму. — Да, — отвечает он, сконфуженно хмурясь. — Доктор Ким Намджун совершает обход раз в день. Чонгук останавливается перед ведьмаком. Он привязан к койке, и его глаза завязаны. Видны лишь его кончик носа и губы, и Чонгук попутно замечает, что, хоть он и бледен, его черты лица мягкие и пухлые. — Он провёл здесь целую ночь? — спрашивает он врача. — Что вы имеете в виду? — Сокджин хмурится. Хоть Чонгук и понимает, что ведьмак не мог развязать сам себя и незаметно выскользнуть из людной комнаты, ему нужно знать. — Просто ответьте на вопрос, доктор Ким, — нетерпеливо говорит Чонгук. — Вы уверены, что объект не покидал комнату? — Да, сэр. Он ещё не пришёл в сознание, к тому же, учитывая-то обстоятельства, мы не спускаем с него глаз. Ему не удастся улизнуть, не будучи пойманным. Чонгук кивает, но его сердце всё равно не на месте. — Спасибо, доктор Ким.***
На протяжении недели ведьмак не приходит в чувства. Зато приходит к Чонгуку в кошмарах, в которых преследует его. Каждую ночь, без исключения, всё заканчивается умирающим Хосоком. Каждую ночь Чонгук просыпается в холодном поту. И только на четвёртый день его сны меняются. Чонгук снова в лесу, впереди — хижина, справа — всё та же тень. Но, когда тень вырастает как из-под земли перед ним, она не снимает свой капюшон, а только жутко смотрит на него. Чонгук крупно дрожит от холода. — Солдат, — Чонгук узнаёт этот хриплый голос. — Чонгук… — Откуда ты знаешь, как меня зовут? — Я не знаю, но он — да… — говорит ведьмак, как и всегда, загадками. — Ты должен увидеть меня, чтобы всё понять. У Чонгука горячка. Значит, он вырывается из объятий Морфея. — Что это значит? — Ты должен увидеть меня… Чонгук просыпается, и у его ступней стоит тень. Он кричит, вжимаясь всем телом в спинку кровати, и включает свет. Но, как и каждую ночь, в комнате никого нет.***
Удар по рёбрам, в очередной раз отправляющий на пол, и к горлу Чимина подступает тошнота. Его окружают пятеро человек — ясно даже с завязанными глазами. А ещё ясно, что это только начало. Он голыми руками, кажется, пощупать их ярость может. — И где вся твоя прежняя храбрость? Урод, — звучит сиплый голос, а затем его поднимают с пола за волосы. Следующий удар приходится по щеке, и на этот раз он слабо охает. — Так-то лучше, ведьмак. Его колошматят до тех пор, пока Чимин не начинает терять сознание. Перед глазами всё плывёт, а ему только рассмеяться хочется над тем, насколько эта ситуация глупа. Не будь его глаза завязаны, они бы не были такими храбрецами. И, кажется, он фыркает вслух, потому что его снова поднимают за волосы и кто-то дышит ему прямо в лицо. — Ты думаешь, я тут с тобой шучу? — говорит кто-то и прижимает дуло к его виску. Чимин чувствует запах металла, чуждый всей его сущности. — Давай посмотрим, как смешно тебе будет, когда я… — Ван, — произносит кто-то, как только дверь бахается о стену. — Полно. Его волосы тут же отпускают, и он рушится на пол. Всё тело адски ломит. — Капитан Мин отдал приказ переместить заключённого в комнату 155. Им займётся лейтенант Чон. Чимину кажется, что он уже где-то слышал этот голос. Правда, чёрт его знает, из этого ли времени этот голос или из того, когда он был лишь тенью среди того, что не было реальным. — Есть, сэр! — отвечает мужчина около него. Ван… он уж постарается не забыть. По полу клацают сапоги, и приближающийся к нему человек цокает языком. — Ну и беспорядок. Хоть что-нибудь узнали? — Даже имя не сказал, сэр. — Ладно. Умойте его и сделайте, как сказано. Солдаты салютуют. Чимин слышит, как закрывается дверь и как кто-то наклоняется к его лицу. — Твоей удаче пришёл конец. Посмотрим, как ты запоёшь у Чона, тварь. Ван отхаркивает на щёку Чимина. Он не успевает даже отреагировать, когда его поднимают с пола и выливают на голову ведро ледяной воды. Чимин дрожит как осиновый лист, когда его вытаскивают из комнаты и ведут по коридору. Они сбрасывают его на пол, пристегнув наручниками его руку к чему-то, прежде, чем оставить одного. Чимин чувствует ком в горле, но сдерживает слёзы, считая удары своего сердца, чтобы не потерять счёт времени. Зачем они объявились со своими оружием и напускной смелостью? У него ушло столько времени, чтобы найти место, где можно было бы жить в спокойствии. Чёрт побери, эта война не имела к нему никакого отношения, но всё же умудрилась спутать все его карты.***
Секунды растягиваются в минуты, минуты — в часы, а Чимин всё сидит на полу. А потом распахивается дверь. Он открывает глаза, чувствуя, как собственные ресницы задевают повязку. Хочется выть от отчаяния. Они целиком и полностью обезоружили его, потому что Чимин без глаз - ничто. Глаза хоть и были его проклятьем, но в некоторых ситуациях помогали. Раньше эта неоднозначность доставляла ему беспокойства, а теперь он бы всё на свете отдал, чтобы использовать их. Кто-то ходит по комнате, а затем приседает на корточки около него. Чимин дышит через раз. Он неосознанно отползает назад, прижимая колени к груди, пытаясь защититься. Душащая тишина заполняет комнату. — Я лейтенант Чон, — произносит мужчина. — Мы встречались прежде. Чимин поднимает голову, вспомнив солдата с тёмными волосами и суровыми глазами. Того, что в плечо ему выстрелил. Ну наконец-то. — Я пришёл, чтобы задать тебе несколько вопросов, — продолжает солдат. — Можешь говорить? — Чимин молчит. Солдат вздыхает: — Слушай, ведьмак… — Я не ведьмак, — перебивает Чимин сквозь сжатые зубы. — Значит, говорить можешь, — произносит солдат. — Тогда, кто ты, если не ведьмак? Чимин дышит неровно. Он может назвать себя, если тот перестанет называть его тем, чем он не является. Но имя — сила, и в его ситуации любая сила имеет вес. Он сжимает губы в тонкую линию. Чонгук прикусывает внутреннюю сторону щеки, стараясь сохранять самообладание. Ведьмак весь в гематомах, пулевое ранение и губы всё ещё кровоточат. Вопреки собственному здравому смыслу, он достаёт полотенце и чистую одежду из шкафчика неподалёку. Снова присев перед ним, Чонгук снимает с него наручники и, подняв ведьмака, подводит его к кровати. — Переоденься, — Чонгук бросает одежду ему в грудь. Чимин медленно её подбирает, расправляя затёкшие плечи. Неудобно как-то, когда кто-то глазеет. Чимин кожей чувствует, что солдат смотрит на него, когда стягивает с себя насквозь промокшую одежду, в которую его переодели ещё в лазарете. Его пробирает дрожь, как только он всё с себя снимает, и он похлопывает руками по кровати, пока не нащупывает, кажется, полотенце. Ткань колючая, но сухая хотя бы, и, когда он натягивает на себя рубашку, Чимин, наконец, снова чувствует себя человеком. Чонгук внимательно следит за тем, как ведьмак переодевается, замечая каждый кровоподтёк, пачкающий его безупречную кожу, на хрупком теле с плавными изгибами и небольшими очертаниями мышц. И не скажешь, что это тело способно убивать десять человек в секунду. Чонгук ставит его лицом к стене, чтобы заменить потрёпанную повязку на глазах. Ведьмак не предпринимает попытки нападения или побега, лишь стоит с опущенной головой. Чонгук замечает что-то вроде татуировки в виде глаза на его затылке, прямо над родинкой. В груди что-то сжимается. — Теперь поговорим, — начинает он, отстранившись. — Имя. — А ты мне дашь своё взамен? — ведьмак медленно поворачивается. Чонгук хмыкает, доставая пистолет из кобуры, и показушно проводит дулом по его щеке. — Ты не в том положении, чтобы торговаться. — А, я знаю, — шепчет ведьмак, и Чонгук цепенеет. — Чон…гук. Чонгук моментально хватает его за рубашку и ударяет о стену. Зубы стучат от удара, и он до крови прикусывает язык. — Откуда… — произносит Чонгук. Выброс адреналина заставляет его сердце биться чаще, и он ещё раз ударяет ведьмака о стену. — Откуда ты знаешь, как меня зовут? — Я знаю… о твоих снах, — отвечает Чимин, боясь даже вдохнуть. — Мне тоже они снятся… Чонгук отпускает его, и Чимин, рухнув на землю, со стоном сплёвывает кровь. — Имя! — рычит Чонгук. — Чимин… Меня зовут Чимин. По коже Чонгука пробегает мороз. — Как ты залезаешь в мою голову, если ты не ведьмак? — спрашивает он. Чимин, нащупав постель, ложится на бок. — Дело не во мне… а в тебе. Ты затягиваешь меня туда. — Чушь собачья. — Поверишь мне, если я поведаю тебе свою историю? — Чимин переворачивается на спину, глубоко дыша сквозь приоткрытые побелевшие губы, на которых резко контрастирует пёстрая кровь. Чонгуку хочется увидеть его лицо. — Попробуй. Чимину четыре, когда его «дар» даёт о себе знать впервые. Он играет с камушками около дома, когда около него останавливается мужчина, хватает его и начинает убегать. Чимин кричит и зовёт маму, брыкаясь маленькими руками и ногами. Мужчине это надоедает: он хватает его за плечи и свирепо трясёт, заставляя замолчать. И сам начинает вопить, взглянув в лицо Чимина. Он тут же его отпускает, наобум даёт дёру и попадает под телегу. По мере того, как Чимин взрослеет, его дар начинает проявляться всё чаще и чаще. Иногда люди, посмотрев на него, вздрагивают. В иной раз они начинают кричать и убегать. Родители Чимина не говорят ни слова, но и они больше не смотрят ему в глаза. Когда ему исполняется восемь, впервые умирает человек. Чимин гуляет по рынку, когда вдруг пожилой мужчина начинает горланить, показывая на него пальцем и называя демоном. Старик падает замертво прямо у его ног. После случившегося деревня начинает догадываться, что с ним определённо что-то не так, и проклинать Чимина и его семью. Но когда у людей спрашивали, как выглядит Чимин, никто не знал: они не могли вспомнить его лица. Начинают распространяться слухи о том, что он «ведьмак». Чимину десять, когда посреди ночи их дом загорается. К нему в комнату вбегает отец, берёт его на руки и мчится ко входной двери. Но она заперта. Как и задняя. Его мать отчаянно смотрит полными слёз глазами сначала на него, потом на отца. Отец Чимина коротко кивает, заводит Чимина в туалет и окатывает его водой. В комнату заходит мать, не переставая кашлять от стремительно заполняющего дом дыма. — Чимин, — говорит она, когда его отец разбивает окно. — Ты должен бежать. Бежать как можно дальше. — И не оглядываться, — добавляет отец. Чимин видит, как родители обмениваются взглядом, и его отец выходит из туалета. Почти сразу же раздаётся звук разбивающегося стекла и крики. Мать сажает дрожащего Чимина на подоконник. — Мы будем приглядывать за тобой, — обещает она, подталкивая его наружу. Чимин слушается и бежит. Бежит часы, а затем дни. Из одного города в другой, и его «дар» гонится за ним по пятам. Он живёт на улицах и ест то, что находит в мусорных баках, пока разъярённые жители не гонят его в шею. Но родители всё не приходят за ним. Ведьма находит его в городке около гор. Приходит к нему посреди ночи с куском ткани, которым завязывает глаза. — Я знаю, кто ты, — шепчет она, заводя его глубже в лес, подальше от города. — Кто? — спрашивает Чимин, уставший от безустанного бега. Он готов остановиться прямо сейчас, независимо от того, кто эта женщина и чего она хочет. — Кроха, твои глаза — твоя сила, — говорит она, открывая дверь и заводя его внутрь. Здесь пахнет травами, землёй и гниющей плотью. — И тебе решать, использовать эту силу во благо или во вред. — Вы не боитесь меня? — спрашивает он. Она гладит его по голове и ставит тарелку супа перед ним. — Только твоих глаз. Чимин притягивает к себе колени и ждёт реакции Чонгука. Он слышит глубокое дыхание солдата и может даже представить, как тот задумчиво хмурится. — Тогда, что ты? — в конечном итоге говорит лейтенант, бросая ему влажное полотенце. — Зеркало, — отвечает Чимин, хватая ткань и вытирая ею уголок рта. — Сосуд… Она по-всякому называла. — Что это значит? — Когда люди смотрят на меня, они видят лишь то, чего боятся больше всего на свете… Это и убивает их. Страх. Чонгук угрюмо жуёт нижнюю губу. — И ты не контролируешь это? — спрашивает он, и Чимин качает головой. — Любой, посмотрев мне в глаза, умрёт. — Значит, технически, с закрытыми глазами ты безобиден. Но, тем не менее, ты убил моих людей. — Они первые напали, — говорит Чимин, пожимая плечами. — К тому же, лес тоже проклят. Некоторые умерли, ещё не успев встретиться со мной. — Из-за той ведьмы? — Чонгук притягивает стул и садится перед Чимином. Теперь хотя бы они не топчутся на одном месте — Где она? — Мертва. Чонгук проводит языком по зубам. — Врёшь. — Думаешь, будь она жива, был бы я здесь сейчас? — цедит Чимин, бросая полотенце на пол. Его губы красны от крови и колючего полотенца, которым он только что вытирал кожу, и резко выделяются на сером фоне. — Это ты? — наконец, произносит Чонгук. — Ты убил её? Вопрос неприятен Чимину, и Чонгук тут же всё понимает. Ему достаточно этого на сегодня, так что он встаёт и направляется к двери. — Она зашла ко мне в комнату без предупреждения, — почти шёпотом отвечает Чимин, когда Чонгук касается дверной ручки. — И я оглянулся… Это была случайность. Чонгуку почти жаль его, но на войне жалости не место. — Хоть кто-нибудь видел твоё настоящее лицо? — спрашивает Чонгук, замечая, какой Чимин маленький на фоне всего этого металла и бетона. Его серебристые волосы почти сливаются со стенами. — Не знаю, — отвечает Чимин, смотря в его направлении, и Чонгуку снова кажется, что он его видит даже с завязанными глазами. — Но ты единственный, кто выжил.***
По пути к кабинету Юнги Чонгук не обращает внимания ни на солдат, которые салютуют ему, ни на что-либо другое. Проходя мимо изолятора, он замечает занятых новой партией раненых Сокджина и Намджуна и сразу же понимает: последняя операция закончилась провалом. Опять. Так что он не удивляется, что, как только он открывает дверь, Юнги хватает его за лацканы и пихает на стул. — Надеюсь, у тебя хорошие новости, Чонгук, или, ей-богу, я собственными руками убью этого ведьмака, — зло сплёвывает Юнги прямо в лицо Чонгука. От него разит горелым кофе и сигаретами, и Чонгуку становится немного дурно. — Полагаю, капитан, атака снова сорвалась, — говорит он, сухо сглотнув. Юнги, вздохнув, вслух матерится и пинает несколько стульев. Чонгук сидит с невозмутимым видом, но в ушах раздаются эхом слова «убью этого ведьмака», и от них живот неприятно скручивает. — Сорвалась — это ещё мягко сказано, — наконец успокоившись, говорит Юнги и садится на стул, проводя рукой по волосам. — Мы даже города не достигли… Войска просто повалились как снопы, — он останавливается. — Я думал, что теперь всё пойдёт как по маслу, раз мы поймали ведьмака… — Ведьмак сказал, что лес проклят, — говорит Чонгук, стараясь не повышать голос. — Я же говорил, что это ошибка… сэр. — А я ещё раз повторю, что это чушь, — говорит Юнги, вздохнув. — Чёрт возьми, Чон… Тянуть больше нельзя. Найди мне решение. Чонгук, кивнув, встаёт. — Есть, капитан. Начинает звенеть телефон, и Юнги, сморщившись, поднимает трубку. Чонгук, отсалютовав, направляется к двери. — И Чонгук, — бросает капитан вдогонку, — поторопись.***
Этой ночью Чонгуку в очередной раз снится Чимин, но, что самое удивительное, он не в лесу. Наоборот, он в открытом поле, где дует лёгкий ветер, пропитанный запахом травы, а рядом сидит Чимин в капюшоне. В этот раз он в светло-коричневом плаще. Всё вокруг безмятежно и неведомо. — Где это мы? — спрашивает он, нахмурившись. Чимин поднимается с места. — Дома. Они гуляют по сну Чимина, но Чонгук вовсе не прочь. Он устал просыпаться каждую ночь от прошлого, подкапывающегося под его здравомыслие и не дающего заснуть. — Попытка пересечь лес снова пошла прахом, — Чонгук срывает цветок и без задней мысли протягивает его Чимину. Чимин вертит стебель в маленьких руках, а потом прячет где-то в складках плаща. — Говорил же, он проклят, — Чимин вдруг опускается на землю и ложится на спину. Чонгук следует его примеру. — Единственное решение — обойти. — Тогда нас заметят, — возражает Чонгук. Чимин медленно поворачивается в его сторону, и Чонгук обмирает, готовясь увидеть Хосока. Но лицо Чимина закрыто вуалью, и он с облегчением выдыхает. — Предлагаешь отправиться на верную смерть? Чимин молча пожимает плечами. Чонгук всматривается в вуаль, видит некоторые черты лица сквозь неё и может рассмотреть знакомые губы и кончик носа. Он протягивает руку к вуали, желая поднять и увидеть, что под ней, но Чимин переплетает их пальцы. — Ты сказал, что я должен увидеть тебя, — бурчит Чонгук в оправдание. — Но ты не можешь, — говорит Чимин, отпуская его руку. — Не можешь, пока в твоей душе всё ещё живёт страх. — Я не боюсь Хосока… — озадаченно говорит Чонгук. — Не боишься, — соглашается Чимин. — Ты боишься собственной вины, потому что думаешь, что это ты убил его и что он ненавидит тебя. В его словах столько нотки твёрдости, что в глазах Чонгука собираются слёзы, и он поднимает взгляд на небо. Кругом всё меняется, и они снова оказываются в тёмном лесу в снегу. — Это не твоя вина, — шепчет Чимин, когда Чонгук берёт на себя управление сном. — Он не винил тебя… И не винит. Сердце Чонгука сжимается, и по его щеке скатывается слеза. Он вспоминает Хосока и дни, проведённые с ним, вспоминает войну. Он вспоминает их последний поцелуй, который был на вкус, как кровь и порох. Чонгук встаёт с места и у него такое чувство, словно он что-то оставил в растаявшем под ним снегу. Он оглядывается по сторонам. Тела пристально смотрят в неизменное небо, капитан Мин всё ещё сидит на корточках под тем же деревом, зажимая уши руками. Где-то вдалеке, меж деревьев, мелькает тень. Исчезает в мгновенье ока, и сердце Чонгука пропускает удар. — Они все спят? — спрашивает он Чимина. — Что насчёт тел? — Застряли, — Чимин кивает. — Их страхи посложнее твоих, так что они не могут двигаться дальше. Их тела… Когда люди умирают, часть их остаётся. Зеркало… Сосуд. Чонгук задумывается на мгновенье, а затем говорит: — Я больше не боюсь. Ему кажется, что Чимин улыбается, когда говорит: — Я не собираюсь рисковать… Но, отдаю должное, ты другой. Ты храбрый. Они бродят в тишине. И, когда мир начинает меркнуть, Чонгук понимает: он просыпается. Чимин останавливается, когда лес заканчивается, и Чонгук с немым вопросом в глазах оборачивается. — Ты храбрый, Чон Чонгук, — повторяет Чимин, медленно отступая. — А я нет. Лес начинает приобретать неясные очертания, и тело Чонгука немеет. Пробуждение. — Чимин, — произносит он в последнюю минуту. — Что ты видишь, когда смотришь в зеркало? Чимин вдруг оказывается около него и шепчет, касаясь губами уха: — Себя.***
Новость о стратегии Чонгука по окончанию войны распространяется по всей базе как лесной пожар. Когда он идёт по коридору на совещание, солдаты поглядывают на него с опаской. Наверняка они все думают, что это сумасшествие, верная гибель, и ему хочется рассмеяться им в лица. Как будто до этого дела шли в гору. Но он понимает, что, как-никак, умирать никому не хочется. Когда Чонгук заходит в конференц-зал, офицеры уже грызут друг другу глотки. Ван кричит, что он не будет подвергать своих солдат опасности, большей, чем это необходимо. Что новый план отправит их всех, включая Вана, к праотцам. Юнги шипит, но даёт офицеру прокричаться, потому что нет смысла спорить. Ван командует первым эшелоном. Все понимают, что они, несомненно, погибнут. Чонгук присаживается, снимает фуражку и аккуратно кладёт её на стол. Пока они ругаются, он уходит в себя. Думает о своих собаках и губах в форме сердечка. О безупречной коже и волосах, сделанных из лунной пыли. Финал так близок, что он уже чувствует его привкус. — Довольно! — рявкает Юнги, и Чонгук обращается в слух. Все затихают. — Лейтенант Чон. Все взгляды обращаются на него, и Чонгук, прочищая горло, встаёт с места. Он не пытается ничего приукрасить, потому что ему нечего сказать, кроме: — Единственный выход — напрямик идти на врага. Пойдём через лес — погибнем. Он садится. Комната взрывается криками, Ван снова неистовствует, и терпение Юнги, наконец, лопается. — Закрой пасть, Ван! — кричит он, доставая пистолет. — Заткнись или, ей-богу, я тебе череп разнесу! Чонгук думает, что такое поведение не соответствует капитану. Если бы обстоятельства были иными, Юнги бы, скорее всего, потерял свою должность. Но они в лесу, и времени у них нет. Ван беспомощно склоняет голову, и на его лице уже заметен отпечаток смерти. — Что с ведьмаком? — спрашивает офицер. — Его можно использовать? Всё внимание снова возвращается к Чонгуку. — Он отказывается сотрудничать, да и к тому же его диапазон атаки слишком мал, — врёт он сквозь зубы с невозмутимым лицом, но ураганом внутри. — На мой взгляд, вреда от него будет больше, чем пользы. Враньё на вкус горькое. Чимин мог бы помочь. Он бы вполне мог истребить весь город, будучи под достаточной защитой с их стороны. Чонгук мог бы спасти свои войска. Но Чимин не убийца, а у Чонгука руки не поднимутся ломать его. В любом случае, никто даже и не поймёт, что он вешает им лапшу на уши. Он единственный, кто выжил. — Атакуем на рассвете, — наконец, говорит Юнги. — Все свободны. Чонгук вместе со всеми встаёт, надевая фуражку обратно, и бросает взгляд на Юнги перед уходом. Он выглядит жутко безнадёжно. Чонгук думает, что если выживет, то всё на свете отдаст, чтобы больше никогда не видеть такого лица. — Убей это. Его. Плевать, — Юнги бросает пистолет на стол. — Убей ведьмака.***
Когда Чонгук открывает глаза, он снова в пшеничном поле. Над ним голубое небо, и его кожу обдувает тёплый бриз. На нём белая футболка, а не форма. Всё совсем как в прошлый раз. Он бесцельно бродит по полю, проводя руками по стеблям пшеницы. Чимина нигде не видно. Когда он уже собирается вернуться, перед ним появляется чёрная тень. Небо мгновенно затягивается тучами, и Чонгук, покрываясь мурашками, замирает на месте. — Он знает, что ты всё ещё жива? — спрашивает Чонгук. — Я не жива, — говорит тень. — Это всё, что осталось от меня… но этого достаточно. — Для чего? Тень надвигается вперёд, почти поглощая его своим мраком. Чонгук пытается за что-нибудь ухватиться, но, не найдя опоры, падает на колени. И, когда он думает, что настал его конец, темнота пропадает. Сумрак отстраняется от Чонгука, оставляя за собой лишь светло. — Что это было? — говорит Чонгук, играя с тьмой пальцами, пока она не пропадает. — Твой страх, — отвечает тень, растворяясь. — Подарок, — из-за туч начинает выглядывать солнце. — Используй его с умом… Тень рассеивается, и Чонгук просыпается около Чимина, глядящего на него сквозь вуаль. Они в лесу, и на них беззвучно падают снежинки с неба. Чимин проводит пальцами по волосам Чонгука, убирая их с его глаз. — Сон во сне, — говорит Чимин. — Ты чего-то недоговариваешь, лейтенант Чон. Чонгук хлопает глазами. — Мы атакуем завтра. Чимин наклоняется ближе и касается губ Чонгука собственными через вуаль. — Просыпайся.***
Капитан Мин, повторно завязав шнурки на ботинках, встаёт в полный рост. Солнце только восходит, но все войска уже готовы. Сейчас или никогда. — Ван, — зовёт он, склонив голову набок. Офицер с серьёзным лицом и оружием наготове встаёт около него. — Умирать не надо. Офицер салютует ему и марширует вперёд, возвращая войска к жизни. Они движутся как единое целое, и Юнги всем нутром чувствует: конец, наконец-таки, настал. Чонгук, поправив форму, открывает тумбочку. Там, под неиспользованной библией, лежат армейские жетоны Хосока. Он поднимает их и продевает цепочку через свою голову. База почти пуста: остался только медперсонал и административные сотрудники. Чонгук добирается до комнаты Чимина в мгновенье ока. Намджун сидит на стуле и пристально смотрит сквозь кусок стекла, который отделяет его от человека, которого он считает ведьмаком. Чонгук следует за взглядом психиатра и находит Чимина, который возится с простынями и аккуратно застилает их. — Такое чувство, как будто он всё знает, — бормочет Намджун. — Только непонятно, откуда. Чонгук сглатывает. Никогда не любивший насилия Намджун встаёт с места, хлопает Чонгука по плечу и покидает комнату. Когда Чонгук открывает дверь, Чимин разворачивается и, не колеблясь, подходит к нему. — Лейтенант… — произносит Чимин. Чонгук хватает его запястья, защёлкивая на них наручники, и без единого слова выводит его из комнаты. На пути к задней двери они встречают нескольких людей. Они избегают их глазами, а Чонгук думает, что это такая досада — жить в мире, в котором ты даже не можешь взглянуть на Чимина. Чонгук открывает заднюю дверь, ведущую в горы, и они остаются абсолютно наедине. Чимин делает несколько шатких шагов вперёд, а потом опускается на колени, зарываясь руками в почву. Он подносит несколько сосновых игл к лицу и, глубоко вдохнув, бросает их. — Я готов, — говорит он, и Чонгук через силу сглатывает ком в горле. — К чему? Чимин тихо смеётся. Так мягко, что хоть волком вой. — Делай то, что должен, Чонгук… Чонгук делает. Он становится на колени перед Чимином и медленно протягивает руки к его повязке. Чимин напрягается, но не останавливает его. Чонгуку кажется, что проходит вечность, пока он, наконец, не обнажает лицо Чимина. Он зажмуривает глаза. — Чимин, — говорит Чонгук странным тоном, — открой глаза. — Чимин, дрожа, мотает головой. Чонгук расстёгивает его наручники. — Открой глаза, — просит он ещё раз. На этот раз в губы Чимина. Чимин слушается. Его глаза лавандового цвета — Чонгук ещё никогда ничего подобного не видел — и смотрят так, словно ожидая воплей, ужаса… смерти. Но, как и обещала тень, ничего не происходит. Чонгук видит лишь Чимина, его лавандовые глаза и волосы цвета луны. Красивый. Уникальный… Одинокий. Хочется остаться и никогда не отпускать, но вдалеке ревёт война, и Чонгук делает шаг назад. — Беги, — говорит он. — Ты меня видишь, — огорошенно шепчет Чимин. — Вижу. И Чимин убегает глубоко в горы, а Чонгук идёт в противоположную сторону. Он, обнажив зубы, идёт на грохочущее поле боя с оружием наготове. И сердцем вдребезги. На закате Юнги пускает пулю в голову врага и этим заканчивает войну. Их маленькую войну. Он падает на колени, кашляя и держась за свой бок. Справа он видит Вана, хромающего и стреляющего в тех, кто ещё дышит. Слева он видит ещё одного офицера, Чхве, выползающего из всего этого беспорядка. И вдалеке — его глаза уж точно не обманывают его — он видит уходящего Чонгука. Юнги вздыхает. Он только что потерял одного из своих лучших людей.***
Когда Чонгук открывает дверь в свою квартиру, первое, что он видит, это шерсть. Его собаки оживлённо лижут его лицо, махая хвостами и счастливо лая, а он лежит на полу и смеётся. Чонгуку не сразу удаётся завести их обратно внутрь. Он тут же зовёт сиделку и говорит ей, что он больше не нуждается в её услугах, что он дома. На его столе лежит письмо с одобрением на отставку. Он кладёт его в тумбочку вместе с медалью и жетонами Хосока. Он закрывает ящик и вместе с этим ещё одну главу своей жизни. Он принимает душ. Он ест кашу, иной раз угощая собак. Он ложится спать. Чонгуку снится, что он посреди пурпурного моря и смотрит на солнце, и, когда он просыпается, посреди кровати лежит пшеничный стебель, а по всей квартире рассыпана лаванда. Он смеётся. Две недели спустя Чонгук садится на поезд вместе с собаками и чемоданом, крепко сжимая в руке билет в один конец в горы. В самом тёмном уголке леса тень, наконец, прекращает своё существование.