Батя Орда

Много лет назад Ваня находился под монголо-татарским игом. Да, времечко было лихое. По человеческим меркам ему можно было бы дать лет десять, если бы не его глаза. Его глаза его старили. Он знал множество ремёсел и владел оружием на уровне матёрого война. Как и любое другое воплощение. Как и все. Но так уж распорядилась судьба, лицо он имел миловидное. Тонкий, лёгкий, подвижный, весь такой светлый, хорошенький, как девочка, он привлекал к себе ненужное внимание. Однако не лыком был шит, иначе не выжить было в те тёмные века. Свои дети его уважали, а чужие… пока ещё не понимали, что лезть к нему не стоит. С людьми он ещё справлялся, не силой, так хитростью. А вот с другими воплощениями тягаться ещё не был готов. Когда иго перевалило за вторую сотню лет, Орда начал странно на него поглядывать и это заметили все ванины родственники. Раньше ордынцу не было никакого дела до вздорного мальчишки, что платил ему дань. Платил – и платил. А теперь Иван начал ловить на себе его долгие задумчивые взгляды. Ваня волчонком зыркал в ответ, но на конфликт не напрашивался. Уже учёный. Однажды Орда привёл своих сыновей. Ивану едва удавалось скрывать своё неудовольствие. Куча маленьких копий Орды, только капризные, пухлые и крикливые. Каждый хотел доказать другому, кто сильнее. Казалось, своим непрекращающимся гомоном они раздражают даже собственного отца. Едва узрев большеглазого и светловолосого Ивана, они замолкли, и в их глазах загорелась одна мысль на всех – они нашли, на ком будут соревноваться в удали и силе. Орда с любопытством покосился на неожиданно замолчавших отпрысков, проследил за их взглядами и довольно ухмыльнулся. - Знакомьтесь, дети, - чуть насмешливо сказал он, не отрывая взгляда от лица Ивана. – Это Рус, и он платит нам дань. Когда дети и их отец расплылись в одинаково хищных улыбках, Иван вздрогнул. Он понял, что дальше будет только хуже. Наслаждаясь смятением на лице своего вассала, Орда продолжал: - Ну же, Ваня, где твоё гостеприимство? Или ты не рад нашей большой дружной семье? Мерзкие дети захихикали. Они прекрасно поняли, что бы им ни взбрело в голову, папа только похвалит. Ивану хотелось плюнуть им в ноги, но он не мог себе позволить такой роскоши. - О, что же это я? – расцепив наконец зубы, как мог, радушно сказал он. Его гнев выдавали лишь яростно раздувающиеся ноздри и недобро сверкавшие из-под густой чёлки глаза. Он плавным жестом пригласил их в свою добротно сколоченную избу. Руки у Ивана всегда росли откуда надо, и он был достаточно трудолюбив. – Милости прошу, гости дорогие. Как он презирал себя в этот момент. Ничего. «Всё проходит, и это пройдёт». - Совсем другое дело, - серьёзно сказал Орда, в то время как дети его ощерились, как котята дикой рыси. Им показалось, что славянский мальчишка ведёт себя слишком дерзко. Иван посторонился, демонстрируя всё уважение, на которое был способен. Орда даже благосклонно кивнул, степенно проходя мимо в светлую, чисто убранную избу. Каждый его сын посчитал своим долгом больно задеть Ивана плечом. Из избы вынесли всё ценное,подчистую. Потом зашли во двор и вывели всю живность, оставив лишь пару старых облезлых куриц. И то случайно. «Как будто бы дани им мало», - зло думал Иван, с досады грызя ноготь. Обычно он успевал спрятать часть своего добра, чтобы не помереть с голоду самому и не дать сгинуть другим. Однако этот татарский приход оказался для него неожиданным. Ничего, когда-нибудь всему этому настанет конец. Орда силён, но уже не тот. А эти вечные распри между его сыновьями до добра не доведут. Уж Иван-то в междоусобицах уже кое-что понимал. Отсчёт пошёл, надо только потерпеть и быть готовым выгрызть себе волю. - Рус! Эй, Рус! – раздалось прямо у него за спиной, когда он спустя несколько дней шёл за водой до ближайшего ручья. Иван обернулся. – Что-то ты какой-то невесёлый? Русь оказался окружён отпрысками Орды. - А почему вас волнует, весёлый я или нет? – фыркнул он, крепче обхватив коромысло. Единственное, чем хоть как-то можно было бы оборониться при должной сноровке. – Волнуйтесь лучше о своём веселье. - Ох ты какой! – воскликнул, кажется, Казанское Ханство. Похоже, он был рад, что Иван не стал лебезить, а сразу преподнёс повод для драки прямо на блюде. – Отец, видно, мало дерёт тебя! - Мне всегда казалось, что отец слишком мягок с этим славянским отродьем, - хмыкнул… да, Астраханское Ханство, лениво вычищая грязь из-под ногтей изогнутым кинжалом богатой выделки. Иван сверкнул в сторону Астрахани глазами, будто что-то пообещав. Он стоял, не шелохнувшись, натянутый, как тетива лука, оглядывая каждого и прикидывая, кто и на что из них способен. Бахвалиться-то любой умеет, а вот вести бой способен далеко не каждый. Кинутся стаей, пришёл к выводу Иван. Кинутся, как свора дворовых псин. - Ничего, - вкрадчиво произнёс Сибирское Ханство, не отрывая алчного взгляда от лица Руси, явно выискивая смятение, страх или мольбу. – Мы – не наш отец и уму-разуму тебя научим. Навек запомнишь. Иван рассмеялся серебряным колокольчиком, отчего лица противников перекосило. Не такой реакции ждали. Да и не было такого никогда, чтобы кто-то из рабов их отца потешался над ними. Ох, зря ты, Ваня, врагов наживаешь в одно мгновенье. - Сомневаюсь, - отсмеявшись, сказал он. – Дело в том, что вы действительно – не ваш отец. Золотую Орду Иван ненавидел, но уважал. И когда в самом начале нашествия они встретились с ним в чистом поле, Иван понял, каким жалким, разрозненным червём он является на фоне степного орла единства. И если бы Орда не был кочевником, не жёг его нивы и сёла, не уводил его детей в рабство, не вытягивал из него все жизненные силы, оставляя ровно столько, чтобы Иван не сдох, как пёс, под ближайшим забором, Русь смотрел бы на него совсем иными глазами. Но и Орда не был бы тогда Ордой. Глаза его отпрысков загорелись, а Иван подумал, что это, видно, его крест – сражаться с противником, в несколько раз превосходящего его по численности. Они действительно кинулись на него все разом в неистовом желании разорвать на куски. Молодая кровь вскипела в их жилах от мальчишеской злости. А Иван в необычном для себя спокойствии, лишь взмахнул коромыслом, скидывая пустые вёдра прямо в несущихся на него ордынских отпрысков... Золотая Орда наблюдал за потасовкой из-за ближайшего дуба. Его дурни повелись на самую примитивную подначку и только рады опрометью броситься в драку. Все, как один, были уверены в своих силах, каждый считал себя самым сильным на этой земле. И сколько бы Орда не вдалбливал своим сыновьям, что прежде надо подумать, а уж потом нестись в бой, проку не было. Маленькие бестолочи ещё не понимали, кто такой этот славянский мальчишка. Что-то в нём цепляло, заставив Орду оставить его в живых, а потом лично приходить к нему снова и снова. Он один удостоился такой чести. Остальные приползали к Орде на ковёр сами. Даже Китай. А время меж тем поджимало, Орда чувствовал, что осталось ему относительно недолго. И он видел это понимание в глазах русского мальчонки, что ловко, больше унизительно, нежели больно, коромыслом обихаживал его дуралеев прямо на его глазах. Понимает Русь: заметь Орда хоть малейшую ссадину на личике хотя бы одного из своих отпрысков - четыре шкуры с него снимет. Орда чувствовал свой скорый закат. Он устал. Нужно передать знания, опыт и мощь кому-то более молодому. И если всем этим правильно воспользоваться, то можно добиться власти над всем миром. Наследник. Нужен наследник. Таково было условие получения этих знаний – после зенита передать достойному. Но в своих сыновьях он достойного не видел. Все глупы и заносчивы. «Разбаловал…» - с горечью признался он сам себе. Переливчатый смех отвлёк Орду от своих мыслей, и он с удивлением воззрился на тонкого, как хворостинка, Ивана в окружении его толстеньких, как злые полевые хомяки, сыновей. Иван будто танцевал, коромысло казалось продолжением его самого. Казань, Астрахань, Крым и Сибирь взяли его в неплотное кольцо, первая атака не удалась. Казалось, а может быть, так и было на самом деле, Ваня замечал малейшее движение каждого из противников и читал их, как открытую книгу, предугадывая атаки. Не терял бдительности ни на миг. Орда бы залюбовался и преисполнился гордости, если бы Русь был его сыном. Но это, к его великому разочарованию, было совсем не так. - Что, не сдюжили вчетвером-то против одного? – тем временем смеялся Иван. Потасовка лишь развеселила его. – Перед батей-то не стыдно будет? Будь у меня такие дети, как вы, я бы, наверно, утопился… Иван насмехался над ними всеми, не зная, что Орда всё слышит и видит. Насмехался так, что даже Орде стало обидно, что уж говорить о его сыновьях. Они с новой яростью кинулись на Русь, но уже куда более хладнокровно и последовательно, чем в предыдущий раз. Остёр Ваня на язык, да уж лучше бы молчал. Астрахань подставляет ему подножку, Казань не пойми откуда взявшейся плетью вырывает коромысло, Крым бьёт в лицо. Иван, зажимая рукой подозрительно хрустнувший нос, подныривает под рукой Астрахани, перепрыгивает, как в чехарде, через Сибирь, толкает загородившего ему путь Казань так, что он кубарем укатился куда-то в сторону, и сломя голову несётся в лес. И успевает десять раз проклясть себя за длинный язык, прежде чем на полном скаку врезаться в Орду и отлететь метра на три от удара о могучий торс. - Ай! – Ваня больно ударился головой о грубый ствол дуба. - Встать! – рявкнул Орда. Преодолевая нечеловеческое головокружение и боль в затылке, от которой меркло в глазах, Иван еле перевернулся на живот, вставая сначала на четвереньки, а потом, цепляясь за грубую кору дерева, обдирая кожу на руках, но не чувствуя этого от затмившей всё боли в голове, поднялся на ноги. Кровь из сломанного носа лилась рекой, во рту уж давно воцарился привычный металлически-солоноватый привкус. Нос пульсировал болью, дышать им было невозможно. Сломали, псы, как пить дать. Послышался топот и в тенистое лесное царство ворвались сыновья Орды. - Ну ты попал, Рус, - с предвкушением констатировал Казань. – Сейчас на тебе живого места не останется. - Молчать, - процедил Орда, переводя взгляд своих горящих глаз с пошатывающегося Руси на своих отпрысков. Лицо его потемнело. Дети, казалось, даже в страхе присели. – А теперь вон отсюда. С вами у меня разговор будет позже. Ждать меня в шатре. Всем понятно? Дети замялись, промямлили, что всё поняли, и с лёгким шорохом исчезли с глаз. - А теперь ты, - рыкнул Орда. Иван чуть вздрогнул. Он стоял, опустив голову, и для него главное было сейчас – не упасть. Земля кружилась под ногами, будто Ивана перед этим раскручивали с завязанными глазами для игры в салочки. Кровь заливала рубаху. – В глаза мне смотреть! Иван с трудом поднял голову и взглянул в горящие расплавленным золотом глаза так, как смотрят честные люди. Их много – он один. Не он начал словесную перепалку. Не он спровоцировал драку. Однако никаких наивных иллюзий он не питал. Он – русский, и поэтому уже – самый крайний. А Орда, получается, слышал каждое его слово. Казань был прав - ни одного живого места... - С носом что? Иван в неверии вытаращился на Золотую Орду. Не таких слов он ожидал. Да что уж там. Он ждал удара, от которого летишь вертушкой и больше не встаёшь, теряя сознание от встречи с землёй, что выбивает весь воздух из лёгких. Не раз так летал. - Сдоман, - наконец прогундел он. - Иди сюда, вправлю. И впредь за языком своим следи. Ничего хорошего сказать не можешь – промолчи. Мал ещё зубоскалить. Понял? - Подял. Немногословность Руси всегда нравилась Орде, хоть он себе в этом не признавался. Много говорить Орда не любил, а болтовню всегда презирал. Впрочем, Русь тоже. Вот так и получилось, что Орда начал брать его с собой в степные походы. Говорил, что исключительно в качестве личного раба. Ивану никто не стал выделять лошадь, он шёл рядом с вороным конём Орды, неся на себе то нагруженный снедью мешок, то оружие, то часть собранной с других народов дани. Спустя какое-то время Иван начнёт многое понимать. Например, если отбросить в сторону обидные слова, на кои Золотая Орда был всегда баснословно щедр, он его многому научил. Тактике, стратегии, житейским хитростям и простым, но эффективным способам выживать где угодно, когда угодно, добывать пищу из таких даров природы, на которые и взглянуть не придёт в голову с намереньем утолить терзающий голод. Пройдёт ещё больше времени и уже самого Ваню будут называть Ордой в стремлении уязвить побольней, а сам Россия с удивлением будет осознавать, что это его ни капли не обижает. Но это будет потом. А пока он с обиженным пыхтением бежал трусцой за конём Орды, дыша через рот, потому что нос его был очередной раз сломан. Орда же с удобством устроился в седле и безжалостно комментировал все его ошибки после очередной потасовки. Он намеренно едкими словами доводил мальчишку до неконтролируемой ярости, чтобы тот с воплем бросался на него с кулаками. Бросался и неизменно получал в лучшем случае сломанный нос. Орда в этих драках не щадил его, пусть и хохотал во всё горло, ломая то, что Иван оставит без внимания: рёбра, руку, ногу. В этот раз – нос. И вправлять уже не стал. - Наука тебе будет, глупый Рус. Понял теперь, где ошибся? - Подял, - процедил Иван, сплёвывая на землю вязкую слюну с кровью, почти задыхаясь от долгого бега, шатаясь от тяжести позвякивающего железом мешка, но упрямо не обращая внимания на чёрные круги перед глазами, из-за которых уже скорее угадывал, чем действительно видел чёрного коня Орды. - Ну, раз понял, то привал, - сжалился Орда. Иван аккуратно снял с плеч мешок, поставил его на землю и только потом рухнул на пыльную землю, как подкошенный. Он не видел, как Орда одобрительно кивнул. Не чувствовал, как Орда поднял его на руки и уложил рядом с разведённым костром, укутав пушниной, в которой обычно спал сам, как сел на бревно, глядя в огонь. Не знал, что в тот день сломал Орде два ребра. Но услышал, как спустя долгое время Орда тихо сказал: - Взрослеет Рус. И было в этом тихом голосе и отцовская гордость, и смертная тоска. Времени у Орды оставалось ничтожно мало. И они оба это понимали.