Ашигару

(по вселенной «Dark Skylines»)

      Наката Сатоши с ощутимым скрипом повернул голову, оглядываясь по сторонам, и начал взбираться на осыпающуюся гряду. Его комбинированная колёсно-гусеничная ходовая часть вязла в зыбком грунте, но мощная механическая клешня одного из пяти верхних манипуляторов была годна не только для добычи ресурсов. Хвататься за крепкие валуны и скальные выступы она тоже позволяла, чем Сатоши и пользовался.       Заметив неподалёку шевеление, он усилил резкость оптики и присмотрелся внимательнее. На скальном гребне резвился ёкай. Выглядел дух как маленькая девочка, одетая в белоснежную юкату с таким широченным оби, что он охватывал тщедушное тельце от ключиц и до верхней трети бедра, отчего подол юкаты неопрятно топорщился. У ёкая были острые треугольные зубы, совершенно круглые жёлтые глаза с хаотично плавающими двумя зрачками в каждом и вздыбленные жёсткие волосы, торчащие в разные стороны. Короткие ручонки с непропорционально длинными, подвижными пальцами были измазаны в чём-то тёмном, влажно поблёскивающем, — видимо, в крови.       Наката, чей разум управлял горнорудным разведывательным роботом, а тело находилось за много километров в операционном центре, погружённое в сон «Ветра Сознания», никаких ёкаев не опасался. Но их активность в горах, вдали от людских поселений, наблюдавшаяся последние десять дней, вызывала множество вопросов и объяснимую настороженность.       Не обнаружив вокруг ничего подозрительного, кроме мелкого духа, Сатоши решил подобраться поближе, чтобы понять, отчего ёкай крутится в этой глуши.       Почва под ходовой вдруг задрожала, мелкие камешки стали подпрыгивать по склонам, дробно стуча по гусеницам и бортам робота. Несколько камней угодили по ёкаю, но не оставили на его белоснежной одёжке и следа. Однако дух всё равно разозлился, его кукольное личико скривилось, быстро-быстро задвигались крошечные ярко-алые губы. Но добытчик Сатоши не был оснащён внешним аудио-блоком, так что выразительная мимика духа была единственным свидетельством его злости.       Землетрясение закончилось, толком не начавшись, как раз когда Сатоши вскарабкался на наивысшую точку скального уступа. Раньше этот участок горного массива сейсмической активностью не отличался. Но Наката не был уверен, что между появлением ёкая и землетрясением действительно существует объективная взаимосвязь.       Внизу, в расщелине он успел заметить что-то странное, смутно знакомое, когда сигналом тревоги запиликал правый датчик сближения. Наката развернул в ту сторону камеру и увидел, что девочка-дух в белой юкате подошла почти вплотную. Рот её был перекошен — видимо, ёкай кричал, — руки сжаты в кулаки, а меж взъерошенных волос проскакивали искры. Не расценивая мелкого духа как опасность, Сатоши начал разворачивать робота по направлению к заинтересовавшему его ущелью.       И тут ёкай прыгнул…

***

      — Наката-сан, Наката-сан, очнитесь! — неприятный настойчивый голос заставил Сатоши распахнуть глаза — и тут же болезненно сощурить их от яркого света.       — Наката-сан, — не отставал контролёр, — показатели Вашей жизнедеятельности упали до критического уровня, и я вынужден был прервать контакт с Вашим роботом.       На Сатоши накатило ставшее привычным за последние полгода ощущение собственной физической ущербности. Пять манипуляторов своего робота он воспринимал как собственные руки, широкую колёсно-гусеничную ходовую — как ноги, и внезапная трансформация такой удобной и устойчивой системы передвижения в две нерациональные слабые ходули, утрата трёх из пяти верхних манипуляторов отдавались в его сознании почти физической болью.       Своё состояние Сатоши скрывал: синдром киберслияния был известен уже более четырёхсот лет и считался весьма нехорошим признаком. Первые симптомы этого состояния, при котором пилот робота переставал воспринимать себя человеком и стремился как можно больше времени проводить внутри «Ишики-но Кадзе», «Ветра Сознания», в единении с управляемой им машиной, тщательно отслеживались. Пилоты, которых настиг синдром киберслияния, срочно снимались со своего участка работ и отправлялись на медицинское освидетельствование, а после — на санаторно-курортное лечение. Во всяком случае, так принято было считать. Наката красивым сказкам не верил: за годы своей работы на горнорудном роботе он не раз сталкивался с беднягами, страдавшими синдромом киберслияния и имевшими неосторожность об этом сообщить контролёрам и наблюдателям более высоких рангов. После этого человек терял работу, и больше уже никто его не видел. Обещанное лечение вполне официально проводилось за счёт работника, а санаториев и курортов на их планете попросту не было. Да и откуда им было взяться, если жилые поселения занимали менее одного процента площади поверхности планеты из восьмидесяти, приходящихся на сушу, да и те накрывались защитными куполами от агрессивной атмосферы человеческого пристанища. Миры Императора в большинстве своём не баловали своих детей комфортными условиями — таковы были издержки статуса первопроходцев. Зато богатство недр доставшихся Микадо-но Секаи планет оказалось весьма завидным. Потому города прятались под куполами, их жители ютились в густонаселённых небоскрёбах и бо́льшую часть своих жизней проводили внутри «Ветра Сознания», управляя огромными добывающими, разведывательными или боевыми машинами. Впрочем, война испокон веков была уделом аристократов, а они, конечно же, в общих небоскрёбах не жили.       Сатоши не без труда отключился от разъёма «Ишики-но Кадзе» и сел в пилотском кресле, продолжая щуриться от света. Контролёр по-прежнему стоял рядом, держа наготове планшет с расписанием смены. Наката ткнул пальцем в генный анализатор, фиксируя время выхода из режима управления роботом и подтверждая экстренное прерывание сеанса. Он бросил взгляд на соседние пилотские кресла, где, мерно дыша, продолжали свою работу его коллеги, неуверенно поднялся на дрожащие ноги и, пошатываясь, поплёлся в комнату рекреации.       Вернуться к работе он сможет только через пятнадцать минут.       Потратив две из них на посещение санузла, Сатоши забрался на велотренажёр и включил наугад первую попавшуюся голозапись, оставленную в памяти проектора предыдущим пользователем. Хентай? Пусть будет хентай.       Надо было делать вид, что он вовсе не торопится обратно, к своему роботу. А это означало, что следует выполнять физические упражнения, просматривать голоролики и… ах, да, чуть не забыл, ещё надо поесть.       Наката вытащил свой бенто и с неожиданным аппетитом съел два онигири. Еда была местной: злаки и овощи, грибы и водоросли выращивались на фермах под куполами, а небольшие по площади, но очень глубокие и холодные океаны планеты изобиловали рыбой и прочими морскими гадами, при должной обработке вполне пригодными в пищу человеку.       До возвращения на рабочее место оставалось целых восемь минут и двадцать шесть секунд.       Сатоши снова сел на велотренажёр, который предпочитал прочим имеющимся в комнате рекреации агрегатам, потому что он хотя бы отдалённо напоминал человеку ходовую его робота. Переключив демонстрируемое голопроектором развлечение на выпуск новостей, Наката выиграл у своего синдрома киберслияния ещё пять минут. После традиционного короткого приветствия Императора своим подданным последовал репортаж о последних приготовлениях к празднованию Обона, которое начнётся уже завтра.       С трудом припомнив, заготовила ли его жена ритуальные фонарики, Наката вновь бросил нервный взгляд на часы: до воссоединения с машиной оставалось ещё три минуты восемнадцать секунд.

***

      Полковник Минамото Охико, начальник обороны города, лёгким движением оправил мундир, положил ладонь на рукоять катаны в ножнах у бедра и всмотрелся в обзорные мониторы, на которых отображались схемы жилых кварталов, промышленных окраин и тонкий периметр предместий у самой границы купола. Информация, сопровождавшая изображение, корректировалась и изменялась с такой скоростью, что читать и воспринимать её мог лишь потомственный аристократ, каковым и являлся Охико — дальний потомок древнего самурайского рода Минамото, восходившего к земной императорской фамилии. Его рабочие имплантаты усиливали природные способности, служа всего лишь вспомогательным инструментом, но именно они, а также отсутствие разъёмов для подключения к «Ишики-но Кадзе», и являлись отличительным признаком благородной фамилии. И ещё, разумеется, катана, с которой полковник на службе не расставался.       Охико знал, что ближайшие три дня празднования Обона потребуют от него предельного внимания в контроле за жизнью города, а это автоматически означало, что семья Минамото будет поминать усопших без своего главы. От древних обычаев осталось не так уж и много, и Обон был важнейшим символом бесконечной связи поколений и уважения предков. Достойное празднование его являлось священной обязанностью начальника городской охранной службы, и семья это, безусловно, понимала.       На мониторах отдельным столбцом отображались данные от нооперцепторов-синоптиков об активности ноосферы. Информационное поле Вселенной, как и всегда в подобных случаях, было напряжено и неспокойно. Во многих районах города, особенно густонаселённых, увеличилось число регистрируемых случаев контактов со всевозможными духами, и это только подогревало обычный предпраздничный ажиотаж у населения. Если раньше ёкаев на весь город было три–четыре постоянных, привычных для горожан, и изредка появлялись один–два случайных, то мистическая атмосфера Обона вызывала к жизни более двух десятков духов.       Ёкаи, в зависимости от своей природы и характера, вели себя по-разному: какие-то просто слонялись по улицам, многие тем или иным образом взаимодействовали с людьми, а некоторые даже устраивали заварушки между собой. Поговаривали, что этих, последних, в некоторых городах приловчились отлавливать, тренировать и использовать в подпольных боях, но под их купол эта мода, к счастью, ещё не проникла.       И всё же с людьми почему-то было проще и легче, это духи не давали расслабиться. Ведь именно за этой неизбежной ежегодной напастью и предстояло следить градоохранной службе во главе с полковником Минамото.       Значительный вклад в работу по сохранению порядка под куполом вносили нооперцепторы — люди, способные взаимодействовать с Информационным полем Вселенной. К ним Минамото относился с должным уважением. У самого Охико не было нооперцепторных способностей, а вот его младшая дочь Ханако, похоже, таковые проявляла. Малышке было всего семь лет, но рядом с ней почти с рождения частенько крутился какой-нибудь ёкай. Девочка привыкла к этому, не выказывала страха, когда дух появлялся рядом, и даже находила способы избавиться от самых назойливых и агрессивных. Мирный же мог быть включён в детские игры наравне с подружками-людьми или на правах неразумного домашнего питомца. Благодаря дочери, Охико был осведомлён о всплесках ноосферной активности ещё до официальных донесений синоптиков.       Сегодняшним утром, провожая его на работу, девочка была чересчур задумчива и тиха, и ни единого духа поблизости от неё не было. Она с застенчивостью и трепетом отдала отцу собственноручно начертанный во время упражнений в каллиграфии охранительный иероглиф Нэнджиру, выполненный настоящей тушью на настоящем же холсте. Однако она ни слова не сказала Охико, кроме привычного напутствия, и полковник расценил это как свидетельство того, что всё идёт как надо и осложнений не предвидится. Донесения информационных мониторов убеждали его в том же.       Минамото пребывал в этой уверенности ровно до того момента, как южный контрольный пост на границе купола внезапно подал сигнал тревоги жёлтого, среднего уровня опасности.

***

      — Наката-сан! — вдруг окликнул уже устроившегося на своём ложе Сатоши контролёр. — Я рекомендую Вам после смены непременно пройти медицинскую диагностику.       — Хорошо, — послушно склонил голову Наката. Ему не терпелось поскорее погрузиться в «Ишики-но Кадзе», а этот бедняга, не ведающий полноценной жизни в могучем механическом теле, словно специально задерживал его. Собственный разъём контролёра пылился и ржавел, используемый раз в месяц для всяких глупостей вроде прямого подключения к новостным и развлекательным каналам, а человек до рези в глазах изо дня в день таращился в мониторы, отображающие параметры жизнедеятельности пилотов различных машин, управляемых через «Ветер Сознания». До чего унылая работа! Хотя без контролёров, конечно, было не обойтись, Наката это понимал и немного жалел неудачников, не сумевших стать пилотами и подавшихся в наблюдатели.       Убедившись, что контролёр оставил его в покое, Сатоши откинулся в кресле, поёрзал, устраиваясь поудобнее, зажмурился и подал команду соединения. Он рассчитывал, открыв глаза, обнаружить себя в роботе, но связь не устанавливалась. Чувствуя, как сжалось в комок и бешено заколотилось в рёбра сердце, Наката снова и снова пробовал подсоединиться к своей машине. Всё тщетно.       Дрожа от ужаса всем телом, пилот сел в кресле и позвал контролёра:       — Господин наблюдатель! У меня… — Сатоши сглотнул вставший в горле ком, — у меня нет контакта… с Наката-но… Я… не чувствую… робота…       — Не стоит переживать, — отозвался контролёр с неожиданным спокойствием и пониманием, — сейчас разберёмся, что случилось.       Наката сжал кулаки и громко засопел носом, стараясь справиться с паникой.       Пальцы контролёра затанцевали по сенсорной панели компьютера:       — Маячок подаёт стабильный сигнал, робот активен, функционирует и находится на поверхности, в том же месте, что и четверть часа назад, когда Вы прервали с ним связь.       — Тогда… тогда в чём дело?       — Запрашиваю данные телеметрии, — успокаивающим тоном произнёс контролёр. — Вероятно, вышел из строя блок коннектора либо антенна ретранслятора… Да, так и есть, это антенна, — сверился он с показателями спутникового контроля. — Что там случилось перед тем, как пришлось разорвать связь?       — Там было небольшое землетрясение… — осторожно, чтобы его слова не были превратно истолкованы, ответил Сатоши.       — И робот провалился в пещеру или перевернулся?       — Нет, это было совсем слабое землетрясение. И вы же сами сказали, что я… что робот на поверхности. К тому же, моё… его шасси устроено так, что… Наката-но почти невозможно опрокинуть, — объясняя, Наката понемногу успокаивался. Однако следить, чтобы в речи не проскальзывали отождествления, диктуемые синдромом киберслияния, ему было трудно.       — Тогда что повредило антенну? — не поверил контролёр.       — Там ещё… — начал говорить Сатоши, уже понимая, что сболтнул лишнего, но идти на попятный было поздно, — там ещё был ёкай.       — Ёкай? — ещё больше удивился наблюдатель. — В горах? За сто шестьдесят километров от ближайшего поселения? Что он там делал?       — Он играл… — чувствуя себя полным идиотом и понимая, как его слова воспринимаются со стороны, ответил Наката. — Она играла… Это была девочка, маленькая девочка в белой юкате и с жёлтыми глазами. Она смотрела на меня и кидала в меня камни, — он говорил о роботе, как о себе самом, и не замечал этого. Впрочем, контролёр, вроде бы, тоже не обратил внимания на оговорку.       — В таком случае, Наката-сан, Вам следует сейчас же отправиться в гараж, взять флаер и лететь забирать своего робота вручную.       В первую секунду Сатоши испугался. Во вторую — восхитился, ведь степень единения с машиной, когда ты находишься внутри неё, куда выше, чем когда ты разделён с роботом сотнями километров. Все контролируемые через «Ишики-но Кадзе» машины были оборудованы системой ручного управления — на случай подобных непредвиденных обстоятельств. Просто большинство пилотов об этом как-то забывали.       Но иного выхода не было — только добраться до робота, влезть в его нутро и привести к ремонтным ангарам.       Сатоши поднялся на ноги, с сожалением посмотрел на своё рабочее место — такое привычное и уютное, снабжённое миостимулятором, подачей питья и системой отвода нечистот, — и направился в раздевалку.       Безмозглый уборочный робот, урча, слопал рабочий комбинезон и поволок в прачечную, а Наката в процессе переодевания пытался связаться с женой, чтобы поведать ей свои злоключения, но та почему-то не отвечала. Лифт в мгновение ока домчал Сатоши на нулевой уровень; а оттуда Наката, коротко раскланявшись с охраной и забрав со стоянки свою флай-капсулу, отправился к корпоративному гаражу, затерявшемуся среди приземистых строений промышленных окраин.       На улице было свежо и пустынно — ни уборочных роботов, ни единой живой души. Горожане либо спали, либо работали в ночную смену, как сам Наката и его коллеги, дорабатывая последние часы перед тремя выходными праздника. Утренние сумерки бросали на узкие улочки лиловые тени, скрадывая высоту домов и оживляя серую муть купола природными оттенками. У входных дверей и на окнах уже висели ритуальные фонарики, указывая душам усопших дорогу к дому.       Тишина и умиротворение, царившие в этот ранний час в городе, оказались заразительны. Даже Сатоши поддался очарованию момента, вспомнил дни своей юности, когда умел любоваться природой и радоваться мелочам. Теперь для любования осталась лишь сакура, расцветающая в небольшом городском саду во время традиционного весеннего праздника Оханами, но и это зрелище не приносило эстетического наслаждения. И не то чтобы Наката постарел — просто его жизненные приоритеты изменились. Его работа, его робот, настроенный на взаимодействие только и исключительно с ним, Наката Сатоши, отодвинули на второй план и мелкие радости жизни, и женщину, бывшую его женой. Он словно существовал под своим, отдельным куполом, оказавшись вне которого, рисковал задохнуться насмерть.       Навигационная система флай-капсулы подала звуковой сигнал, сообщая, что транспорт прибудет на место назначения в течение пяти минут. Вспомнив на лирической волне про жену, Сатоши вновь попытался с ней связаться, понимая, что в ближайшее время у него не будет иной возможности сделать это. Но результат был прежним. То, что женщина в этот час попросту спит, ему в голову не пришло — ведь сам он бодрствовал и, к тому же, куда-то направлялся.       Разбуженный дежурный корпоративного гаража, впустив в свои владения нежданного посетителя, неспешно заполнил форму запроса на ремонтное оборудование, скафандр и транспортное средство. Затем он самолично запеленговал робота Сатоши и ввёл в навигатор ремонтного флоттера маршрут предстоящего движения. Потом убедился, что Наката надел скафандр и усвоил инструкции безопасности и нехитрые правила поведения и обращения со вверенной ему техникой. И только после этого, криво усмехаясь на ежеминутные извинения Сатоши за причинённые неудобства и беспокойство, отправил того восвояси. Дежурный был стар, философски настроен и невозмутим, как сама Вечность. Он знал, что своё ещё отоспится.       Не до сна было и на контрольном посту южной части купола. Охранник на проходной зыркнул недобро, долго и придирчиво изучал предоставленные Сатоши документы, допуски и разрешения, но в конце концов пропустил к самому последнему рубежу городской обороны — шлюзу купола.       Здесь тоже возникли сложности: охрана обнаружила что-то подозрительное в том секторе, где выполнял разведку Наката, и даже успела подать рапорт вышестоящей инстанции. Теперь над контрольным постом висел жёлтый код готовности, и просто так никого за пределы города отпускать не рекомендовалось.       Сатоши снова начал паниковать из-за очередных препятствий на пути к своему Наката-но. Он почувствовал, что вспотел под скафандром, и хорошо ещё, что флоттер, как и робот, оснащён системой регенерации воздуха, иначе Сатоши порядком бы истощил индивидуальный кислородный запас.       Не в силах принять самостоятельное решение, офицер запросил штаб обороны города. Как ни странно, соединили его напрямую с начальником градоохранной службы. Впрочем, наверняка такое подчинение было предусмотрено протоколом жёлтого кода готовности. Что не отменяло благоговейного ужаса подчинённого перед представителем военной аристократии Миров Императора.       Голограмма отобразила статного седовласого мужчину в мундире с полковничьими регалиями.       — Минамото-сама! — склонился в уважительном поклоне постовой офицер, и Наката нервно последовал его примеру: — Работник Первой горнорудной корпорации запрашивает разрешение на выезд в подозрительную зону на юге. Возможно, у него есть сведения о том, что там происходит.       — Там мой робот, мой Наката-но, — пролепетал Сатоши, повинуясь выразительному жесту постового. — Он сломан, и я должен его забрать.       — Отчего он сломался, Наката-сан? — спросил полковник.       — Я не знаю, — совсем растерялся Сатоши. — Мне сказали, что повредилась антенна. Я только хочу его поскорее забрать, он там совсем один…       Минамото истолковал эти странные слова на свой лад:       — Вы уверены, что он там совсем один, что там больше никого нет?       — Я не знаю. Я никого не видел. Никого живого. Только ёкая. Но он был маленький и неопасный… Позвольте мне лететь, Минамото-сама!       При упоминании ёкая у полковника чуть дёрнулась левая щека. Он некоторое время пристально смотрел в глаза собеседнику. Потом коротко кивнул:       — Можете лететь, — и добавил, обращаясь уже к своему подчинённому: — Обеспечьте господину Наката прямой канал связи с вашим постом контроля. Любую поступающую информацию немедленно передавайте мне.

***

      Минамото отключил связь с постом и снова пробежался взглядом по мониторам, фиксирующим обстановку в городе. Значительных изменений в информации не отмечалось, и можно было всецело сосредоточиться на проблемном участке где-то там, в горах к югу от городского купола.       Охико ещё раз прослушал донесение охраны. В нём сообщалось, что в ста шестидесяти километрах от города спутник зафиксировал несанкционированную активность, не связанную с официальными разработками ни одной из действующих в этом районе горнорудных корпораций.       По данным предварительной разведки недр, этот горный массив мог скрывать значительные залежи уникального, обнаруженного исключительно в их звёздном скоплении, и крайне ценного кристалла, незатейливо названного тамашии. Удивительным свойством его была ноосферная проводимость — способность соединять через Информационное поле Вселенной живой человеческий разум с электронными вычислительными структурами. Благодаря специально разработанному интерфейсу, названному «Ишики-но Кадзе», и тамашии, помещаемому в процессор робота, подданные Императора проецировали сознание человека в машину, находящуюся от него в нескольких сотнях километров. Это позволяло вести, в частности, добычу полезных ископаемых на планетах с непригодной для жизни человека атмосферой и не подлежащих терраформированию. Достаточно было построить операционный центр и настроить на взаимодействие необходимое количество пилотов и роботов. Тамашии в некоторой степени индивидуализировал каждую такую пару, подстраивая электронику машины под уникальные особенности структур мозга пилота. Пересесть на другого робота, не пройдя минимальной двухмесячной подготовки и адаптации, считалось невозможным. Однако синдром киберслияния вносил свои коррективы. Пилот, переставший воспринимать себя человеком, до конца своего довольно долгого существования нуждался в искусственном жизнеобеспечении. И хоть потеря устоявшейся пары влекла за собой понятные издержки, всё же проще было подготовить нового пилота и настроить его на взаимодействие с дорогостоящим роботом, чем возиться с утратившим самоё себя прежним.       Подумав о ноосфере, а следом — о дочери, полковник Минамото с теплотой посмотрел на иероглиф Нэнджиру. Ханако была поздним, уже не чаянным, а оттого безмерно любимым ребёнком. Её баловали и родители, и старший брат. Тем не менее, росла девочка воспитанной и скромной, как и подобает представительнице аристократической фамилии. И Минамото по праву гордился своими педагогическими успехами.       Да и начальником он был достойным, это любой подчинённый мог подтвердить. В первую очередь потому, что работе отдавался всецело, наравне со всеми, и многим подавал пример.       Вот и сейчас Минамото лишь на миг позволил себе отвлечься, но тут же вновь сосредоточился на деле.       Итак, запись со спутника. На ней в последние две с небольшим секунды до того, как наблюдаемый участок оказался вне поля зрения камер контроля, бдительной охране удалось различить какие-то материальные объекты и перемещения между ними. Охико видел подозрительный отрезок записи совершенно отчётливо и был уверен, что его подчинённые не ошиблись. Несанкционированная активность на этом участке, входившем в область компетенции полковника Минамото, действительно была.       Кому ещё, кроме правительственных и зарегистрированных частных горнорудных корпораций, могла быть интересна выработка кристаллов тамашии? Кто обладал достаточными производственными мощностями для её осуществления, причём, скрытного? Кто мог владеть данными предварительной разведки недр и полученными при прицельном сканировании участка результатами, подтверждающими первые? У кого могла быть информация о слепых окнах спутников наблюдения? Задаваться такими вопросами было по меньшей мере наивно. Разумеется, это якудза. Больше некому.       Нетронутый пока ещё пласт залежей тамашии был слишком лакомым кусочком для браконьеров, чтобы побояться развернуть свою деятельность в каких-то полутора сотнях километров или около того от крупного города.       «К слову, о прицельных повторных сканированиях и их результатах, — подумалось полковнику Минамото. — Этот юноша, Наката, работает на Первую горнорудную. Именно эта компания получила патент на исследования и разработки в означенном районе. Она официально подтвердила данные о залежах тамашии на этом участке. Она же наверняка и передала ценную информацию якудза или допустила её утечку, — полковник Минамото взял себе на заметку открыть расследование в отношении Первой горнорудной корпорации и её сношений с организованной преступностью. — Только якудза под боком от города не хватало! Но первым делом — благополучно отпраздновать Обон».       С этими мыслями и в ожидании более конкретных данных из подозрительной зоны Охико вернулся к созерцанию обзорных мониторов города.

***

      Оказавшись за пределами купола, Сатоши позволил себе немного расслабиться и осмотреться. Редко когда удавалось увидеть город со стороны. Их купол, как и все прочие, не был единым сооружением — в действительности это была гроздь из пяти разновеликих куполов, и с юго-востока активно достраивался шестой. Там сейчас копошилось с полдесятка строительных роботов, и Сатоши ощутил укол зависти к их пилотам, беспрепятственно отрабатывающим свою смену.       Небо было странным, пыльно-зелёным, украшенным звёздчатыми завихрениями сиреневых и блёкло-розовых облаков. Купола городов и оптика роботов поляризовали естественное освещение планеты в привычный для человека спектр. Поэтому сейчас, без фильтров, Сатоши было удивительно наблюдать природу в её натуральном виде.       Одна из первых планет, открытых и освоенных Человечеством в раннюю пору Эпохи освоения дальнего Космоса, она так и не подверглась терраформированию и плотному заселению. Даже к текущему, тридцатому веку, спустя шестьсот лет с её открытия, она оставалась пустынной ресурсной планетой, на которой люди едва ли чувствовали себя полноправными хозяевами. Но, по большому счёту, конкурентов у них не было. Относительно богатая жизнь кишела только в морях. По немногочисленным влажным низинам ютилась скудная замысловатая растительность, переплетённая чуть ли не в единый на каждую долину конгломерат. Там водилась какая-то некрупная и медлительная ползучая живность, не представляющая интереса ни для кулинаров, ни даже для ксенобиологов. Сухие бесплодные скалы и высокое небо были пусты и отданы на откуп людям и их машинам безраздельно.       Флоттер на антигравитационном ходу плыл над острыми скальными выступами, повинуясь вложенному в его навигатор маршруту, причудливые тени облаков скользили следом, и Сатоши начало клонить в сон. До цели было около часу лёту, пейзажи не радовали разнообразием, непривычный спектр освещения раздражал глаза и, в общем-то, кроме как спать, ничего не оставалось. Но сон Сатоши был сумбурный, рваный и временами муторный, ни удовольствия, ни отдыха он не приносил. К тому же странно растягивал ощущение времени и скоротать скучную дорогу ничуть не помогал.       Но завидев на горизонте знакомые очертания скал, Сатоши мгновенно приободрился. Вскоре ему удалось разглядеть покосившийся силуэт Наката-но, и оставшиеся несколько минут подлёта он сидел, сжавшись в комок от нахлынувшего напряжения.       Кислородного запаса скафандра хватало на тридцать минут. Вполне достаточно, чтобы пересесть из флоттера в тесную кабину управления робота, провести диагностику состояния машины на месте и принять решение, как быть дальше.       Поломки, выявленные Сатоши, самостоятельному исправлению не подлежали. Значит, надо сниматься с места работ и возвращаться в город, в ремонтные ангары. Где и с корнем вырванную из гнезда антенну заменят, и по неведомой причине вышедший из строя блок коннектора починят. А ещё проведут полную диагностику, снимут данные, накопленные за время разведки. Разберутся в этих неведомых причинах поломок… В общем, там, в надёжных руках и манипуляторах специалистов, Наката Сатоши будет в безопасности.       Поёрзав в пилотском кресле робота в попытке совместить свой дата-разъём с соответствующими слотами машины, Сатоши с удивлением обнаружил, что за двадцать три года, прошедших с того момента, как его впервые познакомили с роботом, он несколько уменьшился в росте. Немудрено при его образе жизни.       Найдя в итоге удобное положение и погрузившись в «Ишики-но Кадзе», Сатоши наконец почувствовал себя на своём месте. Приободрённый и успокоившийся, он дал команду флоттеру возвращаться в гараж. Транспорт взмыл на четыре метра над поверхностью, оказавшись вровень с головой Наката-но, развернулся к городу и направился обратно со вдвое большей скоростью, чем летел с пассажиром. Хотя небо их планеты было пустым, стандартные настройки движения беспилотных машин не изменялись — в этом не было необходимости.       Сатоши проводил флоттер долгим взглядом, восстановил своё равновесие и пополз к расщелине, терзаемый любопытством.       Ёкая видно не было. Запоздало припомнив обещание докладывать обстановку охране купола, Наката активировал связь и неуверенно пробормотал:       — Я на месте. Здесь никого нет. Буду возвращаться в город, поломки серьёзные.       На том конце его сдержанно поблагодарили и отключились.       Наката опять вскарабкался на гребень, с которого сполз вниз по склону, пока был не в себе.       Если бы не надёжное, устойчивое шасси и законы инерции, он бы отпрянул назад — настолько его поразило увиденное.       Внизу, в долине ещё недавно был развёрнут лагерь добытчиков. В центре его находилась открытая выработка, слишком характерная, чтобы не узнать в ней тамашии. Только этот загадочный минерал формировался внутри образовавшихся в толще скальной породы каменных пузырей, прорастая кристаллическими друзами в центр полости.       Вокруг выработки виднелись жилые модули, четыре средних добывающих робота возле зияющего провала вскрытого пузыря, фермы генераторов силовых полей, складской и ремонтный ангары. Всё было обустроено с размахом и обстоятельностью.       Но именно что «было».       Лагерь оказался разгромлен и опустошён. Почва перекопана словно взбесившимся экскаватором, аккуратные строения — размётаны и разрушены, роботы разбиты… И ещё повсюду валялись тела людей. Максимально увеличив разрешение оптики, Наката попытался разглядеть, во что они одеты. Единой униформы у людей не было, в одежде преобладали тёмные цвета, никаких нашивок и эмблем. Со всей ужасающей ясностью Сатоши осознал, что лагерь поставили неофициально, а разработка тамашии была незаконной.       Но опасность для одинокого корпоративного разведчика представлял бы действующий лагерь браконьеров. Теперь же опасаться стоило того, что его разрушило, чем бы оно ни являлось.       Пребывая уже в состоянии лёгкой истерики, Наката вновь связался с градоохранным постом.       — Смотрите! — дрожащим голосом выпалил он, демонстрируя самолично наблюдаемую картину.       Браконьеры не были безоружны и нападение на свой лагерь отражали отчаянно. Им ничего не стоило уничтожить оказавшегося рядом корпоративного служащего, да и правительственные войска вряд ли бы избежали кровопролитной стычки. Но разрушили лагерь не люди. Наката удалось разглядеть среди развалин и мёртвых человеческих тел монструозные туши с колонноподобными ногами, клыкастыми пастями и длинными гибкими щупальцами. И ещё несколько тел ёкаев более привычного вида. А возле самой границы лагеря, придавленный рухнувшей фермой, виднелся ослепительно-белый лоскут ткани.       Сатоши охватил такой ужас, что стало невозможно дышать, а в глазах потемнело.       На посту охраны код опасности сменили на красный, максимальный.       И тут же у Наката-но истошно взвыл индикатор сейсмической активности, а следом за ним — все датчики сближения, кроме фронтальных.       Горизонт вздыбился и переломился пополам, противоположный край расщелины, в которой стоял лагерь якудза, взмыл в небеса — и Наката полетел кубарем, тщетно пытаясь удержать равновесие. Каменные пласты пошли стремительно расширяющимися трещинами. Круговерть и мельтешение окружающей действительности у человека давно бы спровоцировали рвоту, но Сатоши это не касалось. Он едва успел спрятать в специальный паз внутри корпуса самый уязвимый из своих манипуляторов — диагностический щуп, — и поджать все остальные, чтобы не повредить в падении. Это единственное, что по-настоящему его беспокоило. С несколько отрешённым удивлением Наката подумал, что, при всём обилии горных массивов, на их планете не было ни одного действующего вулкана. И землетрясения если и случались, то крайне редко и слабые, не выше четырёх баллов по древнеземной шкале Японского метеорологического агентства. А потому сейчас творилось нечто из ряда вон выходящее. Начавшись по данным индикатора с уровня «пять–сильный», магнитуда всё возрастала.       Сатоши с ужасом подумал о том, каково придётся городу, вряд ли спроектированному с учётом столь мощных землетрясений. Но в его охваченное паникой сознание ворвался спокойный, собранный голос постового офицера градоохранной службы:       — Наката-сан, что у Вас происходит? Почему пропало изображение?       — Я в эпицентре мощнейшего землетрясения, Вы разве не видите? — от удивления даже забыв бояться, ответил Сатоши. Ему пришлось включить редко используемый реактивный двигатель, чтобы восстановить равновесие. Наката взмыл над каменными волнами и наконец сумел определить где верх и где низ.       — У нас всё абсолютно спокойно, — не менее удивлённо сообщил постовой. — Сейсмическая активность нулевая, прогноз был сделан в полночь и никаких корректив не претерпел.       — Но вы же види… — Сатоши не договорил.       Потому что в этот миг погасло солнце — так ему показалось. Гигантская, беспросветно чёрная тень затмила небо. Она сгустилась, материализовалась прямо в расщелине, на глазах обрела плотность — аж ударная волна хлестнула по зависшему в воздухе Наката-но, заставив его снова ненадолго потерять ориентацию в пространстве. Теперь уже взвыли и фронтальные датчики, сигнализируя о неминуемом столкновении со внезапно возникшим на пустом месте препятствием.       Зато на канале связи с городом воцарилась мёртвая тишина.       Тень вдруг пришла в движение, и Сатоши смог её детально рассмотреть. Он опустился на поверхность и замер, парализованный ужасом, пока мимо него, — крошечного, хрупкого, — проходил гигантский, как гора, монстр. Это был кайджу — огромная двуногая тварь с прочной чешуйчатой шкурой и тяжёлым мясистым хвостом. Маленькая голова на короткой толстой шее состояла, казалось, из одной только пасти, усеянной крупными острыми зубами, растущими в три ряда. Совсем уж крошечные глазки — каждый размером с половину Наката-но, — смотрели на мир с неприкрытой злобой и жаждой разрушения. Многосуставчатые верхние конечности, свешенные вдоль туши, расслаблено покачивались, едва не загребая камни с поверхности — такими были длинными и несуразными.       Монстр обманчиво медленно передвигал ноги, каждым своим шагом сотрясая землю и выбивая в воздух тучи пыли и мелких камней. Вся эта взвесь не оседала, а, напротив, поднималась ещё выше, закручиваясь небольшими вихрями и обволакивая кайджу огромным пылевым облаком. Видимость оптики Наката-но резко снизилась.       Сколько раз Сатоши слышал пугающие новости о появлении кайджу, смотрел красочные репортажи с мест ноосферных Прорывов, регулярно проходил обязательные курсы подготовки к экстремальным ситуациям и гражданские учения — и всё равно к такому оказался не готов. Прорывы случались где-то там, с другими, далеко. Кайджу материализовывались в городах и не были такими огромными. Ноосфера выплёскивала в реальность сокрытые в ней страхи довольно часто, но нооперцепторы-синоптики, как и вся градоохранная служба, недаром ели свой рис. Любое сколько-нибудь значимое порождение ноосферы уничтожалось специально обученными воинами на боевых роботах. А гражданским предписывалось укрываться в убежищах и ждать, пока военные выполнят свою работу.       Сейчас же простой служащий промышленной корпорации оказался в непосредственной близости от жуткого кайджу. И никто не мог подсказать, как ему, Наката Сатоши, следует действовать. Он попытался спросить совета у городской охраны, но связи не было — лишь безжизненная, пугающая тишина, будто он оглох в одночасье. Впрочем, визг многочисленных датчиков не оставлял сомнения в наличии у Сатоши слуха.       И только этот неприятный, навязчивый звук удерживал перепуганного пилота в сознании. Хотя, видят ками, в этот момент Сатоши очень хотелось с ним расстаться — если бы вместе с сознанием исчез и кайджу.

***

      Всему причиной был тамашии. Даровавший подданным Микадо огромное технологическое преимущество, этот удивительный минерал в то же время сам по себе представлял серьёзную опасность. Будучи ментально активным, он вступал во взаимодействие с любым оказавшимся поблизости разумным существом. И последствия этого взаимодействия были непредсказуемы. Помехи на каналах связи и в «Ишики-но Кадзе», галлюцинации у пилотов добывающих роботов никого не удивляли и считались вполне естественными явлениями. Поэтому разработки кристалла тамашии велись не только с особыми предосторожностями и сугубо с дистанционным управлением, но и непременно под контролем опытных нооперцепторов. И если в силах синоптиков было лишь определять напряжение ноосферы и сигнализировать, когда его уровень приближается к критическому, то кинетики при накоплении избыточной энергии трансформировали её в безобидную информацию, белый шум. Но платили за свои способности страшную цену. Тяжёлые нервные срывы, одержимость, маниакальные расстройства психики были частыми диагнозами у кинетиков, обслуживающих выработки тамашии. Синдром киберслияния по сравнению с этими проблемами был сущей безделицей.       Якудза же мерами безопасности не озаботилась. Судя по остаткам лагеря, которые полковник Минамото сумел рассмотреть на сумбурной трансляции Наката, пока не оборвалась связь, браконьеры сделали ставку на скорость. Это месторождение не было приоритетным, поскольку содержащие кристалл полости залегали слишком глубоко от поверхности, и только один или два небольших пузыря можно было найти в верхних пластах скальной породы. Браконьеры рассчитывали собрать столько кристаллов с поверхности, сколько успеют, пока их не засекут. Искажающие поля прикрывали лагерь от спутников наблюдения, но обнаружение незаконной выработки кем-нибудь вроде разведывательного робота Наката-но было лишь делом времени. В таких условиях якудза не было смысла искать обученных кинетиков для не самой безопасной работы.       Охико знал, что они вообще редко нанимали нооперцепторов, а если и прибегали к их услугам, то в очень узком диапазоне их возможностей. Ни одного штатного синоптика, редкие и крайне специфически используемые когнитарии и кинетики в сугубо прикладной боевой ипостаси, — вот и всё, чем располагала якудза.       Однако такое пренебрежение правилами безопасности в отношении тамашии стало фатальным. Синоптики градоохранной службы в своих отчётах отмечали сезонный всплеск активности ноосферы, приближающийся Обон будоражил Информационное поле Вселенной ещё больше — и тут якудза вскрывает залежи ментально активного кристалла. Это могло закончиться только катастрофой — и она случилась.       Появление в пустынных горах ёкаев было первым признаком возмущения ноосферы, недаром Охико так отреагировал на упоминание о мелком духе. Но внезапно прервавшаяся связь и то, что Наката говорил про землетрясение при нулевой сейсмической активности в самом городе, являлось предвестниками настоящей беды — Прорыва.       Со времён катастрофического эксперимента, случившегося ещё на памяти стопятидесятилетнего Минамото и превратившего ноосферу из средства мгновенной передачи информации на сколь угодно дальние расстояния в источник беспрерывной головной боли Человечества, прошло совсем немного времени. Но даже его хватило, чтобы Прорывы стали привычными.       Полковник запросил данные со спутника — и припал к монитору, озадаченный увиденным. Там, в горах, к югу от города, оставив позади разрушенный лагерь якудза и неумолимо приближаясь, ползло огромное пятно пылевой бури. Такое погодное явление для их планеты было крайне редким, нехарактерным, почти невозможным. А потому вряд ли представляло из себя то, чем казалось. Скорее уж, вписывалось в гипотезу Минамото о Прорыве.       Более не полагаясь на камеры, не способные проникнуть под плотный полог песчаного шторма, Охико переключил спутник в режим сканирования — и точно: под покровом бури скрывалась сфера отторжения. Так называли неосязаемую и невидимую область пространства, возникающую вокруг содержимого Прорыва, на границе которой отключалась всякая электроника, сбивались с траектории снаряды, ослаблялись и рассеивались лазерные лучи и плазменные сгустки, выходили из строя сложные механизмы. Сфера отторжения была непроницаема для электронных «глаз», и просканировать её содержимое не представлялось возможным. Однако судя по её диаметру, насчитывающему почти четыре километра, можно было предполагать о приблизительных объёмах породившей её информации, материализовавшейся из ноосферы во время Прорыва.       Гадать, что именно скрывают песчаная буря и сфера отторжения, можно было довольно долго.       — Думаю, там стая ёкаев, наподобие тех, что разгромили лагерь якудза. Не менее двух сотен особей, — высказал свой прогноз подручный полковника Минамото, отвечающий за компьютерное моделирование отчётов безопасности.       — Вычисляйте точнее, — приказал полковник. — Время ещё есть.       Он одним движением смёл с мониторов наблюдения всю внутригородскую информацию и сосредоточился на одной только приближающейся напасти.       Его город ещё никогда не подвергался настолько серьёзной опасности, и в распоряжении службы охраны было всего лишь три индивидуальных боевых робота класса «Самурай» и двадцать единиц тяжёлой бронетехники. Прочие внутренние войска представляли собой пехоту. Для подавления столь масштабного Прорыва наличных сил может оказаться недостаточно.       Не мешкая ни секунды, полковник Минамото связался с ближайшим соседним поселением и запросил поддержку и подкрепление. Однако он прекрасно понимал, что подмога физически не успеет вовремя: слишком большое было между городами расстояние, а «Самураи» и, особенно, более мощные и крупные «Мегамехи», увы, чересчур медлительны. Средств для их транспортировки не предусматривалось, а значит добираться они будут своим ходом. При том, что ближайший город тоже нельзя оставить без защиты боевых роботов.       В общем, пока что Минамото приходилось рассчитывать только на собственные силы. Он непроизвольно коснулся рукой иероглифа Нэнджиру и действительно начал молиться, не размыкая губ, но очень быстро прервал сам себя. Отвлекаться, пусть даже и на молитву, было непозволительно.       — Поднимайте по тревоге пилотов «Самураев», — тихо, но твёрдо отдал приказ полковник. — Городу: код опасности — красный, максимальный приоритет. Куполам Южному, Юго-Западному и Центральному объявить срочную эвакуацию.       — Но… — согнувшись в максимально глубоком поклоне, посмел прервать своего командира подручный, — все горожане уже на улицах.       Минамото судорожным жестом вернул на мониторы отображение данных из города. Он на какой-то миг совсем забыл про Обон, про уже начавшуюся процессию празднующих, предваряющую ритуальный танец Бон одори и направляющуюся по улицам города под Центральный купол, на главную площадь, где специально для праздника была выстроена ягура.       Объявление тревоги и сигнала к эвакуации неизбежно вызовет панику, могут пострадать люди.       Донесения синоптиков уже были явственно паническими.       Сколько ни проводи учений, элемент внезапности и фактор страха всегда играют свою роль.       Среди людей, заполонивших улицы, наверняка была определённая часть обладавших нооперцепторными способностями — и они не могли не ощутить всё возрастающее напряжение ноосферы.       Да, это была катастрофа, но только сейчас Минамото начал понимать, какие размеры она обретает.       «Убежище Центрального купола не сможет принять всех горожан, — лихорадочно размышлял полковник, — их следует распределить по районам проживания или работы. Главное — не допустить паники. Но как?».       — Внутренние войска и подразделение нооперцепторов привести в боевую готовность, — распорядился Охико. — И пусть муниципальный канал СМИ найдёт подходящий случаю ролик, желательно с обращением Императора, и запускает по всем уличным и частным головизорам.       Минамото отдавал приказы, выслушивал донесения, принимал решения, не отрывая взгляда от мониторов. Вот теперь действительно впору было молиться — чтобы успеть. Жертвы были неизбежны, и единственной, первостепенной задачей начальника градоохранной службы было свести их к минимуму.       — Звено «Самураев» рапортует о готовности и ждёт Ваших приказаний, Минамото-сама.       — Пусть выдвигаются к Южному куполу и там выбирают точки размещения. — Охико вывел на монитор архитектурный план города и погрузился в размышления. Давным-давно, когда он только заступил на свою должность, Минамото весьма сожалел о том, что его сфера компетенции не предполагает управление войсками в гуще событий. Только с возрастом он осознал всю важность административных решений при чрезвычайных ситуациях.       — Все наличные силы внутренних войск подняты по тревоге и направляются в Южный купол. Технику направлять следом?       Минамото в очередной раз всмотрелся в мониторы наблюдения за городом. Перемещение такого количества людей в форме против движения праздничной процессии неизбежно настораживало и пугало горожан. Если сейчас на улицы вывести ещё и технику и подать сигнал к эвакуации — паники точно не избежать.       — Муниципальный канал начал трансляцию, — отрапортовал очередной подчинённый полковника.       — Какова длительность ролика? — уточнил Охико.       — Четыре минуты восемнадцать секунд, — сверившись с данными, доложил мужчина.       — В таком случае, моторизованным подразделениям — пятнадцатиминутная готовность. Как только горожане осознают информацию СМИ, войска могут начать передислокацию.       — Минамото-сама, ещё… — мужчина смутился под напряжённым взглядом полковника, но всё же продолжил: — Ещё репортёры просят аккредитовать их пилота съёмочного робота в зоне подавления Прорыва.       Минамото непроизвольно сжал кулаки. Идея с путающимися под ногами гражданскими ему категорически не нравилась, но репортёры не были ему подотчётны совершенно, а военные и сами знали, что следует делать. Кроме того, муниципальные СМИ курировал представитель столь же уважаемого аристократического семейства, что и род самого полковника. И потому Охико лишь отрывисто произнёс:       — Подтвердите им аккредитацию.       Теперь оставалось только ждать.

***

      Наката спохватился, когда раскачивающийся гигантским маятником хвост кайджу, едва не задевший его, пока тварь проходила мимо, почти скрылся за очередным скальным изломом. По корпусу Наката-но начали колотить мелкие камни, заставив едва притихшие датчики снова подать голос.       Система навигации сперва хаотично изменяла показатели, а потом и вовсе отключилась. Монстр же явно направлялся к городу, и Сатоши не оставалось ничего иного, кроме как следовать за ним. Наката, и без того порядком дезориентированный от обуявшего его страха, испугался заблудиться в бушующем вокруг кайджу пылевом шторме и решил держаться от монстра на небольшом отдалении. Сам того не зная, он принял единственно верное решение. Ноосферный Прорыв, породивший кайджу, генерировал вокруг чудовища сферу отторжения, внутри которой Наката-но оказался, попав в эпицентр. Если бы он задержался настолько, что выпал за неё, робот бы отключился и не только потерял подвижность, но и прекратил генерацию дыхательной смеси. И пилот рисковал задохнуться, не добравшись до городского купола.       Но сама судьба хранила Наката Сатоши.       И всё же, хотя кайджу двигался обманчиво медленно, Наката-но едва за ним поспевал. Периодически из пыльной завесы шторма выныривали жуткие создания, похожие на тех, чьи тела Сатоши видел в разгромленном лагере. Они были подобны друг другу внешне, но отличались размерами. Число конечностей у каждого монстра тоже было разным: колонноподобных, словно лишённых костей и суставов ног насчитывалось от трёх до шести, а количество щупалец, бахромой охватывающих их широкие плоские спины, вообще было не сосчитать. Взгляды ёкаев были рассеяны и бездумны, а пасти беспрестанно щёлкали острыми клыками. Существа не обращали никакого внимания на Наката-но, ползущего следом за кайджу, да и на самого́ огромного монстра, казалось, даже не смотрели. Просто возникали из штормовой завесы, пробегали мимо — и снова скрывались в пылевом облаке.       Через некоторое время Сатоши, хоть и не перестал испытывать безотчётный страх от происходящего, всё же немного пообвыкся со своими жуткими спутниками. И обратил внимание на продолжающие исправно работать анализаторы и датчики своего робота. Один из них регистрировал габаритные размеры окружающих объектов и свидетельствовал, что кайджу в росте достигает ста двадцати одного метра. Монстр и без того казался невообразимо огромным, но теперь, обретя конкретные численные показатели своих размеров, поверг несчастного Сатоши в полнейший ужас и прострацию. Наката зарёкся смотреть на приборы, упёрся взглядом в мельтешение камней и пыли впереди и просто продолжил движение, стараясь выбирать поверхность поровнее.       Он потерял счёт времени и всё так же страстно желал выпасть из реальности, до невозможности похожей на воплотившийся кошмар. Однако сознание сохранялось хоть и притуплённым, но кристально ясным. И ничего больше не оставалось, кроме как идти вперёд.

***

      Трое «Самураев» стояли на заранее выбранных согласно своей спецификации позициях, отключив питание роботов. Пилоты внутри управляющих капсул выжидали в молчании — чтобы вступить в бой, нужно было подпустить монстров поближе. Разбросанные на пути их следования электронные маячки-фонарики должны были гаснуть по мере того, как их накрывала сфера отторжения, что позволяло пилотам определить момент, когда можно будет активировать роботов и начать атаку.       Впереди, на широком плато перед городом расположились подразделения внутренних войск. Между ними, замершими в напряжённом ожидании, деловито сновал шестиколёсный съёмочный «паук» репортёров. Над головами порхал дрон с дополнительной камерой. Пилот в погоне за удачным кадром для репортажа словно забыл об опасности и о сфере отторжения, способной вывести из строя робота.       Пылевая буря затянула весь горизонт. Пилоты «Самураев» отмечали слабую, но вполне ощутимую вибрацию почвы, сотрясаемой движением сокрытых в шторме монстров. Маячки скрывались под слоем несущейся навстречу людям и стелящейся позёмкой пыли, и было неясно, сработали они или нет.       Из песчаного облака выскочил первый монстр — трёхногий ёкай. Он раззявил зубастую пасть, взвыл дурниной и понёсся, не разбирая дороги, на позиции людей. Не успело стихнуть эхо пулемётной очереди, сразившей чудовище, как из глубин шторма появился ещё один, а затем ещё и ещё. Они возникали из пылевой завесы и неслись на своих гибких, пружинистых ногах, неслышные за грохотом бури, словно порождения кошмарных снов.       Но люди не дрогнули, встретив врага огнём оружейных расчётов и индивидуального оружия пехотинцев.       По выскочившей из приближающегося шторма группке из пяти ёкаев дал миномётный залп стоящий на самой дальней позиции «Самурай» Ичи, активировав своего робота, пока сфера отторжения не накрыла поле боя.       В сражение вступили танки, оснащённые звуковым оружием — наиболее эффективным средством против порождений ноосферы среди арсенала подданных Микадо. Попавшие в зону поражения ёкаи сбивались с ног и дезориентировались, а на ближних дистанциях сминались и разрывались на части губительной силой ультразвука. Но поток их, казалось, не уменьшался.       Они вреза́лись в пехотные ряды, размахивая щупальцами и клацая острейшими зубами — тяжёлые, неповоротливые, безмозглые туши, столь же опасные, сколь несуразные. Запредельная свирепость и поразительная живучесть делали их серьёзнейшим противником людям.       Оборона города тоже несла потери. Пехотинцы гибли, дорого продавая свои жизни. Алая человеческая кровь примешивалась к потокам ядовито-зелёной крови монстров, пропитывающей пыльную почву плато.       Но что-то было не так.       Пилот «Самурая» Ни не был нооперцептором, но его интуиции мог позавидовать любой синоптик. И сейчас он отчётливо ощущал зудящее чувство неправильности происходящего. Ёкаев было слишком мало, пусть уже все пехотные части увязли в одиночных стычках с ноосферными монстрами, а репортёр, не лишённый, как оказалось, инстинкта самосохранения, спешно откатывался в тыл, оставив вместо себя только съёмочный дрон.       Вибрация земли всё нарастала, более того — приобрела отчётливый ритм, словно кто-то огромный тяжело шагал в пылевом облаке. Громыхание крутящихся в воздухе и сталкивающихся камней уже не заглушало этого звука шагов.       И Ни вдруг понял, что это означает. Но не успел он связаться с Ичи, командиром звена, как грохот оборвался в один миг.       Растянувшееся по горизонту пылевое облако внезапно и одномоментно осело, открывая взорам защитников города их врага, остановившегося перед плато. Теперь стали видны яркие, пробивающиеся сквозь слой пыли электронные маячки — сфера отторжения оказалась совсем рядом, в считанных десятках метров от людских позиций.       Кайджу, явившийся из песчаного шторма, раздул ноздри, пригнул голову, пошарил вокруг себя длинными многосуставчатыми руками, схватил за спинные щупальца пробегавшего рядом ёкая и запустил им перед собой, как метательным снарядом.       Пятьсот пар глаз невольно проследили за полётом ноосферной твари, за тем, как та шлёпнулась на землю, неуверенно поднялась на ноги, клацнула зубами — и ринулась в атаку, как и прочие её сородичи до того.       Ичи наконец-то опомнился и заорал по внутренней связи:       — «Самураям» — отступить к строящемуся куполу! Занять новые позиции!       Эфир вскипел отрывистыми выкриками команд и распоряжений. Понимая, что на открытой местности им не выстоять, командиры пехотных подразделений спешно отводили своих людей под защиту городского купола, а бронетехнику, тоже ничего, в принципе, не способную противопоставить невероятно громадному кайджу, направляли следом за «Самураями», заманивая монстра за собой.       Ёкаи воодушевились и с удвоенной яростью стали атаковать убегающих людей, прореживая арьергард пехоты. Танки пятились назад, не прекращая обстрела, но остановить волну чудовищ не могли.       На пути совершившей невольный полёт твари первым оказался репортёрский «паук», чей пилот прельстился красивым кадром и снова всунулся в самую гущу событий. Ёкай, для которого падение всё же не прошло даром, раздвоенным языком слизывая с пасти собственную кровь, рыча и отплёвываясь, оплёл щупальцами колесо «паука», без особых усилий сорвав его с оси. Для робота подобной конструкции такое повреждение не было сколько-нибудь значимым, он даже в устойчивости не потерял. И вообще имел шанс уйти от столкновения, если бы ёкай отвлёкся на оторванное колесо. Но тварь, видимо, всё же обладала какими-то зачатками интеллекта и поняла, что начинка атакованной машины более лакомая, чем отдельная её часть. Визжа на одной ноте от ужаса, пилот пытался использовать съёмочный дрон в качестве биты, раз за разом обрушивая его на голову твари. Но та была слишком толстошкурой, чтобы почти невесомая летающая голокамера могла причинить ей хотя бы беспокойство. Через пару минут к ёкаю присоединились ещё двое его сородичей, и съёмка подавления Прорыва была прекращена по техническим причинам.       Выжидавший непонятно чего кайджу вдруг сорвался в бег, вытянув в струнку свой гигантский хвост и стремительно сокращая дистанцию до сил городской обороны.       Пилот Ни, который уже успел пересечь границу строящегося купола и занять выгодную позицию, бессильно наблюдал за разворачивающейся бойней. Он заметил, как заглохли несколько бронетранспортёров и тяжёлых танков, настигнутые разрушительной гранью сферы отторжения. Как ёкаи раздирали щупальцами и зубами не успевших сесть в транспорт пехотинцев, словно бронированные боевые скафандры людей были сделаны из рисовой бумаги. Как кайджу на бегу давил и своих ноосферных спутников, и пехоту, и бронетехнику. Как замирал на долю секунды и недовольно морщился от успешных попаданий звукового и бронебойного оружия, и как ни одно из них не наносило монстру сколько-нибудь заметного ущерба.       Что ж, к такому повороту событий люди оказались совершенно не готовы.

***

      Если бы полковник Минамото видел эту картину, он немедленно покончил бы с собой, как предписывал древний кодекс чести самураев. Пусть внутренние войска напрямую ему не подчинялись, всё равно каждый солдат, сражающийся и гибнущий сейчас на плато, был жителем охраняемого им города. И значит он, полковник Минамото Охико, был ответственен за всех них. Но у него в этот момент хватало и других забот, и прямых обязанностей руководителя градоохранной службы.       В городе творилось форменное светопреставление. Слишком мало горожан вняли транслируемым по всем каналам предупреждениям и, следуя инструкциям поведения в чрезвычайных ситуациях, направились в убежища. Большинство метались по улицам, нарушив праздничную процессию и лишь усугубляя начавшуюся панику. А ещё нашлось предостаточно умников, презревших опасность и направившихся к южной границе города, — поглазеть сквозь купол на борьбу с Прорывом.       Девяносто процентов внутренних войск было брошено туда, навстречу ноосферному ужасу. Считанные единицы, остававшиеся в городе, под прямым управлением полковника Минамото, ничего не могли поделать. Возбуждённые праздником и успокоенные тем, что Прорыв случился где-то в горах, вдали от города, люди утратили критичность восприятия ситуации.       Ёкаи, перед празднованием разогнанные службой нооперцепторов по окраинам, воспользовались моментом и хлынули в толпу, став чрезвычайно агрессивными и нападая на всех и каждого без разбору. Они вносили сумятицу в и без того неуправляемую массу людей, и Охико едва удерживался от решения применить старые добрые водомёты или воспользоваться куда более агрессивной современной методикой разгона толпы — через ноосферное воздействие. Но на второе он не решался, прекрасно понимая, что волновать Информационное поле Вселенной сейчас ещё больше — смерти подобно. А первое… первое уже вряд ли возымело бы эффект.       Истинный масштаб бедствия Минамото осознал, только когда кайджу сбросил свою маскировку, став видимым для внешних обзорных камер города. Военные, потеряв шесть танков и не менее ста пехотинцев, но сохранив все орудия и звено «Самураев», пытались заманить кайджу к строящемуся куполу. Это было самым разумным решением в сложившихся обстоятельствах. Но осуществить задуманное было не так уж просто: монстр при своём гигантском росте практически не замечал копошащихся у него под ногами людей, реагируя, разве что, на обстрел.       Понимая, что как-либо вмешаться он не в силах, Минамото отключил свои мониторы наблюдения, встав за спиной подчинённого, отслеживающего обстановку у Южного купола. И вдруг заметил нечто странное, неуместное на поле боя — промышленного робота-разведчика. Это мог быть только Наката, тот самый злополучный работник Первой горнорудной корпорации. Даже сам удивившись собственным мыслям, Охико расценил увиденное как добрый знак: то, что Наката жив и вернулся в город, не могло оказаться простой случайностью.

***

      Сфера отторжения катилась волной. Вот она погасила последний ряд выставленных людьми маячков, обозначив, что бой подошёл к самой границе города. Вот накрыла замерших во временно отключённой технике пилотов и водителей, позволяя людям наконец-то без оглядки ринуться в атаку.       А потом коснулась прозрачной пласткерамической стены Южного купола…       Зеваки по ту сторону преграды так ничего и не успели понять. Первым делом отключились камеры внешнего периметра и погасли два уличных ретрансляционных экрана. На это мало кто обратил внимание: происходящее за стеной, в непосредственной близости от наблюдателей действо было куда увлекательнее паникёрских обучающих роликов о правилах поведения в случае Прорыва, битый час транслируемых по головизорам.       Но затем сфера продвинулась вглубь, всё больше вторгаясь на территорию города, — и задела генераторы энергетических полей, формирующих купол. Тот подёрнулся рябью, пошёл искрами и цветастыми ветвистыми молниями, загудел и завыл, как живой — и отключился. Генераторы в цепи всё ещё продолжали работать, не подвергнувшиеся воздействию сферы отторжения, но преграда, уберегавшая людей от агрессивной, непригодной для жизни атмосферы, перестала существовать.       Апокалиптическая картина развернулась по обе стороны городской стены: снаружи погибель сеял гигантский монстр, зримый и материальный. Он рушил здания под недостроенным куполом, давил когтистыми трёхпалыми ступнями людей, хватал несуразно длинными руками и расшвыривал, словно пращой запуская в полёт, технику. Изнутри же смерть была невидимой и неощутимой, но не менее кошмарной: опасный воздух планеты изъязвлял незащищённую кожу, проникал в лёгкие, разрушая дыхательные пути и выжигая тела изнутри. Люди валились наземь, хватаясь за горло и хрипя в последней агонии. Но помочь им уже ничто не могло.       Наката Сатоши увидел этот ужас со стороны. По-прежнему сопровождая кайджу, он добрался до города и стал свидетелем всего, что случилось с его защитниками. Он хотел заранее предупредить о той опасности, что грозит городу, ведь он всё ещё был подключён к каналу связи, выделенному по распоряжению Минамото. И пытался сделать это, но в пути у него ничего не получалось. Он не знал, в чём причина, но рассудил, что исчезновение связи, отключение навигационных приборов и обрушение городского купола — явления одного порядка.       Наката был простым гражданским, у него не было соответствующей выучки, нужного снаряжения и хоть какого-то оружия. Конечно, у него были инженерные знания и опыт, немного взрывчатки и лазерный бур в придачу. Но чем это могло помочь, если вокруг творилось невообразимое безумие?       Сатоши не избавился от страха, но бояться попросту устал. К тому же, в дороге ноосферные монстры его не трогали и, должно быть, вообще не замечали.       Но на плато возле города, где кипела битва, всё изменилось. Ёкаи оказались весьма агрессивными тварями, и не успел Наката-но направиться к стене такого близкого города, как один из монстров напал на него. Сатоши крутнулся на месте, выбив гусеницами искры из каменной поверхности плато. Он непроизвольно выставил перед собой один из своих манипуляторов — телескопическую хватательную клешню, — надеясь остановить крупное, в рост человека, чудовище. Так же слабо соображая, что он делает, Наката принялся молотить зафиксированного клешнёй ёкая тяжёлым ковшом. От нескольких ударов голова чудовища лопнула, как перезрелый плод, а тело растеклось мерзкой лужей зелёной слизи.       Сатоши подумал, что, оказывается, не так уж и беспомощен в бою, ведь он оснащён ещё и лазерным буром и отбойным молотком, да и четыре взрывпакета пока не израсходовал. И весь этот арсенал вполне можно применять против ёкаев.       Он брезгливо отряхнул клешню, измазанную кровью монстра, и запустил реактивный двигатель, обычно используемый, чтобы преодолевать по воздуху всяческие расщелины и провалы. Но сейчас Наката просто хотел ускориться. Он направился поближе к военным — без какой-либо чёткой цели, просто так ему было немного спокойнее.       Кайджу к стройке быстро потерял интерес. Неведомо, какая сила двигала им и позволяла ориентироваться в материальном мире, но ноосферного монстра явно привлекали мыслящие существа. Он, ни на секунду не замедлившись, проломил пласткерамику городской стены и ворвался под Южный купол, продолжая крушить всё на своём пути. Следом в брешь хлынули ёкаи, гигантской крысиной стаей разбегаясь по улицам и нападая на тех, кто чудом уцелел, когда отключился энергетический купол.       Танки, выстроившись полукругом, усилили обстрел огромного монстра, оставив его мелких спутников на долю пехоты. В дело активно включились все три «Самурая». Оснащённые разнообразным стрелковым и рукопашным оружием, обученные работать единым звеном, подвижные и неутомимые, они были значимой единицей городской обороны. Был бы кайджу поменьше — их шансы на победу были бы очень велики.       Ичи виртуозно вёл стрельбу, укладывая снаряды в одну точку. Кайджу обладал, кроме всего прочего, непомерно быстрой регенерацией, и полученные повреждения не только не наносили ему серьёзных увечий, но и почти моментально затягивались. Толстую чешуйчатую шкуру важно было ковырять интенсивно и настойчиво, чем пилоты боевых роботов и занимались. Пока Ичи всаживал в брюхо монстра ракеты и мины, Ни и Сан вели ближний бой, танцуя вокруг кайджу, кромсая его тушу огромными клинками и точечными выстрелами в упор.       Сатоши, убедившись в собственной эффективности, продолжил убивать ёкаев уже испытанным методом, но теперь вполне осознанно и целенаправленно. Получалось не хуже ультразвука, только в разы медленнее и менее массово. Однако свой вклад в дело обороны города Наката вносил несомненно. Он был уверен, что ему это зачтётся. Когда-нибудь потом.       Держась от кайджу в отдалении, Сатоши время от времени улавливал в поле зрения сражающихся с монстром «Самураев». И потому заметил за спиной Ни двух здоровущих ёкаев, подбиравшихся к человеку под прикрытием обломков. Непроизвольно Наката закричал, желая предупредить воина об опасности и совсем забыв про неработающую связь. Он-то не знал, что внутри сферы отторжения она восстановилась.       Интуиция не изменила Ни и опасность он почувствовал, а потому отбиться от напавших ёкаев сумел без особых сложностей. В то же время он обратил внимание на неожиданный сигнал на волне градоохранной службы и переключился на этот канал, недоумевая, кто бы это мог быть.       — Назовите себя, — потребовал Ни.       Сатоши, услышав человеческий голос, удивился. Прочистив горло, он неуверенно ответил:       — Я — Наката Сатоши, инженер разведывательного робота Первой горнорудной корпорации…       Хотя Ни терзало закономерное любопытство, откуда на поле боя взялся гражданский на промышленной машине, удовлетворять его было не место и не время.       — С ёкаями справиться можете?       — Могу.       — Тогда держитесь за танками, но не уходите в город. Иначе сфера отторжения отключит робота. Ждите распоряжений.       — Какая сфера?..       — Не важно. Не сейчас… — отмахнулся Ни, весь диалог продолжавший сражаться с кайджу. Воин надеялся, что гражданский поймёт, насколько он неуместен со своими вопросами, и отвлекать больше не будет.       Наката пилота «Самурая» понял верно. Он остановился и внимательно оглядел окрестности.       Кайджу при всех своих массогабаритных характеристиках был всё же весьма подвижным. Звуковое оружие танков тормозило его недостаточно эффективно. От строительства он отошёл всего на пару шагов и оставался, фактически, в границах недостроенного купола. Инженерные знания и навыки Наката оказались как нельзя кстати. Оценив соотношение расстояний, размеров и массы, не медля более ни секунды, Сатоши направился к паре недавно отстроенных небоскрёбов.       Он всё же связался с военными, вполне обоснованно полагая, что обязан согласовать с ними свои действия:       — У меня… у меня есть взрывчатка. Я могу обрушить на кайджу эти здания. Это поможет?       — Действуйте, — немного обдумав инициативу, распорядился Ичи. И добавил: — Ни, Сан, заманите монстра в нужное место.       Молниеносно проведя расчёты, Сатоши подкатился к выбранным зданиям и заложил в их основания по взрывпакету. После чего сообщил:       — Я поставил таймер на двенадцать минут, приготовьтесь.       — А быстрее нельзя? — не удержался от иронии Ичи.       — Нет, — удивившись, что воин этого не знает, пояснил Наката. — Взрывпакеты срабатывают автоматически минимум через десять минут, если не выставить бо́льшую задержку. При горнорудных работах этого времени достаточно, чтобы уйти из зоны взрыва даже в глубине какой-нибудь пещеры. Так что… — Сатоши осёкся, осознав, насколько несвоевременны лекции по инженерному делу. — Извините… — и умолк.       Пилоты всех четырёх роботов, включая Наката-но, сработали вместе идеально. И здания рухнули ровно в тот момент, когда понукаемый тщательно выверенными атаками «Самураев» кайджу оказался прямо между ними.       Тринадцать долгих секунд Наката казалось, что им удалось невозможное. Что огромный кайджу действительно надёжно погребён под массой пластбетонных конструкций. Что ловушка достаточно крепка, чтобы победить врага…       Тринадцать долгих секунд длилась передышка для человеческих войск.       За тринадцать долгих секунд Наката почти поверил в чудо.       На четырнадцатую разъярённый кайджу выпростался из-под обвала, распрямился во весь свой громадный рост, заревел — и начал рушить окрестные дома, не глядя и не останавливаясь.       Но теперь он явно заметил досаждавших ему людей. Издав какой-то особый, специфический крик, кайджу заставил хаотично носящихся вокруг ёкаев из тех, что не углубились в город, собраться вокруг него. Танкам пришлось отвлечься на плотную массу настырной мелочи, прекратив огневую поддержку «Самураям».       Наката из-за конструкции своего робота внешних звуков не слышал, а надоедливо визжащие сенсоры отключил ещё по пути к городу. Но изменения в поведении огромного монстра и его мелких подручных не заметить было сложно. Сатоши закружился в стае чудовищ, по мере сил расправляясь с ними и не зная, что ещё предпринять.       А потом Сан оставила удача. И дело было не в недостатке умения или ловкости. Просто он промедлил с перезарядкой и не заметил движения кайджу. Монстр обманчиво неспешно изогнул руку в трёх суставах под странными углами, захватил горстью боевого робота и потащил куда-то вверх, к своей морде, словно желая рассмотреть внимательнее. Пилот не растерялся, принялся ковырять клинком неловко обхватившие его робота когтистые пальцы и в итоге проткнул ладонь монстра.       Ичи и Ни, пытаясь отбить своего напарника, удвоили натиск и даже сумели порядочно разворотить чудовищу брюхо. И замерли ненадолго, поражённые: нутро кайджу выглядело… необычно. У него не оказалось внутренностей, он словно весь состоял из плотной однородной массы, облепившей мощный костяк. И всё же кайджу рана крайне не понравилась. Видимо, боль он чувствовать был способен. Монстр взревел, затоптался на месте, чудом не задев Наката-но и раздавив очередной танк разом с несколькими ёкаями. Несчастного Сан он сжал в кулаке до мерзкого визга сминаемого металла, отломив клинок от руки робота, так и оставшийся торчать занозой из чешуи, — и выпустил. Примерно на высоте ста метров. Пилот, осознав, что падает, попытался включить свой реактивный двигатель, но тот, повреждённый кайджу, не сработал. И тридцать тонн боевой машины рухнули на землю с такой силой, что амортизационная система управляющей капсулы не справилась с нагрузкой. И хотя пилот Сан прожил ещё несколько минут после крушения, его добил воздух, проникнувший сквозь расколовшийся корпус робота и разгерметизировавшийся скафандр. Его агонию слышали все.       Но отвлечься себе позволил, разве что, непривычный к таким ужасам Сатоши.       Впрочем, ненадолго: ёкаи наседали. Уже и отбойный молоток Наката-но пошёл в ход, и лазерный бур приходилось включать. И взрывпакетов осталось всего два, потому применить их надо наверняка, без промаха.       Кайджу неистовствовал. Он сдвинулся глубже в город, зацепив сферой отторжения Центральный купол и сломав стену с генераторами полей смежного Юго-Западного. Жертв среди гражданских на этот раз почти не оказалось — страшный пример Южного купола сыграл свою роль.       Танков уцелело всего семь, орудий, слишком уязвимых для ёкаев, — и того меньше. Боезапас таял на глазах, полагаться можно было лишь на энергетическое и волновое оружие, да на искусство рукопашного боя «Самураев».       Огромная рана в брюхе кайджу постепенно затягивалась и уже уменьшилась вдвое. Впрочем, Ичи и Ни разом с танками довольно сильно изранили монстра, и он терял силы, становился заметно медлительнее и неповоротливее. Надо было закреплять успех, не медля ни секунды, а для этого необходимо было придумать эффективную тактику.       Ичи заметил по ходу неумолимого движения монстра огромный котлован для постройки нового небоскрёба и строительные пластификаторы рядом с ним. Решение пришло быстро, и командир звена боевых роботов связался с поддерживающими их танками и орудиями:       — Наша задача — загнать кайджу в котлован. Наката-сан, Вы вклю́чите пластификаторы, когда он там окажется. Зафиксируем этого гада и взорвём!       Сатоши, с одной стороны, крайне воодушевился, что и ему отводится столь значимое место в борьбе за город. Но с другой — ему по-прежнему было жутко от одной только мысли, что придётся оказаться так близко к разъярённому, сознательно уничтожающему людей чудовищу.       Не обращая более особого внимания на ёкаев, кроме самых крупных и настырных, жалкая горстка людских войск приступила к осуществлению предложенного Ичи плана. Наката-но покатился к указанным строительным агрегатам. Он никогда раньше не имел дела с подобной техникой, но вряд ли они требовали сложного управления. В конце концов, Сатоши не собирался строить дом по замысловатому архитектурному плану. Ему надо было всего лишь запустить подачу пластифицирующейся смеси в котлован, куда военные вознамерились уронить чудовище.       Была опасность, что кайджу заметит громадный даже для его размеров провал и свернёт, но, на удачу людей, монстр подвоха не ожидал. Он топал прежним курсом, походя круша здания и расшвыривая всё и всех, оказавшихся в досягаемости его длинных рук.       За полшага до обрыва Ичи, всегда предпочитавший стрелять, а не махать мечом, мастерски уложил две последние мины под левую ногу кайджу, а по самой ноге для гарантии добавил ракетой.       Наката, затаив дыхание, наблюдал, как монстр споткнулся и начал заваливаться в котлован, неистово вращая хвостом, словно сорвавшаяся с высоты кошка. Падая, кайджу орал, распугивая ёкаев. Он сломал хвост минимум в трёх местах, заблокировал правую руку и вывихнул сразу в нескольких суставах левую. Когда в котлован хлынула пластсмесь, тварь забилась и завыла совсем уж обречённо.       Дрожа от ужаса до такой степени, что мелко вибрировал корпус робота, Сатоши осторожно приблизился к копошащемуся в котловане монстру, захватил предпоследний взрывпакет клешнёй и, вытянув её на максимально возможную длину, попытался пристроить взрывчатку куда-то на измазанную пластсмесью спину. После чего откатился подальше, зачем-то вслух отсчитывая десять минут до взрыва.       Кайджу, поняв, что оказался в ловушке, принялся вырываться с удвоенной силой. Строительные пластсмеси застывали хоть и не моментально, но очень быстро. Конечно, когда выливались на специальную архитектурную матрицу, формируя стены, блоки или колонны будущего здания. Но сейчас смесь была налита толстым слоем на подвижную поверхность, её естественные пластификационные свойства значительно ухудшились, а кайджу сдаваться не собирался.       Как оказалось, вывихи и переломы у монстра, в отличие от ран, не вправлялись и не зарастали. Тем не менее, повреждённая левая конечность не утратила подвижности. И именно её кайджу ухитрился вытащить из медленно застывающей пластсмеси. Здоровая правая рука была надёжно зажата между его тушей и стенкой котлована. Что хоть немного, но облегчало задачу двум оставшимся «Самураям».       Исчерпавший свой боезапас Ичи начал обстреливать провалившегося в ловушку более чем на половину собственного роста монстра из звуковой пушки, надеясь дезориентировать его и удержать на месте достаточно долго, чтобы пластсмесь затвердела. И действительно движения кайджу становились более заторможенными и слабыми. Однако он продолжал барахтаться, не желая превращаться в памятник самому себе. Неловко прилепленный на спину монстру, взрывпакет соскользнул куда-то вниз и в сторону, утонув в полузастывшей пластсмеси.       За две минуты до взрыва кайджу, словно почувствовав опасность, рванулся особенно сильно, высвободив кончик хвоста и вытянув свободную правую руку на всю её длину. Он умудрился дотянуться до особо досаждавшего ему Ичи и обхватить «Самурая» когтистыми пальцами. Ни самоотверженно бросился на помощь командиру. Кайджу раззявил огромную пасть, стараясь зубищами ухватиться за голову боевого робота, — но не тут-то было! Монстр был не настолько гибок и подвижен, а пилот обучен был хорошо, он даже несколько лет назад участвовал в подавлении Прорыва в другом городе, и позже был переведен на новое место службы.       За минуту до срабатывания взрывпакета ошалевший Наката наблюдал страннейшее зрелище: свободной рукой кайджу молотил накрепко зажатым в кулаке «Самураем» по чём ни попадя, а второй робот пытался откромсать ему эту самую руку клинком.       Потом рвануло.       Ввысь взметнулся фонтан пластсмеси и застыл в воздухе, гротескно окрашенный зелёной кровью кайджу. Из тела монстра взрывом вырвало изрядный шмат плоти, аж обнажилась желтоватая массивная кость скелета. Чудовище ревело и билось в узких границах импровизированной ловушки. Остававшегося в жёстком захвате Ичи беснующийся от боли кайджу запустил в ближайшее здание настолько мощно, что от удара боевой машины строение пошатнулось, пошло трещинами — и сложилось, как карточный домик, погребя под тоннами пластбетона ошеломлённого и растерявшегося «Самурая». И сколько ни пытался потом его последний оставшийся в живых боец вызвать командира на связь, тот не отвечал. Скорее всего, он был уже мёртв.       Ни, в отличие от Сатоши, не растерялся, хоть и остался без командования. Окончательно перепугавшиеся ёкаи где-то пропали, зато до предела активизировался кайджу. Взрыв порядком уменьшил объём пластсмеси в котловане и вокруг монстра, дав тому бо́льшую свободу действий. Чем чудовище не преминуло воспользоваться. Завозившись пуще прежнего, он сумел освободить и вторую руку. Неведомо, способен ли он был соображать или действовал под влиянием каких-то животных инстинктов, но с каждым новым серьёзным повреждением ярость и агрессия кайджу становились всё осознанней и направленней. Он рвался на волю из ловушки, и остановить его более не могли ни пластсмеси, ни звуковое оружие уцелевших танков и пушек.       Никакой опыт Ни, никакая интуиция не позволяли противостоять до предела разозлённому чудовищу в одиночку. Но у «Самурая» не осталось выбора, надо было принимать вызов. И потому Ни бросился в ближний бой. Он был умел, даже виртуозен. Он был стремителен и неудержим. Он был взбешён не меньше самого монстра, но прекрасно знал, как справляться с эмоциями, а боевую ярость использовать себе на пользу.       Сдержать такой натиск трудно, будь ты хоть кайджу, хоть творение искусственного интеллекта Железной Сакуры. И монстр испугался. Он рванул из котлована в обратную сторону, подальше от крошечного по его меркам врага, едва достающего ему до колена. Переломанный хвост превратился в бесполезный неподвижный довесок и теперь только мешал кайджу. Раны на теле были обширны и затягивались слишком медленно. А «Самурай» наседал, не ведая страха и жалости. Роли переменились, и не известно стало теперь, куда склонится чаша весов — на сторону слепой неумолимой стихии или отточенного боевого искусства человека.       Хоть монстр и сумел выбраться из котлована, сил на большее у него пока не было. Однако он по-прежнему оставался опасен и крайне агрессивен, а быстрая регенерация чудовища принуждала людей торопиться.       Наката, чтобы ненароком не попасть под удар, откатился к танкам, как ему и советовал недавно Ни. Что он ещё мог сделать? Разве что молиться, это-то он умел. Он верил в силу и опыт «Самурая», а ещё знал, что у того нет внутреннего диссонанса между устройством робота и самоощущением себя в нём, как у самого Сатоши. «Это ведь не могло быть случайностью — то, что боевые машины делали человекоподобными, — подумал Наката. — Значит, он запрограммирован на победу, ведь он человек — внешне и внутренне». Это умозаключение показалось ему весьма естественным и потому обнадёживающим.       Возможно, если бы Ни хоть на секундочку вспомнил про Обон, духи предков помогли бы ему. Растворённые в ноосфере, они обладали реальной силой — как минимум, в эти три особых дня в году. Но пилот боевого робота не был религиозен и даже не помыслил о молитве. И кайджу получил шанс.       Они сцепились как равные: «Самурай» впился парными клинками в повреждённую выстрелами Ичи ногу монстра, а кайджу ухватился когтями за наплечные орудия робота. Схватить себя, как двух своих соратников, Ни не позволял, выворачиваясь всякий раз, когда противник пытался усилить натиск.       Тактика Ни оказалась верной: он сумел изранить ногу кайджу настолько, что тот рухнул на землю, чудом не свалившись вниз головой обратно в котлован и никого не придавив своей тушей. «Самурай» решил закрепить успех. На реактивной тяге подлетел к малоподвижной голове, намереваясь уже испытанным способом повредить как можно сильнее толстую шею чудовища. Направив ультразвуковую пушку прямо кайджу в темечко, Ни орудовал клинками, словно хотел из монстра наделать суши.       Он не учёл лишь длину и количество степеней свободы его рук. И был схвачен за ногу — не иначе как в отместку за болезненное падение. Церемониться с врагом кайджу не стал — сначала по своему обыкновению несколько раз приложил пойманную добычу о землю, а потом ухватил второй рукой робота за плечо и попросту разорвал прочнейший металл, как бумагу.       Контуженный, но живой, Ни выпал из покорёженного робота и крайним усилием воли заставил себя отползти под прикрытие развалин, куда к нему уже прорывались с боем сквозь стаю вернувшихся к центру событий ёкаев пехотинцы.       Теперь Наката остался с монстром один на один. Пусть кайджу был жестоко изранен, ослаблен и дезориентирован, но он всё ещё был огромным, свирепым и крайне быстро восстанавливающимся существом.       И Наката Сатоши, гражданский инженер, обязан был сделать то, с чем не справился весь контингент внутренних войск его родного города. У него была единственная попытка и лишь одна реальная возможность осуществить это.       Последний, самый мощный взрывпакет.       — Отвлеките его, — попросил Сатоши, адресуясь танкам и надеясь, что те его слышат, — дайте мне к нему подобраться.       Его услышали. Сосредоточили последние мощности на то, чтобы дразнить и нервировать кайджу, пока Наката собирался с духом.       Монстр вяло отмахивался от выстрелов, морщился и рычал, пытался дотянуться до стоящих в отдалении танков, но главное, что не обращал никакого внимания на робота. Наката-но двинулся с места, подъезжая к чудовищу со стороны искромсанного бока. Рана значительно уменьшилась, хотя всё ещё была довольно глубока и обширна. Сатоши ухватился за один её край клешнёй, во второй упёрся ковшом и, помогая реактивным двигателем, забросил свой корпус прямо внутрь туши монстра. Кайджу дёрнулся и завыл, поднялся на восстановившиеся ноги, но Наката-но держался крепко.       Годы спустя немногие выжившие уверяли, что он сказал:       — Я — Наката Сатоши. Помните обо мне.       Но это было не так. После просьбы, адресованной оружейным расчётам и танкам, он хранил молчание.       Он вынул взрывпакет, ткнув его в самое нутро, в странную упругую плоть монстра. Он не мог рисковать, выставляя задержку и пытаясь спастись. Кайджу уже показал, что способен избавиться от взрывчатки. Потому Сатоши активировал лазерный бур — и вонзил его, не раздумывая, прямо в центр взрывпакета…       В одно мгновение гигантскую стодвадцатиметровую тушу вместе с Наката-но разнесло на части. От силы взрыва пошатнулась земная твердь и вздрогнули уцелевшие здания.       И всё стихло.       Словно и не было ничего. Только дымящиеся развалины, ошарашенные люди и орды взбеленившихся ёкаев на улицах.

***

      Если бы Прорыв произошёл как обычно в городе, последствия были бы не столь катастрофичны. Сфера отторжения сформировалась бы под куполом и почти ничего бы не повредила. Горожане ушли бы в убежища. Нооперцепторы нейтрализовали бы ёкаев. Кайджу не достиг бы таких невероятных размеров, и «Самураи» при должной сноровке справились бы с ним. И уж конечно не потребовалось бы самопожертвования от обычного пилота промышленного робота.       Но всё изначально пошло не так.       И подвиг простого горожанина-ашигару — не самурая, не воина, не солдата даже — по праву вошёл в легенды.       А у потомственного аристократа был свой Путь.       Он всё видел в обзорном экране. Это его ошибки привели к тому, что город пал. Это его вина, что погибли люди. Это он, Минамото Охико, должен ответить за всё случившееся. Но простое самоубийство — удел труса. А он уйдёт как воин, с оружием в руках.       Его приказ был безмолвен, но однозначен. Бледный, с остановившимся взглядом, Минамото ждал, пока подручные помогут ему надеть боевой скафандр. Его древняя катана лежала перед ним на столе, ожидая, когда рукояти коснётся умелая рука.       Полковник уже не сомневался: город обречён. Три из пяти куполов рухнули. Все горожане, не успевшие или не захотевшие эвакуироваться в убежища, не находившиеся в транспорте с генераторами дыхательной смеси или не облачённые в скафандры — погибли ужасающей смертью, задохнувшись в ядовитой атмосфере планеты. Тем, кто был придавлен рухнувшими зданиями или убит ёкаями, пожалуй, повезло больше — они хотя бы умерли мгновенно.       Всё, что оставалось начальнику городской охраны и горстке его подчинённых, — выйти на улицы гибнущего города и принять последний бой.       На подмогу уже шли «Мегамехи» и «Самураи» от соседей, на их долю оставалась финальная зачистка вырвавшихся из ноосферы тварей. То, что уцелеет в городе, будет спасено — и ещё несколько лет уйдёт на восстановление. Но это будет потом…       Полковник пристегнул катану поверх скафандра, бросил последний взгляд на своё рабочее место, с которым сроднился за добрую сотню лет руководства охраной города, на иероглиф Нэнджиру в рамке на столе, — и стремительно вышел из помещения. Его подручные молча последовали за ним.

***

      Минамото Ханако, прекрасная молодая женщина тридцати восьми лет, руководитель службы нооперцепторов города, в этот день не спешила на работу. И все её подчинённые признавали за госпожой Минамото такое право.       Близился Обон, и в тридцатый раз она, повинуясь древней традиции, собственноручно заготавливала ритуальные фонарики. Ханако делала их всего два: один для легендарного ашигару Наката Сатоши, второй — для своего отца, полковника Минамото Охико. И она точно знала, что и в этот раз их души найдут дорогу к дому, хотя бы на три предстоящих дня праздника Поминовения усопших.