снова курит.
каждое утро тэхен капает в глаза капли, потому что они болят и слезятся, и лопаются сосуды в склере. роговицу жжет и конъюктива слезится, чтобы убрать жжение, но тэхен уже привык; каждое утро он начинает с капель и мятных сигарет, которые уже, если честно, надоели.
он курит с двенадцати лет, уже и не помнит, где взял свою первую сигарету. она точно была с ментолом, и он привык к этому освежающему запаху; поэтому и не меняет сигареты. каждый день – пустой, и у него нет ничего, что должно быть. достались деньги и квартирка от родителей – этого хватит, чтобы существовать. существовать, а не жить, потому что жить нечем; никого нет для жизни и поддержки. не было и нет.
но как-то раз, выйдя во двор, он увидел там пятнадцатилетнего на вид мальчишку; лицо его скрывал серый капюшон, и кофта его была совсем мокрая от дождя. он сидел на скамейке и курил сигарету, наверное, это был запах вишни; весь поникший, раздосадованный – это можно было почуять за версту.
– меня зовут тэхен, а тебя?
незнакомец поднял голову.
– чонгук.
голос чонгука был осипший от молчания и дыма, и в глазах его хотелось утонуть, опуститься в них с головой; руки его были раскрашены мраморным рисунком – недобрый знак, зато красиво – и челка падала на глаза.
– давно ты тут сидишь?
тэхен сел на скамейку рядом.
– наверное, день.
чонгук затянулся и выпустил дым. да, точно, вишня.
тэхен закурил тоже, и непередаваемой красоты дуэт получился из запаха ментола и вишни.
– от тебя веет холодом, может зайдешь хотя бы в подъезд?
чонгук опечаленно посмотрел на тэхена.
– кто меня пустит?
тэхен без слов поднялся и открыл дверь в подъезд, придерживая ее для чонгука. тот не торопился – потушил сигарету, встал, отряхнулся и только потом зашел; а следом за ним и тэхен. в рваном свете лампы чонгук стал еще красивее и как будто загадочнее. от него пахло дождем и вишневыми сигаретами; и тэхен смотрел бы на него вечно, да вот только времени никогда не бывает много. тэ не хотел начинать разговор, но понимал, что все равно придется, ведь молчание – не всегда золото; чонгук посмотрел на тэхена и тот отвел взгляд на старую лампу.
– ты здесь живешь? – спросил чонгук, зная ответ.
– да.
воцарилось молчание, и тэхен нарушил его первым:
– пойдем ко мне в дом.
– мне так неудобно.
– мне похуй.
тэхен пошел вверх по лестнице, и чонгуку не оставалось ничего, кроме как идти вслед за ним. и, когда они пришли, тэхену пришлось чуть ли не толкать парня в дом: он оказался очень стеснительным и все время бормотал что-то вроде "мне так неудобно", но тэхен не слушал, а только усадил чонгука на стул в прихожей, разбираясь с местом для гостя.
//
– как ты оказался здесь?
– меня выгнали из дома.
тэхен заметил блеск слез в уголках глаз чонгука и сказал:
– ты можешь остаться у меня, пока все не придет в норму.
– а оно уже не придет, – мальчик начал плакать, и его слезы падали на поверхность стола. – у меня больше нет никого, к кому бы я мог пойти, – он приложил основания ладоней к глазам, чтобы вытереть слезы, и вид у него был самый несчастный.
тэхену стало жаль паренька; он подошел к нему сзади и стащил с головы его капюшон, открывая мокрые волосы, в которые хотелось зарыться пальцами. он не стал этого делать, просто высушил мокрую прическу феном, сделав укладку, как мог; и получилось лучше, чем он ожидал.
– спасибо.
улыбка чонгука растопила зимнее сердце тэхена.
//
с каждым днем тэхен все больше привязывался к мальчику; с каждым днем все сильнее влюблялся в него; и с каждым днем понимал, что не может без чонгука.
а чонгук чувствовал тоже самое. иногда он ласково шептал на ухо тэхену: "хён..", и в такие моменты тэ хотел провалиться под землю, чтобы случайно не поцеловать парня прямо сейчас; но однажды тот сам подался к нему; не смог больше держаться.
первый поцелуй для чонгука был чем-то особенным. прикосновения губ тэхена, которого он успел полюбить, вызывали неземные чувства и едва заметное возбуждение; тэхен сделал поцелуй мокрым и звонким; и звуки касающихся друг друга губ эхом раздавались по комнате. чонгук вдохнул сигаретный дым и выдохнул его в рот тэхену; тот даже не закашлялся, а только сильнее влюбился в этого серого мальчика.
шли дни и месяцы, а тэхен все больше любил чонгука; чонгук все больше стал зависим от тэхена. и сигаретный дым пропитал тела обоих.
//
жить становилось труднее и жизнь легла на плечи тяжким грузом; все стало дороже и денег уже почти не хватало; они заканчивались, работу было не найти.
– хён, давай покончим с жизнью, – сказал чонгук однажды очередной голодной ночью, когда луна светила в окно и дым выглядел так красиво на фоне этого бледного света.
– только если с тобой, – прошептал тэхен, затягивая чонгука в страстный поцелуй и забираясь руками ему под одежду.
этой ночью они путались в простынях и кричали имена друг друга; это была любовь в самом жестком ее проявлении. сначала было больно, а потом вроде ничего, а потом стало приятно; и слепая нега разливалась по венам тысячей осколков. эта ночь запомнилась надолго и крепко засела в памяти.
//
почти каждую ночь парни метались по крышам в поисках чего-то утерянного; того, чего больше никогда не найти. и малиновые огни осеннего заката заставляли влюбляться все больше и целовать нежно, но громко. прикосновения тэхена заставляли чонгука стонать ему в губы и говорить слова любви, выкрикивать их. а после следовали долгие посиделки на крыше, ноги вниз; и курение, долгое курение; и каждый окурок летел вниз, в город.
их любовь была теплой и странной. тэхен подобрал чонгука на улице и буквально вырастил его, заставил полюбить жизнь и поверить в нее; хоть и ненадолго, но у него это получилось – осчастливить забытого всеми человека, заплаканного раньше по вечерам. и тэхен перестал капать капли, потому что незачем больше вечно рыдать. они полетели в мусорное ведро, как и воспоминания об ужасно гнилом прошлом. ведь сейчас есть чонгук, и ничего больше не надо.
//
– будем резаться, или спрыгнем? что романтичнее? – стонал чонгук в рот тэхену, пока тот доставлял младшему удовольствие.
– а как тебе хочется? – тэхен двигал рукой вверх-вниз, попутно целуя чонгука.
– нож будет круче. а-а-а... – он стонал от удовольствия, утопая в глазах тэ.
– хорошо.
еще несколько движений – и чонгук феерически кончил, громко застонав тэхену в рот и впившись зубами в его губы, отчего тот зажмурил глаза.
//
время шло, и желание покончить с собой никуда не делось; оно только возрасло, ведь жить стало еще труднее. кризис охватил страну, и цены подскочили еще в несколько раз; и то, что было у тэхена, подходило к концу.
многие подростки хотят покончить с собой, ведь это сейчас модно и красиво; и у них нет на то настоящей причины, как и чонгука с тэхеном. причины вроде есть, но они скользкие и идут как-то вскользь. главный аргумент все равно остается на своем месте – "просто захотелось". а тут ничего больше и не скажешь. зачем?
//
– только давай примем обезболивающие перед актом самоубийства.
чонгук улыбнулся.
– где же мы их возьмем?
– купим в аптеке на оставшиеся деньги. все равно, девать их больше некуда.
– и то правда.
//
последний закат перед смертью они провели в постели, жестко втрахивая друг друга в кровать. хотелось бы, чтобы последний в жизни секс был и самым лучшим. рты и пальцы работали без устали, и каждый кричал: "я люблю тебя!", и это было на самом деле так; они любили так, как никто никогда не любил, и, казалось, они могли бы еще долго жить вместе; да вот только жить больше не хотелось.
//
– так, все. глотай.
каждый взял по нескольку таблеток и закинул их в рот. тэхен даже название не прочитал, просто взял первое, что ему предложили.
– вот ножи. я заточил их.
каждый взял по ножу. парни взяли в одну руку запястье другого, а в другую – нож. они сделали так, чтобы не причинять боль себе сами.
– пять минут прошло?
– да вроде. хватит тянуть, – тэхен надавил чонгуку на запястье тупой стороной ножа.
– начинаем. ким тэхен, я люблю тебя, – первый надрез на руке тэхена.
– чон чонгук, я люблю тебя. – надрез на руке чонгука.
показалась кровь. боли не было.
– ким тэхен, ты – лучшее, что со мной случалось в жизни, – более глубокий надрез.
– чон чонгук, ты – лучшее, что я нашел в жизни, – надрез.
– ким тэхен, наши ночи и твое мастерство доставляло мне несказанное удовольствие, – кровь полилась быстрее с новым надрезом, и руки начали мелко дрожать.
– чон чонгук, твой минет – лучшее, что я чувствовал в своей жизни, – крови еще больше.
– ким тэхен, твои губы слаще меда, – надрез.
– чон чонгук, твои волосы мягче шелка, – надрез.
– ким тэхен, я люблю тебя, – последний, самый глубокий надрез.
– чон чонгук, я тоже тебя люблю, – тэхен также ударил по руке чонгука.
теплая кровь заливала все вокруг и хлестала с силой, подобной только силе любви между парнями. они из последних сил потянулись друг к другу за последним в жизни поцелуем; из последних сил плакали, но не жалели о своем поступке. они упали на пол, в лужу крови, не разрывая поцелуя. кровь хлестала все больше и больше. тэхен непонятно зачем взял нож и полоснул по своей второй руке; потом и чонгуку; это чтобы умереть побыстрее.
и вот, уже больше четверти крови всего организма потеряно, и чонгук с тэхеном лежат, накрыв руками талии друг друга. соседи снизу увидели красные капли, падающие с потолка и выломали дверь в квартиру сверху. увидев там людей в луже крови, они вызвали скорую, но все оказалось напрасно.
парней не откачали.
