Удар

Эту сказку она слышала много раз. Так много, что она навязла в зубах. Сказка, в которой прекрасная принцесса находит своего прекрасного принца, и они уходят, держась за руки. Хуже всего ей было от того, что сказкой это вовсе не было: всё это происходило вокруг и всё это проходило мимо неё. Она давно уже перестала играть в куклы, читать любовные романы и верить в сказки. Придёт, говорили они, со временем. А время шло, прошла школа, колледж, университет, сменилось несколько работ, а она всё так же прячет руки за длинными рукавами водолазок и толстовок, перчатками и боится касаться людей. Мужчин. Мама часто перед сном рассказывала ей, каково это — почувствовать свою родственную душу, как сильно бьётся сердце и как горячо его прикосновение, какой восхитительный калейдоскоп видений проходит яркой вспышкой в сознании и как невероятно видеть себя его глазами и ваших будущих детей… Она слушала, восторженно хлопая в ладоши, а потом не могла спать, представляя свой волшебный миг. Мучилась бессонницами, но счастливо улыбалась каждое утро. Теперь же она спит крепко. Все её приятели уже нашли своё счастье, смотрели на неё с жалостью и предвкушением, утешали, говорили: «Появится, со временем». Какая ирония. Время-то уходит. И она уходит, одна, она устала ждать. Каждое утро она лениво открывает глаза, ровно в пять утра, выключает назойливый будильник, варит кофе, стягивает волосы в тугой хвост, надевает очередной балахон, перчатки и едет на надоевшую до скрипа зубов работу, даже не посмотрев в зеркало. Ей немного стыдно за то, что она может там увидеть. Она не просто устала ждать, она отчаялась, перестала верить и даже пытаться. В этом мире, таком непостоянном, изменчивом, всё же есть одна константа, почти нерушимое правило — родственные души встречаются до своих двадцати двух, какая бы разница в возрасте у них ни была. Если тебе больше, но ты всё ещё одинок — это твоя судьба. Ей двадцать семь, и она уверена: если её половина и существовала когда-то, теперь её нет. Может, несчастный случай… Он мёртв и никогда не сможет прикоснуться к ней. Ей никогда не увидеть себя его глазами. Говорят, были исключения — души, встретившиеся намного позже двадцати двух. Может, их красная нить была столь запутана, что не смогла привести их друг к другу в срок. Но таких единицы, и она точно не в их числе. Даже если и так, она никогда этого не узнает, перчатки не позволят. Потому что страшно. Потому что больно. Потому что несправедливо. И потому что она ужасная трусиха. Жалеть себя ведь намного легче… Череда однообразных серых дней изредка разбавлялась чем-то непредвиденным, например, сломавшимся будильником. Скучный понедельник обещал быть ещё и особенно неприятным, если он начнётся с опоздания на работу. Уже в машине она замечает, что оставила дома перчатки, но уже не успевает за ними вернуться, так что с тяжёлым вздохом она лишь посильнее натягивает рукава толстовки. И всё же этот день нельзя назвать абсолютно неудачливым. Дорога почти пустая, а светофоры всегда зелёные. Как и тот, что мелькает впереди, у самого перехода. Пешеходов нет, осталась пара секунд до переключения, и, если поспешить, она и на этот успеет. Может, и незадавшийся с самого утра день реабилитируется. Она сжимает крепче руль и давит на газ. Может, даже не опоздает на работу… …Удар… Перед глазами на мгновение мелькнула тень и сразу скрылась под капотом. Противно заскрежетали по асфальту шины, когда она рефлекторно, как учили в автошколе, вдавила в пол соседнюю педаль. Что есть силы. Вспотевшие ладони соскользнули с руля, взгляд метался по асфальту, но перед машиной ничего не было. Значит, под ней… «Всё же опоздаю» — появилась циничная мысль, которую она тут же отогнала. Вышла из машины, на ватных ногах обошла её и в ужасе зажала рот рукавом, чтобы не закричать. Работа, возможное увольнение, многолетнее одиночество — всё отошло на задний план. Человек — мужчина — лежал на спине под капотом её машины, немного придавленный передним колесом, абсолютно недвижимый. Кое-как через силу справившись с собой, она оглядывается по сторонам и впервые в жизни проклинает людей не за то, что они есть, а за то, что их нет. Конечно, кто окажется на пустынной объездной дороге в половине шестого утра. Только ненормальный. Такой, как она. И как он, этот чёртов идиот. Она бежит к машине, судорожно нащупывает на соседнем сидении телефон и бросает себе на колени, садясь за руль. Больше всего на свете она сейчас боится перепутать задний и передний ход. Клянёт себя за скупость, что старый дешёвый телефон невыносимо глючит и отказывается включать экстренный вызов. Хоть и не сразу, он всё же сдаётся. Но до ближайшей больницы слишком далеко, врачи могут не успеть. Мысли путаются, глаза застилает мутная пелена, и она яростно трёт лицо. Она подбегает к обездвиженному телу, падает рядом, отчего колени больно саднит. Руки потеют, дрожат, совсем не хотят слушаться, мысли роятся в голове бессвязным потоком, и выуживать из головы воспоминания об оказании первой помощи дико сложно. Это самое сложное, что ей когда-либо приходилось делать. Дьявол! Она программист! Совсем не врач! Она хватается за голову, делает пару глубоких вдохов и выдохов, чтобы хоть немного успокоиться, и наконец берёт себя в руки. Продолжая машинально цепляться пальцами за края длинных рукавов, она боязливо смотрит на мужчину. Красивое когда-то лицо теперь всё в ссадинах и царапинах, хрипов и признаков асфиксии нет, совсем белый, губы посинели, дыхания… Он, что?.. Мёртв? Она снова еле сдерживается от крика. Прекрасно! Сейчас она ещё и в тюрьму сядет за непреднамеренное убийство. На этот раз слезы всё-таки потекли по бледным щекам девушки, она шмыгнула носом, крепко зажмурилась… И решительно закатала мешающиеся рукава. Не бывать этому! Она сделает всё возможное, даже если для этого надо будет его коснуться. Она протянула руку к его шее и порывисто прижалась ладонью к холодной коже… Эту сказку она слышала много раз. Перед сном. Горячее прикосновение, яркая вспышка в сознании и красочный калейдоскоп из будущего. Спустя двадцать с лишним лет её сказка стала реальностью. Кошмарной реальностью. Прикосновение было ледяным, а за ослепляющим взрывом в глазах — чёрная бесконечность. Потому что у него не было пульса. Потому что у мертвецов нет будущего. За эту долю секунды, что в глазах стояла тёмная пелена, она осознала. Осознала, что наступил момент, которого ждала всю свою жизнь. Осознала, что больше всего в этой грёбанной жизни хотела, чтобы он никогда не наступал. Она думала, что её родственная душа мертва. Но это было не так. Теперь же… Она сама убила её. Нет! НЕТ! Столько лет она была одна! Столько дней похоронила в куче ненавистных документов, чтобы хоть как-то забыться! Столько часов проплакала в подушку! И для чего?! Чтобы в одночасье обрести всё… И потерять… Она снова вытерла мокрые щёки, смахнула слёзы с ресниц и решительно опёрлась обоими руками на грудь мужчины, резко надавила всем своим весом, отпустила, надавила снова, шёпотом чередуя отсчёт с проклятиями. Один, два, три,… четырнадцать, пятнадцать. Прижалась к ледяным губам. Её сердце забилось чаще. Она целовала свою судьбу. Но чёрт побери! Она продала бы душу дьяволу! Лишь бы он был тёплый. Лишь бы она сейчас не целовала труп. Она отдала бы ему весь свой воздух без остатка! Лишь бы он сейчас вдохнул рвано, поднял тяжёлые веки, посмотрел бы на неё. Увидел… Она бы умерла за него. Счастливая! Впервые за долгое время. И в последний раз. Но ничего не происходило. Она давила на его грудь, дышала в его рот и считала, считала, считала… Взволнованная, растрёпанная, с красными, заплаканными глазами. Живая. Он лежал на мерзлом асфальте, бледный, бездыханный. Мёртвый. Она держала его за шею, цеплялась за запястье, прикладывалась щекой к губам, но не ощущала ничего, кроме обжигающего холода. Кляла судьбу, кричала, плакала и начинала всё заново. Считала, считала, считала… Наконец, руки обессиленно соскользнули с его лица, она сгорбилась, ссутулилась, низко опустила голову, покачнулась на коленях. В голове пульсировало, перед глазами снова проступила бесконечная тьма. Она рухнула на родное тело, прижавшись щекой к груди, обняла крепко-крепко и зарыдала беззвучно. — Прости… Господи, прости меня… Где-то вдалеке запела скорая, но у неё даже не было сил подняться навстречу врачам. Сейчас они приедут, подойдут, разведут руками… А она бы всё на свете отдала за то, чтобы посмотреть в его глаза, чтобы увидеть, какого они цвета. Конечно, сейчас она могла бы… но совсем не хотела. Не хотела видеть в них пустоту, видеть то, что потеряла по своей вине. Единственное, что в её никчёмной жизни могло принести ей счастье. Теперь же она никогда больше не сможет спать крепко. Прямо как в детстве. Только совсем не от блаженных мечтаний. Но она же… не верит… в сказки… Поэтому прижимается к его груди, там, где должно было биться его сердце… И слушает музыку скорой. И до боли хочется её выключить, как назойливый будильник. Она бы хотела заснуть вот так, вместе с ним… И уйти, держась за руки. Туда, где они смогут быть вместе. Счастливы, благословенны… Она закрывает глаза, вдыхает глубоко-глубоко, в последний раз, и слышит…

…Удар…