1808
— Вам действительно следует отдохнуть от помпезной суеты сегодняшнего бала, — супруга правителя присела на край императорской постели, наполненной ливнем нежно-сиреневого водопада балдахинной ткани. В бессилии Эвен обрушился на своё ложе, оградив себя от необходимости улыбок лести и карнавальных масок притворства, скрывающих скучающий взгляд. Устал ли он от такой жизни? Безусловно. Однако в то же время именно сей праздный образ существования тешил его самолюбие, помогая забыть об отсутствии желаемого. — Завтра Вам вновь предстоит вести тернистый путь дня важных дел. Остаться ли мне с Вами или ступать к себе?.. — несмелым, осторожным касанием она дотронулась бархатистой кожей рук до белоснежных перчаток мужа. Конечно же, императрица догадывалась о кардинальной перемене в мире Эвена, занимавшего самое высокое положение в Европе… нет, во всём свете. «Его не оставляют в покое ни на минуту: все эти бесконечные бумаги, войны, а затем и торжества в честь победы», — пытаясь обнажить стан тайны, в размышлениях утопала супруга повелителя, страдавшего смертельной болезнью власти. На протяжении всех лет воцарения на троне лишь только власть стремительно превращала его в бездушного деспота, падавшего в поражении пред хрупкой моралью. Он истекал кровью нравственности, даже не обращая внимания на глубокие раны. — Я крайне устал — и жажду остаться лишь в ночных объятиях тьмы, — император поднялся с предмета мебели и направился к дверям, как бы ненавязчиво выпроваживая задержавшуюся в его роскошных покоях жену. По-вашему, женщины — глупые существа, видящие в каждом проявлении грустной эмоции какую-то скандальную трагедию. Но ведь у Вас и вправду случилась драма борьбы душевной и разумной. Или же я лгу читателям, Ваше Величество? — Но, быть может… — надежда разгладила все несовершенства облика супруги. Тщетно. В ответ лишь усиленное нетерпение исказило правителя. Пришлось повиноваться, дабы избежать немилости мужа. — Как Вам будет угодно. Доброй ночи, — и не дававшая покоя своей навязчивостью жена, нырнув в глубоком реверансе, наконец исчезла. О да, эта блаженная тишина одиночества всё-таки наступила. «…Вы так и с супругой поступаете, — Эвен, прикрыв в блаженстве веки, в тысячный раз воссоздавал эпизод их свидания с Исаком и всегда находил какую-то новую, незамеченную доселе деталь, возбуждавшую его огненное любопытство, — если она не выполняет Ваши приказы?» «Да, юный и наивный император, я всегда получаю всех, кого захочу, и всё, что мне вздумается. Для меня любая преграда внезапно станет распахнутыми вратами достижения цели — лишь только щёлкну пальцами, и весь мир покорно и безоговорочно упадёт мне в ноги», — но если бы Завоеватель ответил подобной репликой, то сценарий спектакля в сей же миг слетел бы с рельс заданного сюжета: «режиссёр» не увидел бы это бросающее его в пламя успеха выражение лица Исака, сверкавшее кристаллом детского стремления походить на отважного главного героя любимой сказочной истории. «И в чём же заключается Ваша стратегия?» — хрупкость молодого тела снова являлась в фантазии повелителя, грезившего вычерчивать узоры на выпирающих драгоценным ожерельем ключицах, пробовать на вкус прекрасную гладкую кожу, вдыхать её аромат, навеки запирая в камере памяти идеальные изгибы юноши. Солнечные лучи кудрей, таинственный свет искристых глаз; напряжённые мыслительным процессом челюсти, придающие весеннему отрочеству подобие взрослого вида; пытающиеся выбраться из-под молочного покрывала кожи струны рёбер, тонкие, жилистые запястья — строчки из «дневника» мечтаний Эвена, словно написанные красными чернилами в его не политическом, но обычном повседневном плане. Вот они — истинные слабости правителя. Был он изнурён вовсе не фальшью праздничных встреч и балов — душевные силы иссякали от невозможности вернуться к «юному и наивному» Исаку, лишь просто ощущать его присутствие. И вот, когда вселенная награждала монарха добром уединения со своими грязными, низкими прокрутками физической близости с другим императором, Эвен черпал новые потоки гармонии, отдаваясь полностью во власть придуманных им иллюзий. «Да… касайтесь меня во всех местах, горящих желанием, но будьте осторожны, Исак: одно неверное движение — и я заберу свою роль властителя обратно, оставив Вас без славы и почестей, кои сопровождают главного актёра, — рука незамедлительно стремилась к поднимавшемуся органу, головка которого уже начинала высвобождаться из плена крайней плоти. — Вот так, да… — подушечки пальцев то задерживались на вершине основания, то кольцом спускались вниз; бёдра раздвигались так, словно Эвен поддавался навстречу любовнику, готовясь к принятию инородного тела. — Отчего же Вы медлите, мой юный император?.. Станьте со мной одним целым, — и другой монарх будто бы вошёл в него — правитель тонул в шёлке постельного белья, дотрагиваясь до себя там, где должен был ласкать Исак, без единого упрёка стыда исполняя мелодию страстного царства Эроса. Несколько заветных движений — Эвен пытавшимся выбраться из заточения оков преступником извивался в полёте экстаза, извергая из себя фонтан тонкой струи белой жидкости. — Исак… — сладостный, но чертовски короткий оргазм быстро отпустил его, вернув в реальную действительность.» Как только связанные близостью отношений наконец распределили меж друг другом роли, кому какая достанется: покровителя или ручного зверька, — тут же возрастает риск слезливых страданий у подчинённого и приступы свирепой ярости у повелителя. Без этого никак не обойтись: вся сия прелесть объединения двух держав и состоит в сладострастно-удовлетворённом страдании… быть довольным своей ролью и исполнять её на высшем уровне, или же ненавидеть доставшегося героя на спектакль интриг и всё время терзаться и пытаться развязать узлы несправедливости. Не пора ли Вам обнажить стан правды лезвий, Ваше Превосходительство?1807
Приятные ноты оперы волшебной реки. Ветер был добр и мил, как никогда: воздушные порывы, приятной свежестью окутывавшие в пелену умиротворения, предвещали более радостные перемены. Золотая звезда утратила яркость сияния при первом появлении отряда туч — светило скрылось из вида, предоставив силам непогоды начать следующую композицию в концерте. Дождь — символ слёз, сожалений и потерь неприятелей. Да, несомненно, Эвен всем нетерпением жаждал усладить слух любимой мелодией печалей и поражений всей Европы. Первая капля приземлилась на его предплечье — часть чёрного мундира от сего соприкосновения сделалась ещё темнее. Как же приятно купаться в этом танце небесной воды, наслаждаясь непоколебимостью славы… Завоеватель войдёт в историю и не выцветет из неё мрачным пеплом ещё многие столетия. Сколько побед у него за спиной!.. А сколько жертв? Однако в тот момент все взлёты успехов казались такими мелкими и совершенно неважными: скоро он вновь встретится с тем самым императором, о котором так стремительно идёт молва по всей Европе. Существуют ли границы у неба? Эвен, по всей видимости, не сомневался в бесконечности вселенной, ибо никогда не позволял себе расслабиться ни на мгновение — неизведанные километры небесной стихии будут захвачены в плен всемогущего огня. Все атеисты при встрече с Завоевателем внезапно обретут веру — Господа Бога заменит им Эвен Первый. На двух противоположных берегах собрались войска, с волнительным восторгом наблюдавшие за первым актом спектакля важного мероприятия. Армия Эвена была более спокойной и уверенной, ведь виновник торжества, сам император, контролировал каждую мельчайшую деталь политического сценария. А вот солдаты и офицеры Исака в небесном благоговении изучали фигуру будущего союзника своего монарха. Хорош собой, хотя гораздо выше ростом их государя. Пряди карамельных волос скрывались за знаменитой треуголкой. Чёрный облегающий мундир был перевязан кровавой лентой Почётного легиона. Он — восставший из пепла герой античности, доказывающий превращение из невозможного в возможное. Новый Александр Македонский… или же Юлий Цезарь. От созерцания его прекрасным станом захватывало дух. Как же в их стране Великого Эвена могли называть чудовищем, узурпатором и Антихристом, если весь его внешний облик сообщал о благих намерениях заключения столь необходимого и благоприятного союза между двумя повелителями мира? Ровно в час дня раздался выстрел пушек. Правители одновременно отчалили от берега. Эвен намеренно стремился приплыть к театру дипломатических действий первым — его матросы в роскошно-узорчатых голубых куртках гребли с удвоенной силой, исполняя приказ своего повелителя. В лодке Исака гребли рыбаки, бедно одетые в желтоватые куртки и шаровары. Первым ступил на плот, покрытый красной материей ковра, Завоеватель. Вот уже собирались дипломаты с неведомым количеством бумаг и талантливые художники, принимавшие участие в гонке лучшего изображения важного события. Песнь дождя с каждой долей минуты уменьшала свою громкость, давая одежде императора обрести прежние оттенки. Сердце… разве оно могло быть у жестокого и беспощадного тирана? Но все же что-то отчаянно пыталось диким зверем вырваться из неволи, отдаваясь громким, глухим стуком. На противоположном берегу показалась хрупкая фигура. Лодочники и первые люди государства тут же заняли свои позиции. Исак ступал на деревянную поверхность лодки, держась за палки приподнятого, специально созданного для него места. Эвен поправил свою треугольную высокую шляпу, пушистые перья которой развивал приятный бриз. Беспечная и, как всегда, идеальная улыбка вдруг вырисовывалась на губах, в дуэте с внимательно-пронзительным взглядом преображая в ещё более прекрасное лицо. Он застыл в удивлении: как же переменился Исак за два года… — А вот и сам государь во всём своём великолепии. Правитель, только-только освободившийся от оков военных проигрышей, пытается держаться достойно, как это и должно быть свойственно его персоне. Не правда ли, бесподобное зрелище? — самодовольно прошептал один из любимчиков Эвена. — Исключительно… Куда исчезла та прозрачная непорочность, та кристальная невинность, та алмазная целомудренность? Больше не было детского азарта в глазах — он исчез, оставив на своём месте умение держать себя в строгих рамках контроля. Наивная эмоция восторга превратилась во взрослое и здравое осознание происходящего. Края рта не обнажали ряды зубов — лишь растягивались в почтительно-фальшивом отношении к другому императору. Непослушные кудри, вопреки новшествам моды, не были припудрены. Зачёсанные назад светлые пряди чёлки теперь не скрывали фарфоровый лоб, и Эвен нашёл иной серьёзный взгляд, окаймлённый прямыми бровями. От наивности не осталось и следа: острые скулы кинжалом пронзили милую пухлость щёк. Небесная Андреевская лента перекрывала центральную часть Преображенского мундира. Тонкая шпага, перевязанная шарфом вокруг талии, верным хранителем покоилась на бедре Исака. Панталонные лосины — цвета морской волны, как и у виновника сего мероприятия. Чёрные зеркальные ботфорты элегантно облегали стройные икры. Дрожь леденила кровь холодом, расстилавшимся королевским шлейфом монарха. Хотелось разорвать невидимую ткань притворства на мелкие куски и обнажить горячую симпатию, что жила когда-то в Исаке. Именно в оную цель Эвен и собирался попасть своей стрелой. — Как жаль, что Исак не женщина, иначе Вы могли бы сделать его своей любовницей… или даже фавориткой, — советник точно так же, как и Эвен, неотрывно наблюдал за приближающимся силуэтом монарха, оценивая его, словно очередную девицу из публичного дома. — Быть может, так даже и лучше, что он не женщина, — хищник оскалился в преддверии первой маленькой победы. — Я абсолютно точно так же, как и Вы, всею душой презираю наших общих врагов, — произнёс Исак, доплыв до плота. Эвен приблизился к лодке и протянул навстречу будущему «союзнику» спрятанную в белоснежную материю перчаток ладонь, тут же схваченную в вежливом принятии помощи. Вот пришёл час очередной необходимости надеть маску пылающей уверенности: — Что ж, в таком случае на нашем договорном пути не возникнет никаких преград. Считайте, мы уже союзники. Исак протягивал ладонь, спрятанную в белоснежную материю перчаток. Однако произошло то, чего он никак не ожидал: Эвен заключил его в крепкие дружеские объятья. Жар тепла его тела проникал под слой одежды, вычёркивая строки продуманного до мельчайших деталей сценария. Значит, придётся импровизировать, раз все возможные выдумки оказались бесполезными. С Эвеном никогда нельзя быть уверенным в последовательности его речей и сопровождающих действий. Нужно создавать план стратегии прямо на месте, во время свидания, и внимательно наблюдать за поведением непредсказуемого Завоевателя. Исак был вовсе не против нейтральным спокойствием покоряться другому правителю. В ответ на внезапное сближение он слегка коснулся ладонями крыльев лопаток будущего «союзника», изобретя подходящее случаю выражение лицевых мышц. Что ж, коль Его Императорское Величие желает по-настоящему перейти на высшую ступень дружбы, то Исак отнюдь не станет сопротивляться. Но это вовсе не отменяло чрезвычайной осторожности и готовности к неизвестному. Он всего лишь подпишет мир — лучшие дипломаты страны помогут ему добиться наивыгоднейших условий для нынешней коалиции. Немного наклонившись вниз так, чтобы Исак смог дотянуться до него и положить свою руку на плечо, Эвен вместе с «приятелем», придерживавшим ворот шляпы, начал позировать первому художнику, принявшемуся набрасывать эскиз будущей ценной исторической реликвии, подбирая те же яркие краски, кои создавались в тот миг бликами солнца. — Что ж, предлагаю не медлить и как можно скорее перейти непосредственно к самому важному делу, — ослепив всех своей великолепной маской очаровательности, Завоеватель жестом пригласил юного императора зайти в небольшое помещение, напоминавшее постройку в стиле классицизма. Внутри сооружение оказалось таким же помпезным и роскошным, что и снаружи: небольшое окно в комплекте с бархатными длинными шторами, отделанными пушистой бахромой, сказочно вписывалось в интерьер нежных тонов и неповторимых сочетаний сдержанных композиций. Рядом с источником света находился белый стол, на узорчатой скатерти которого располагались различные яства: голландский сыр, экзотические фрукты, кондитерские изделия. И конечно же, самое лучшее — французское вино, выбранное лично самим Эвеном. Преступив порог комнаты, Исак взглядом приказал следовать за ним опоре своего совета. Игла недовольства кольнула его «приятеля» — сдержав пред иностранными дипломатами яростные порывы, он изогнул дугой левую бровь, словно говоря: «Подите прочь, безмозглые болваны!» — Исак, не сочтите за грубость, однако мне думалось, будто мы сможем прийти к компромиссному мнению без посторонней помощи. Или же Вы боитесь оставаться со мной наедине? — Завоеватель пытался выдавить из себя подобие остроумной шутки, и попытка удалась: раскатившись заливным смехом, посторонние всё же покинули комнату. Виновник мероприятия захлопнул дверь. И оскалился хищной сущностью дикого зверя в первой маленькой победе. Он подошёл к переполненному обилием посторонних и отвлекающих от политического процесса столу и положил свою шляпу на край поверхности, вальяжно устроившись в бардовом кресле с извилистыми ручками, характерном для античной эпохи. Точно такой же предмет мебели был и подле другого императора с противоположной стороны — Исак присел, приняв более скромное положение тела. Все наконец заняли свои места. — Вы когда-нибудь пробовали вино с лучшего винодельческого региона Франции — Бордо? — руки Эвена потянулись к стеклянному сосуду, до отказа заполненному прелестным напитком. Подставив под горло бутыли прозрачные бокалы, император стал плавной струящейся линией переносить вино в пространство хрустально-королевской посуды. Покончив с разливом, он поставил теперь уже алый бокал перед своим дипломатическим союзником, следившим за мельчайшими деталями происходившей сцены. Эвен длинными изящными пальцами обхватил основание хрусталя и преподнёс его к бледно-сухим губам, раскрывавшимся в предвкушении опьяняющей сладости. Как будоражит вкус грядущей победы сражения… Исак всё наблюдал за своим «приятелем», словно никак не реагируя на собеседника. Лишь нетерпение его ледяного безразличия повышало температуру внутреннего градуса Завоевателя, жаждавшего исполнения всех своих фантазий. — Отчего же Вы не пьёте? Неужто подозреваете меня в стремлении отправить Вас в зеркальную вселенную иного бытия таким банальным способом? — инициатор торжества осушил парой тянувшихся глотков половину бокала, скрестив ноги и покорно приняв эмоцию неподдельного любопытства. Тщетно. Его «союзник», как и прежде, оставался в железной броне нейтрального ожидания. Тогда Эвен резко поднялся и тут же направился к не поддававшемуся монарху с целью беспроигрышного контрнаступления. Побочный эффект волшебного нектара давал о себе знать, отдаваясь излишней открытостью истинных намерений. Ладонью опираясь о бедро Исака, Завоеватель наклонялся к нему, рассекая расстояние манящей близостью. — Я всё ещё жив, — лицо опытного правителя буквально оказалось в нескольких жалких миллиметрах от чужого. Уста от соприкосновения с вином окрасились в малиновый цвет. Оставшаяся капля жидкости медленно стекала с вершины припухлости нижней губы. Победа или поражение?.. Другого правителя озарила та самая неловкость, что сопровождала его при их первой физической и душевной близости. Противостоять плоду соблазна Исак не сумел — в беспомощном томлении он хотел прикоснуться к губам Эвена и… Свершилась сладострастная победа — Завоеватель мигом отстранился от будущего «союзника», змеиным языком избавившись от остатков вина и в похотливом коварстве прикрыв веки. — Так верьте же мне, мой император. Да, всё случилось по его сценарию — иначе быть и не могло. —…Вы так и с супругой поступаете, если она не выполняет Ваши приказы? — изображая всё то же непорочное любопытство с некой долей удивления, Исак с жадностью следил за стремительной сменой нарядов мыслей собеседника, отражавшихся в спокойной игре его лицевых мышц, пытаясь сорвать мешавшую ткань и разглядеть правдивый облик приятеля. Была ли у Эвена хоть одна слабость? Наверное, нет. — Да, мой юный друг, к женщине, как и к любому сильному противнику, требуется особое продумывание и исполнение тактики для выигрыша. Ведь здравый смысл в женских мыслях в большинстве своём отсутствует: они жаждут жить в мире сказочных грёз, где будет цвести лишь гармония счастья. В их вселенной нет места интеллекту войны. А она как раз и способна устранить хаос и расставить всех людей по своим местам. Однако Вы к этому выводу придёте не сразу… «Как война может предотвратить беспорядок, если она сама и является беспорядком?» — хотелось напрямую задать этот вопрос… — Возможно, Вы по-своему правы, — с пылкой натурой спорить бесполезно. Во всяком случае это не входило в интересы Исака, — однако насчёт женщин Вы всё же крайностью ошибаетесь… — А что вы знаете об этих загадочных существах? — они встретились глазами, и Исак на миг замер в немой пронзительности. Голубые глаза как океан — избитое, банальное сравнение. Тем более, что ему радужка «союзника» вовсе не напоминала вальс непокорных волн — скорее смертельные шипы острых ледников, вид на которые открывал зрачок, сужавшийся от дождя солнечных лучей. — Довольно продолжительное время я наблюдаю за своей супругой… — О, так у Вас уже есть императрица? В столь юные годы? — Эвен засмеялся, обнажив ровные ряды зубов, в уголках его глаз появились мелкие паутины морщинок. — Признаться, не предполагал, что у вас имеется любовный опыт. Неловкий стыд окутал неопытного правителя: — Она — мой самый верный друг… — Неужели? — мотив песни Завоевателя продолжал пытать Исака, и, дабы избавиться от мучений, он решил вернуться к начальной теме беседы: — В прошлом письме Вы писали мне об очередном своём участии в бою против европейской державы. Кого же Вы изволили выбрать на сей раз в качестве соперника? — По причине отсутствия компромиссов в разрешении нашего конфликта мне приходится развязать узел военных действий и продолжить эту кровопролитную и, к сожалению, неизбежную верёвку битвы против австрийского государства. Австрия. Союзник государства юного правителя. Значит, на долю императорского выбора должен выпасть жребий: либо с честью выступать за союзника и стать «предателем» для своего друга, либо с трусостью проигнорировать чужие проблемы, но зато продолжать поддерживать хорошие связи с первым повелителем мира. И если Исак ошибётся с выбором — совесть сожрёт его сознание полностью, не оставив ни единого куска кристального разума. Таких людей, как он, до конца жизни яростно преследуют сомнения, заставляющие испытывать постоянную вину за содеянную ошибку. Явное лидерство Эвена, оскал его ухмылки — словно глубокое ранение ножом, вытекавшее кровью неблагоприятной обязанности решения. — Жаль… Война — это всегда так ужасно и мерзко. Однако без неё порой никак не поделить владения. Я бы тоже поступил так, окажись на Вашем месте, — Эвен, еле сдерживавший вырывавшиеся наружу порывы самодовольства, лишь очаровательно-лучезарной улыбкой одарил Исака, как бы пытаясь казаться скромнее и… — А вы уже придумали военную стратегию для своих войск? — и снова то же движение лицевых мышц Завоевателя, отражавшее проявление светлой радости и некоего смущения за скрытое восхваление. Ведь он прекрасно осознавал: Исак — человек не военный, и все его вопросы иногда казались странными и даже доводили до искривления губ в усмешке опытного правителя. — Безусловно, вместе с лучшими умами нашей армии мы разработали план распределения основных сил и запасных батарей на случай необходимости в дополнительной подмоге. Система тактик ждёт своей реализации. Все боеприпасы в рабочем состоянии. Мы можем начинать войну хоть сегодня. — Сегодня… — нет, ни главнокомандующий армией (которого так недолюбливал Исак за медлительность и неумение вливаться в новое течение времени), ни солдаты явно не смогли бы за один день подготовиться к войне со столь сильным противником, несмотря на наличие многочисленной армии союзника, — не слишком ли рано? Я думаю, гораздо лучше будет подождать хотя бы до завтрашнего дня. — О, мой юный император, Вы так наивно ошибаетесь, — Эвен нежно прикоснулся к руке императора и обжёг его пепельным дыханием в область шеи. Наклон корпуса всего лишь на несколько сантиметров — и они уже стали находится в неприличной, непозволительной близости тел. Да, вполне возможно было утверждать, что опытный монарх в тот момент перешёл границу двух государств и перестал играть по правилам. Но он был больше не в игре. По крайней мере не в той, что задумывалась изначально: намерения изменились вместе с противоборствующими сторонами его душевного мира. — Чем раньше, тем лучше — чего же ждать? Ах да, Вы совершенно ничего не знаете о том, как правильно наносить критический урон сопернику. Хотите, я Вам раскрою тактики моей стратегии? — предложение слишком сильно искушало сознание Исака. Да что же это? Неужели сам Эвен раскроет ему секрет своих политических и военных побед? А если он попросит что-нибудь взамен? Нет, во всём этом несомненно должно было присутствовать подлое коварство… Щёки юного императора тут же разлились румянцем смущения от крайне короткого расстояния между ними. Кто он? Ангел-спаситель или дьявол-искуситель? — И в чём же они заключаются? В точных математических подсчётах? — Завоеватель словно так и манил своего друга, заставляя следовать за ним хоть на самую дальнюю часть света. Исак не знал, можно ли верить «приятелю», но что-то подсказывало ему, будто не просто нужно, а даже жизненно необходимо. Блеск в глазах — очередной выигрыш — первый ход игры: — Итак, для создания мира с другой державой нужно подкупить будущего «союзника» любыми доступными средствами, — Эвен соблазнительно-дьявольским шёпотом поманил к себе Исака, коварным взглядом взяв в плен всё сосредоточенное на своём атлетично-стройном силуэте внимание юного императора. Исак отчаянно пытался сопротивляться указаниям иноземца — однако всякий раз все действия оказывались тщетными. Он также продолжал подчиняться всем игровым планам Завоевателя. Для Эвена — очередная забава, удобрявшая его почву самолюбия и тщеславия. Для Исака — тайна, будто бабочкой порхавшая совсем рядом: вот ещё чуть-чуть, и можно будет поймать её и разглядеть все узоры на крыльях. Эвен резко притянул к себе юношу, опустив его хрупкое тело на ближайшую мягкую поверхность предмета мебели, в сей же миг оказавшись на его коленях. Огонь уверенности в радужках глаз, обжигающий каждый миллиметр кожи шёпот, пожар пылающих откровений — всё в Завоевателе так и горело диким пламенем. Ясное дело: от огненной стихии нужно бежать. Но неопытный монарх был загнан в тупик его близости: лицом к лицу к смертельному природному бедствию — кто одержит победу в качестве сохранения бесценной жизни? Опытный правитель стал двигаться плавно и осторожно, точно кошка, выслеживающая добычу. Их тела всё продолжали сближаться до тех пор, пока Исак наконец не потерял контроль над осознанием действительности и пока Завоеватель не почувствовал, что первая тактика оправдала все ожидания. Руки Эвена незатейливо и как бы по обычному сценарию начали расстёгивать величественный тёмно-синий мундир юного императора. Сохранялось всё то же выражение уверенности и некой обыденности на чётких очертаниях лица инициатора свидания. — Ежели его не устроят условия мирного договора, то не стоит сразу спешить объявлять войну, — они теперь были одеты лишь в лосины — Эвен пристально наблюдал за реакцией Исака, чьё лицо с каждым сближением тел приобретало более живой, красный оттенок, кричавший о желании поскорее избавиться от свинцовой тягучей тяжести в низу живота. И когда между ними не осталось ни единого миллиметра, сладкие стоны стали наполнять забвением маленькое помещение. Юный император умирал в пытке нетерпения сгореть заживо в лесном пожаре чужой страсти. Не дававший покоя орган давно уже налился кровью, пытавшись выбраться из тюрьмы обтягивающей одежды. Увеличивая площадь смертельного огня, Эвен сам в блаженной улыбке еле сдерживал себя, дабы не выдать истинные намерения «приятелю». — Попробуйте подчиниться его условиям, но так, чтобы реальная высота контроля и власти оказалась у Вас. Избавившись от преграды белья, Завоеватель неспешно насаживался на длинный член, пытаясь растянуть себя наименее болезненным способом. Его пальцы копировали линии белоснежных ключиц Исака в то время, как загорелое лицо искажалось неприятными ощущениями вторжения инородного органа. Как и на войне, в политике требуются жертвы в качестве исполнения невыгодных для себя, но продуктивных для «союзника» условий с целью внушить доверие нужному государству. Эвену не впервые приходилось покоряться — он наперёд знал: впоследствии его будут ждать верные спутники. Власть и авторитет. — Глядите: Вы будто владеете мною, но на самом же деле это я властвую над Вами, — временно подчинённый непредсказуемой морской волной то поднимался, то вновь опускался, пока что лишь пытаясь собрать остатки выгоды для себя: давно сочившаяся каплями белёсой смазки головка чужого члена задевала его заветную точку. Юный император запоминал абсолютно каждую слетевшую с алых уст «приятеля» фразу. Извилисто-змеиные полёты и падения доводили до безумия… Наконец была достигнута и душевная, и физическая гармония обоих правителей: и разум, и тело вспыхивали экстазом достижения разрядки. Эвен сжимал мышцы ануса вокруг жерла плоти, доставляя ещё большее удовольствие Исаку и ощущая внутри себя брызги вулканической жидкости спермы. Первая тактика кажется донельзя простой, не правда ли? Однако неопытный монарх вовсе не представлял, каким образом можно было бы применить оный способ в случае своего выбора. Стоило ли ему заблистать сиянием надежды для Эвена? Или же молча ножом в спину нанести тяжёлый удар вместе с Австрией? Кстати… участники коалиции не обязывались защищать друг друга, помогая в бою против варварского агрессора. Исак приоткрыл створки губ, издав оргазменный стон удовлетворённости. Но так лишь ошибочно подумал Завоеватель, обманутый спокойными тонами прекрасного пейзажа лица. Эвен сжал края рта в очередной готовности исполнения коварства: — Вот теперь, когда «союзник» уверен в Вашей преданности, Вы резко меняете все позиции и берёте долгожданную высоту, — он раскрывал вторую тактику плана стратегии, заставляя Исака с животной похотью брать в рот фаланги пальцев Завоевателя, смакуя каждые в отдельности, обильно покрывая все участки кожи слюнной жидкостью. Виновник мероприятия получал гораздо больше сладострастного удовольствия при виде сей картины превращения невинности в податливость, чем при вне телесном путешествии оргазма. «Власть превыше потребностей глупого тела», — таков был его принцип на протяжении долгих лет. И он действительно при нужном случае готов был стать кем угодно. Даже простым, беспомощным, ничтожным рабом. Ртуть желания вновь начала стремиться к наивысшей отметке градусника, отражаясь физическим признаком, от плена которого невозможно было сбежать. Как ни пытался контролировать себя Эвен, всё-таки держать маску неиссякаемой уверенности побеждающего ему становилось с каждой долей секунды всё труднее и труднее, в особенности при взгляде на содрогания юного тела в предвкушении достижения разрядки. Он входил в Исака уже на три фаланги. Слюнная жидкость и пик возбуждения способствовали лёгкому проникновению. Завоеватель дразнил его, то касаясь комка нервов подушечками пальцев, то намеренно игнорируя оную точку. Мышцы Эвена были напряжены — дикое желание избавиться от сильного накала в пробудившемся после недолгого сна органе яростно продолжало застилать пеленой все исполнения плана. Император ногтями впился в нежную кожу бёдер «проигравшего» и, приблизив его тело к себе, сжав ягодицы, резко вошёл в него во всю длину, постепенно наращивая темп и — самое главное — наблюдая за сладким десертом реакции юноши на грубое проникновение. Да, он увидел именно то, что и хотел: смесь горячего стыда и блаженного подчинения. — Враг под Вами, но он этого даже не замечает, будучи соблазнённым непоколебимостью Вашего верного «союза», — слова Победителя отдалённым шумом морского прибоя долетали до слуха Исака, медленно туша масштабный пожар страсти. Толчки становились более частыми и быстрыми благодаря стараниям Завоевателя и податливости юного правителя. Теперь иноземцу оставалось воспользоваться ситуацией и позволить своему телу получить заветное освобождение на волю оргазма. — И наконец… — Исак создавал новую симфонию стонов, погружаясь в идеальную атмосферу неизвестного ему произведения Эвена, доводившего юношу до состояния беспомощности. Кульминация долгожданной разрядки подходила к концу. Станет ли «режиссёр» доводить спектакль до развязки действия, подводя весь сюжет к завершению, или же оставит всё на прежних позициях, чтобы зрители смогли додумать конец самостоятельно? —…Вы сможете объявить войну своему самому заклятому врагу, посадив его в клетку растерянности — так, мой юный император, играют в великую игру под названием «Война». Скажите: я же лучше Вашей супруги?.. — интимный шёпот пронзительной пулей разбил стекло тишины, чьи осколки попали в самое сердце неопытного в политических и военных делах правителя. Атмосфера душевной вселенной Эвена продолжала претерпевать аномальную жару, пытая своего хозяина велениями пламенных чувств. Каждый человек — это отдельное государство со своими особенностями существования. И в любой стране имеются уникальные критерии: форма территориального устройства, политический режим и самое важное — форма правления. Когда личность заражается болезнью души, как правило, сразу же вспыхивает недовольство среди «населения», требующего кардинальных изменений переворотом насилия. Интеллект в мире Завоевателя на протяжении долгих лет занимал трон власти — теперь сердце вновь вступит в борьбу за долгожданный триумф реванша над твёрдым рассудком. К сожалению, «жертв» никак не удастся избежать… В ход вступила третья тактика. — В мире господствуют лишь два человека: я и Вы. Но одному из нас власть досталась несправедливо… Я — сын революции. Я — новая белоснежная страница в истории моего государства. Я — завоеватель, тернистой тропой поднявший на самую высокую ступень своё новое государство. Знаете ли Вы, чего мне это стоило? Неужели Вам мало просторов Вашей империи? — Эвен вновь приблизился к Исаку, в изнеможённом выражении бессилия убрав со лба карамель шелковистых прядей. Неужели юный монарх не мог отгадать настроения своего «приятеля»? — Польша останется под моим протекторатом, и отныне она будет называться Великое Варшавское герцогство, — лихорадочно хватаясь за шею юноши, инициатор встречи принимал удобную позицию возвышения. Но это ли возвышение? Оказавшись на коленях другого императора, Эвен стал тереться о его плоть, томясь жалобной надеждой заветного подчинения. Ежели Исак не смилуется над ним и не выполнит его нижайший каприз, то Завоеватель угаснет несчастным призраком. — Польша — должна стать частью моей страны, и Вы это знаете, как никто другой. — Нет, мой император, — искра надежды исчезла — Исак отстранил его. Пожар смертельного разочарования вдруг поглотил центральную часть грудной клетки, где располагается сияние души. Эвен ныл от безысходности: — Как же Вы слепы! Неужели Вы не видите!.. Нет! Вы всё прекрасно видите — просто не хотите замечать этого! Я горю… жажду… — Чего Вы жаждете? Скрыв позор кровавого стыда, «союзник» Исака падшим бойцом подошёл к позолоченной раме спинки кресла: — Впрочем, не стоит Вашего внимания… — он маленькими порциями вдыхал воздух, пытаясь усмирить своё возбуждённое тело. Впервые за годы правления императорская прихоть не спешила мигом исполняться. Неведомое, жалкое, ничтожное изнеможение всего существа. Вот и первое поражение вечного победителя. Внезапно белоснежные пальцы начали ласкать упругие ягодицы, с жадностью поддававшиеся прикосновениям, останавливаясь на анальном проходе, расширявшимся в податливой расслабленности. Эвен, словно юная девственница, никогда доселе не ведавшая о прекрасном разливе сладчайших покалываний интимного пребывания, стонал от преподнесения самого лучшего подарка. О да, ведь с того самого момента их первой встречи он бессонными ночами грезил об этих незатейливых прикосновениях великолепных рук. Пускай и не сразу, но всё же давнее желание обрело поэтапное свойство исполнения. Конечно же, мир не мог быть жесток по отношению к победителю настолько, чтобы и та мечта не смогла бы сбыться. Рыдавшему слезами детской беззащитности, мальчику преподнесли на серебряном блюдечке шоколадную конфету разврата. Нет, вселенная неизменна: фантазии «сильных мира сего» всегда становятся действительностью. В блаженно-страстном порыве томления Завоеватель облокотился о предмет мебели, воспроизведя целую театральную постановку со звучанием прерывистых песен стонов и пошлых, извилистых танцев. Член, заточённый стальной цепью боли, налился кровью в преддверии достижения грядущего покоя; смазка обильно сочилась из головки, растекаясь дождевыми линиями по всему органу. Грязный, грязный Эвен… Сам Исак не стал снимать перчаток: он не намеревался уподобляться ничтожеству и пачкать себя белёсой жидкостью. Возбуждённой плотью дотрагиваясь до мускулистой спины, юный император удовлетворял прихоть громкого повелителя, ладонью поднимаясь по широкому основанию его члена, подушечкой большого пальца задерживаясь на самой вершине. Панталонная ткань перчаток безнадёжно испортилась брызгами спермы. — Ах, Исак!.. — пронзительный крик заполнил комнату — Эвен стал гореть ещё сильнее, распространяя масштаб своего пламени на территорию другого государства. Эта конфета была быстро съедена — Завоеватель даже не запомнил её вкуса. Часто случается такое с избалованными детьми: получая все блага и радости бытия волшебной страны, они быстро забывают про роскошные подарки и озадачивают себя получением всё новых и новых богатств. Мальчику хотелось гораздо большего — целого моря подобных сладостей. Ноги подкашивались в судорогах пережитого оргазма. Пожар души никак не утихал. Корпус тела покорно наклонился вперёд так, чтобы Исаку было удобнее занимать главную позицию. Однако неопытный монарх, схватив Завоевателя за бёдра и повернув лицом, в ответ на пошлый изгиб толкнул капризного ребёнка в кресло, немного сдвинув предмет мебели. Размазывая по расширенному проходу оставшуюся на перчатках смазку, он входил тремя фалангами в горящего Эвена, продолжая растягивать мышцы ануса. И затем, заменив перста на свою длинную плоть, обнажённую диким стремлением унять ноющую тяжесть, резко, до упора вошёл в готовое к предстоящему полёту тело. Вдруг они сливались воедино (Исак, склонившись над победителем, по-прежнему держа высоту властителя, жадно вбивался в широкое отверстие, задевая комок нервов), а потом вновь разъединялись (немой возглас нетерпения Эвена при внезапной потере ощущения чужого органа). Мальчик охотно принимал преподносимую порцию кондитерских изделий, стараясь приподнимать бёдра и сжиматься так, чтобы спаситель тоже остался доволен путешествием физической близости. В потере восприятия реальности, в непонимании куда себя деть он опускался всё ниже и ниже, пытаясь безрезультатно вцепиться ногтями в извилистые позолоченные рамы. От быстрых толчков брюшные мышцы были крайне напряжены — Исаку рисовался возбуждающий пейзаж беспомощности «союзника». Рука касалась дрожавшего члена — темп толчков с каждым разом ускорялся, доводя обоих до искажения прекрасных лиц румяным бессилием. Эвен словно проваливался во тьму — в глубины подземного царства, куда не проникало ни единого луча исцеляющего света разума. Чувства предали его, оставив на съедение всепоглощающему оргазму, пронизывающему насквозь своими копьями удовольствия, которое так не хотелось отпускать. Он наконец оказался в пещере ада, извергнув из себя дьявольские потоки спермы. Проход анальных мышц сокращался, принимая в себя белёсые струи достигшего разрядки юного императора — жидкости перемешались во вне телесном экстазе. — Исак… — хриплый выдох возвращения в далёкую от идеала действительность усладил слух застёгивавшего мундир Победителя. А проигравший не мог поверить в случившееся: «Нет, нет…» Но разгорячённая плоть требовала ещё и ещё.***
Послышалась череда мелких стуков в дверь. Исак привстал с кресла, лучезарной улыбкой создав блеск в глазах: — Войдите. — Государь, Вы уже закончили?.. — растерянно осведомился один из князей, разрушив атмосферу тишины, царившую доселе в комнате. Он стал рассматривать картину: радостный Исак принимал подаваемые бумаги, кладя всю канцелярию на край стола, — виновника встречи было не узнать. Тот самый Великий Завоеватель Европы в подавленности своего состояния снял оригинальную маскарадную маску, скрывающую его настоящий облик. Никакой уверенности, никаких амбиций, никакого совершенства — он будто стал гораздо моложе и слабее. Простой мальчишка, толком не ведавший законов политики. Стеклянные глаза, полуопущенные веки, кривая линия рта — человек потерял себя в чёрной дыре разочарований. Усталое равнодушие — единственный предмет натюрморта его лица. Никогда бы Эвен не позволил себе забыть облачится в расшитый золотом власти наряд. Но теперь же вовсе не стеснялся собственной наготы даже в чьём-либо ином присутствии. Запер себя в клетке безопасного комфорта, чтобы уснуть спокойным забвением. Его «союзник» не даст себя посадить в его клетку… — Да, мы как раз пересекли финишную черту, — юный правитель будто искренне не замечал сломленного «приятеля». Он макнул гусиное перо в чернила и стал писать: — Значит, первый пункт: признание всех завоеваний Великого Эвена Первого, — завитки буквенных линий медленно превращались в слова — Исак не спешил нарочно. Вдруг Союзник внезапно передумает. — Второй пункт… Да, неопытный монарх отличался особым талантом к дипломатии — признаться себе в этом было нелегко. С другой стороны, сия его способность сыграла на руку, иначе не сбылась бы заветная мечта огня. Эвен, ни о чём не размышляя, но и в то же время думая о многом подряд, следил за действами друга по переписке, не упуская из виду соблюдение правильности формулировок договора. «Впрочем, пускай делает, что пожелает: мне уже всё равно…» Открытое окно давно впустило гостя в виде ветреного порыва, дабы охладить пылающую страсть Завоевателя. Он наконец поднялся и, пальцами зачесав липкие пряди назад, нашёл усилия присоединиться к решению: — А следующим пунктом станет факт моего покровительства над герцогством Варшавским, — он большими шагами стал измерять комнату. Прочитав в беспечно-светлой усмешке недопонимание юного императора, добавил: — Но, чтобы не печалиться не сбывшейся надеждой на новые территории, я дарую Вам Белостокскую область. — Годится. Однако есть ещё кое-что: мой друг, Вы позабыли про бедную и разгромленную Пруссию. — Ах да. В таком случае пусть старая Пруссия останется неприкосновенной. Лишь только обязуется присоединиться к континентальной блокаде, сократить армию до сорока тысяч человек и уплатить мне контрибуцию… в сто миллион франков. — Это всё? — тихонько вмешался князь, страшась резкости гнева со стороны победителя. Исак и Эвен подписали бумаги и отдали документы в доверенные руки. Нарушивший мир покоя двух императоров мужчина исчез. — Это весьма мило с Вашей позиции предоставить мне оные подарки, — юный государь хотел покинуть комнату. Но внезапно был развёрнут сильными руками. Эвен, нежно лаская область белоснежной шеи Исака, приник к нему в кипящем соприкосновении губ. Завоеватель не простил бы себе момент, когда возможность свершить поцелуй из плана «дневника» была б упущена. — До следующей встречи, мой император, — они вместе вышли навстречу прежнему потоку важных лиц. Обнимая союзника за талию, мастер блестящих перевоплощений надел привычную маску — на ничтожество не выявлялось ни намёка. Исака не поразила столь быстрая перемена настроений: он давно привык ко нраву своего Союзника. Напоследок, крепко обнявшись, они стали что-то нашёптывать друг другу, обмениваясь дружелюбной фальшью улыбок. — Прощайте. Юный государь и все люди его совета оказались в лодке и стали постепенно удаляться от плота в плавной игре слабых волн. Сердце… вновь не давало иллюзии покоя своей глухостью ударов. Эвен не сводил глаз с истинного победителя вплоть до полного исчезновения хрупкой фигуры за густой чащей сочной листвы деревьев. Инициатор свидания вернулся в комнату подписания мира. Он вновь сел на то же кресло, где и располагался минут десять назад. Начал вращать в руках шляпу, наивно не понимая, как мог поддаться дьяволу соблазна. Проигравший в яростной ненависти к себе был готов разорваться на части.