***
Стеклянные осколки, пятна крови на полу и стене и приглушенное звуком текущей воды рыдание в ванной. Ему хочется закончить это все прямо сейчас, но мелодия звонка на телефоне его останавливает. Он вытирает руку о сухую часть футболки и отвечает. — Бека? — в перерыве между рвотой и головокружением, Юрий поднес телефон к уху, но тут же закашлялся, стараясь подавить очередную попытку уже давно пустого желудка избавиться от желчи. — Юр, что с тобой? — голос на другом конце стал обеспокоенным, хотя минуту назад Отабек был решительно настроен на выбивание дури из головы Плисецкого. Юрий засмеялся от иронии. Он никому не нужен, но он нем продолжают заботиться. Так забавно. — Так, слушай. Я недалеко от твоего дома. Сможешь мне открыть? — Смогу, — легко согласился юноша, понимая, что ему слишком дерьмово, чтобы пререкаться или отказывать.***
— Заебали вы со своей сраной заботой! Ненавижу! Я не нуждаюсь в вашей жалости! — стоило Юрию немного оклематься под холодной водой и почувствовать, что блевать уже нечем, он начал возмущаться, — уебки, оставьте уже меня! — Слышь, феечка, ты бы спасибо сказал… или язык себе откуси. Только после благодарности, — Алтын направил струю ледяной воды прямо в лицо Плисецкому, от чего тот закашлялся и отвернулся. — Да ты ебанутый что ли?! Холодно! — Сам виноват, скотина! Нехер нажираться до состояния животного, блять! — настала очередь Отабека возмущаться и Потя поддержал его громким «мяу». Плисецкий заткнулся и сжал кулаки. Обидно и слишком прямо. — Ладно тебе дуться. Вставай давай. Однако Юрий был слишком пьян, даже для того, чтобы выпрямиться. Кое-как вытащив это бренное тельце из ванны, Алтын поежился от холода. Ну да, теперь и его одежда мокрая. Он посадил юношу на край стиральной машинки. — Руки вверх подними. Это то ты можешь? Кивок. И Плисецкий поднимает, ударяясь при этом о стену ладонью, но дело свое из упорства не бросает. Минуты через две общих усилий, избавить Юрия от холодной мокрой футболки удалось. С остальной одеждой было сложнее. Раздеваться самостоятельно Плисецкий не хотел совершенно, мол стесняется наготы. Ну, не хочет по-хорошему, значит будет по-плохому! Алтын быстро избавил от одежды вяло сопротивляющегося парня и закутал его в полотенце, словно в смирительную рубаху. А потом перекинул через плечо и отнес в комнату. — Вот в кого ты такой козел, а? — возмущалась гусеничка, а его тем временем скинули на кровать, вытерли насухо и укутали в одеяло, — жарко! — Терпи, казак, атаманом будешь! — рявкнул Алтын и лег рядом, тяжело выдохнув. Проснувшись посреди ночи в кровати с дикой головной болью и пересохшим горлом, Плисецкий был готов впиться в шею лежащего рядом парня и выпить его кровь, лишь бы хоть как-то утолить жажду. Еле-еле выпутавшись из одеяла он какое-то время шатался по комнате в поисках одежды, а потом в голове всплыли события дня и смело полез в шкаф. Чистый комплект домашних тряпок едва набрался, и то с разними носками и старой коротковатой футболкой. Погром на кухне блондина уже не удивил. Если тут Алтын, то Юрий вообще удивлен, что не додумался изрезать обои или залезть в антресоль. — Вода, вода, водица, — бормотал себе под нос горе алкоголик, набирая в стакан холодной воды. — Очухался? — в дверном проеме появилась немного помятая фигура Отабека. Теперь Юра точно был уверен, что выглядит просто ужасно, если перед ним человек, который не пил. — Да не рыпайся ты! — Больно! — А нехер было стены на прочность проверять! — Отабек сильно сжал запястье друга, чтобы обработать стертые в кровь костяшки. — Блять!***
- Уходишь? - из-за двери высунулась сонная мордашка Плисецкого и казах застыл как стоял. Уходить домой тут же расхотелось. Мало ли, что еще придумает это горюшко? Он ведь если напьется и в окно выброситься может. А десятый этаж это вам не шутки. Но было что-то еще. Абсолютно необоснованное желание просто быть рядом с русской феей и защищать, защищать, защищать! Спасать от фанаток, прикрывать от гнева Якова и просто быть рядом всегда, чтобы не случилось. Что не так уж и просто. Это сейчас Юра сонный и добрый, еще не до конца понимающий, что происходит, а вот стоит ему оклематься - сам за дверь выставит. Алтын тяжело вздохнул. - Я в магазин спущусь, у тебя есть нечего. Воздухом питаешься? - Йогурт купи. Клубничный. И возвращайся, пиццу закажем. - Хорошо. Проводив друга за дверь, Плисецкий пошел приводить себя в порядок. В кои то веки.***
- Юр... - Ась? - А ты где пиццу заказывал? - Э-э-э, на столе реклама лежала с номером и менюшкой, в душе не ебу где эта хрень находится, парень наполнил стакан нежно-розовой жидкостью и начал с удовольствием пить вкусняшку, не дожидаясь еды. Все равно в холодильнике еще четыре упаковки. - Бля, ощущение такое, что нам ее из Италии везут, вот серьезно! - Да не кипятись ты так, скоро доставят. - Я голодный как волк! Тебя хоть прям щас съем! - Бек, да потерпи! Юрий едва не подавился своим йогуртом, когда Алтын укусил его костлявое плечо. - Ты, блять, ебнулся?! - вместо обычного "ай" выдал Плисецкий, демонстрируя свой богатый словарный запас. - Жрать хочу. - Я понял! Наконец в дверь позвонили. - Курьер! - Отабек на крыльях счастья полетел к двери, не забыв прихватить с собой бумажник, а через две минуты появился на кухне с огромной коробкой в руках. - Ептить, мы это все съедим? - Съедим. - Ну, давай тогда фильм, что ли, посмотрим, а то скучно просто сидеть и жевать. - Давай. В сотый раз пересматривая какой-то из марвеловских фильмов, полулежа в кровати с пиццей на тарелке и с йогуртами в стаканах эти двое были счастливы. Им просто ничего больше не нужно было. И никто. - Юр? - Отабек почувствовал как на его плечо свалилась чужая голова и услышал сопение. Вот же соня... Алтын мягко улыбнулся, уложил Плисецкого на подушку, навел порядок на кровати и только потом лег рядом. Этим мальчишкой-хулиганом можно любоваться вечно. Он такой милый, когда спит зубами к стенке. Даже слишком милый. Почти как девчонка. И нравится он Отабеку... не как друг. Как может нравится какая-нибудь девушка. Это до безобразия смущало и выводило из колеи, но все же... Может стоит решить уже все для себя? Алтын аккуратно придвинулся к парню, навис над ним, нерешительно наклонился и застыл в нескольких миллиметрах от чужого рта. И что он сейчас делает?... К черту! Он прикоснулся к губам Плисецкого в едва заметном поцелуе и их сердца синхронно ускорились. Юрий любит притворяться, что спит.***
- Бека, блять, нежнее! - Прости-прости, я постараюсь аккуратнее, но не обещаю, что у меня получится... - Заткнись уже! Юрий ненавидит свои длинные волосы всем сердцем по многим причинам и расчесывание-одна из них. Даже сейчас, после стольких косметических штуковин для легкого расчесывания, вылитых на голову, Плисецкий чувствовал, как расческа путается в волосах, а Отабек, не замечая этого, дергает ее. Взбрела же ему в голову идея заплести Юре на ночь косичку. - Ебанутый ты. - Ага, другой бы с тобой не ужился, - ехидно отвечает Алтын. - 1:1, - с ухмылкой проговорил Плисецкий и шикнул. Опять этот пидр несчастный расческу дергает! - Слушай, дай я сам расчешусь, так быстрее будет! Ни о какой аккуратности, разумеется, речи не было, но когда сам себе причиняешь боль это не особо заметно. - Все. Плети. Юрию понадобилось пол часа для того, чтобы узнать, в чем была причина такого странного рвения Отабека. Он как придурок теребил кисточку косы, изредка начиная щекотать ей ее же обладателя. - Дай поспать, иначе я тебе мешать начну! - Ну попробуй. Плисецкий ухмыльнулся. Его ладонь скользнула по крепкому прессу казаха, который тут же напрягся от неожиданности и выронил из руки косу. То-то же. Но на этом останавливаться рано. Еще вся ночь впереди... А им как раз утром надо в аэропорт. Уже пол года прошло с тех пор, как Отабек "сознался" в своих чувствах и они с Плисецким начали встречаться. Юрий смог вернуться на лед, вновь обретя мотивацию, чем приятно удивил весь мир. "Фея из России снова в игре" - так они говорили. И сейчас, в перерыве между соревнованиями, ребята получили приглашение от Виктора на свадьбу. Кацудон ведь наконец взял золото.***
Снова вернувшись на лед, Плисецкий вновь боролся за первое место с тем же рвением, что и тогда на Гран-При, из всей публики замечая лишь одного парня, который наблюдает за выступлением с дьявольским спокойствием, будто бы уже зная, как все закончится.