dance me to the end of night

она кладет клиенту на глаза серебряные монеты, когда тот засыпает, она прячет в его карманах водяные лилии и ключи от своего жилья

Бывают дни, когда Крису Ардженту как никогда хочется курить. В церкви сегодня пусто — с самого утра ни души; впрочем, и без прихожан дело найдется. Окапывая поздние осенние розы, прочищая водосток от листьев и подкрашивая изгородь, Крис не может отделаться от смутного беспокойного чувства. «Лидия, — повторяет голос в его голове, — Лидия Мартин, вы ведь видели её, отец Арджент», Лидия — как будто это всё объясняет. Живи они лет двести назад, ответ был бы простым и очевидным: не в любви дело, а в одержимости, грязные сны и греховные мысли — дело рук ведьмы, а ворожеи, как известно, не оставляй в живых. Забывшись, Крис лезет в карман за сигаретами. Церковь святого Губерта, покровителя охотников — сквозь узкие окна по обеим сторонам от прохода виден лес; беленые стены, тяжелые скамейки темного дерева — из такого же вырезана фигура святого в нише, оружие в его руках и складки одежды мерцают тусклой позолотой. Косые солнечные лучи дробятся в стеклышках витражей, бледными цветными мазками рассыпаясь на вытертых плитах пола. Святой Губерт, ну надо же. «Помолись за меня, братишка, — ухмыляется Кейт, собираясь в очередную поездку. — С такими дружками, как ты и старина Губ, мне никто не страшен». За без малого год, проведенный здесь, Крис Арджент так и не разучился удивляться безмятежности этого места, ощущению покоя, неизменному, как запах ладана и тающего воска. Неизменному, но не сейчас. Язычки свечей колеблются, словно кто-то провел над ними невидимой ладонью; иначе ложатся тени. В привычные запахи смутно, едва уловимо вплетается другой — терпкий аромат жасмина, пьянящий, призрачный. Тишину нарушают лишь звуки его собственного дыхания, но Крис все-таки оглядывается — просто чтобы убедиться, что он тут по-прежнему один. На долю мгновения запах жасмина бьет в ноздри, становясь почти невыносимым — и исчезает; волоски на затылке мужчины поднимаются дыбом. Лидия Мартин сидит прямо за ним, через скамейку, сидит, чинно сложив на коленях руки, и губы её — сочные, как мякоть персика — подрагивают от едва сдерживаемого смеха. — Лидия? — Добрый вечер, отец Арджент. — Как ты… — «Откуда ты, черт возьми, взялась?», но это не тот вопрос, который может задать священник, тем более в церкви. — Что ты здесь делаешь? — О, то же, что и все! — Небрежно заправив за ухо прядь медно-рыжих волос, Лидия улыбается; сбросив туфли и развернувшись, она устраивается на широкой скамье с ногами — сбившаяся вверх юбка открывает их так высоко, что Крис невольно отводит взгляд. — То же, что и все, — повторяет девушка. - Хочу рассказать вам что-нибудь. — Исповедаться? Но ты никогда не… — … никогда этого не делала, да, и не собираюсь. — Несколько мгновений она молчит, осматриваясь без особого любопытства. — Я о тех, кто сюда приходит. — Те, кто сюда приходят, сами рассказывают о себе, Лидия. Презрительная гримаска девушки выразительнее любых слов. — Это же Бикон Хиллз, отец, Маленький Американский Городок. Вы что, Кинга никогда не читали? В захолустье вроде нашего даже совы — не те, за кого себя выдают. Старые грехи отбрасывают длинные тени, по скелету на каждый шкафчик и все такое. Все лгут. У каждого из нас есть секреты, — «секреты» она произносит чуть понизив голос, словно речь о чем-то непристойном, но крайне заманчивом, — и самые интересные вы вряд ли узнаете. Пухлые яркие губы складываются, словно для поцелуя, в зеленых глазах — насмешка и вызов. Странно, но ощущение такое, будто только она в фокусе — вся, до последней веснушки на аккуратном носике, вызывающе сексуальная, как девчонки в стиле pin up. Закроешь глаза — и видишь её на изнанке век, а все остальное расплывается и выцветает. Наверное, это и имел в виду Стайлз Стилински, думает Крис, и ещё — что нужно встать и выставить подружку его племянницы за дверь, и — носи она чулки — была бы видна резинка, тугой прозрачный шелк, кружева — и её кожа, бледная, нежная… Стыд обжигает его, как пощечина. — Вам лучше уйти, мисс Мартин, — голос кажется чужим и таким же фальшивым, как эти вежливые фразы. — Приберегите вашу богатую фантазию для уроков литературы, а сплетни — для одноклассниц. Ещё чуть-чуть — и она рассмеётся ему в лицо. — О нет, отец Арджент, нет-нет-нет. Ведь на самом деле вы хотите меня послушать, правда же? — соскользнув со скамейки, Лидия подходит ближе; её босые ступни кажутся маленькими, как у ребенка. — Только между нами, — шепчет она, наклоняясь; переброшенные на одно плечо тяжелые волосы соскальзывают вперед и Крис снова чувствует этот запах — теплый, чувственный жасминовый морок. — Вот, скажем… Дерек Хейл. В Бикон Хиллз Дерек — та самая черная овца, что, если верить поговорке, найдется в каждом стаде. Дурная слава — наркотики, переправляемые через мексиканскую границу, нелегальные гонки, подпольные бои — тянется за ним, как банки, привязанные к хвосту бродячей псины, но ни одного официального обвинения за Хейлом нет. Здесь, в церкви, Крис видел его всего пару раз — хмурый неразговорчивый парень лет двадцати пяти, темноволосый и широкоплечий. — Если ты про незарегистрированное оружие в его гараже, Лидия, то это к шерифу Стилински. — Оружие, — со скукой повторяет девушка, отступая. — Нет, конечно. Я про его жену, мисс Блейк. Она вела у нас литературу. — Лидия протягивает ладонь, чтобы поймать зеленое и алое пятнышко света от витража. — Все знают, что Дженнифер Хейл, Блейк в девичестве, сбежала от мужа с заезжим дрессировщиком. Имечко у него было такое дурацкое, как из греческой мифологии, зато отличный номер с волками. Только слепой не видел, что она таскается за этим самым Дюкалионом, как шлюха, и только дурак не догадался бы, к чему все шло. Цирк уехал, и Джен вместе с ним. Но никто не знает, что месяц спустя, ночью, она вернулась, и что Дерек задушил ее и сбросил труп в высохший колодец на заднем дворе. — С этим тебе тем более стоило бы пойти к шерифу, мисс Всезнайка. Хотя он уже давно не в том возрасте, когда не могут уснуть без сказки на ночь. — А как насчет Эрики Рейес и Джексона Уиттмора? — Эрики и Джексона? Разве у них есть что-то общее, кроме школы? Полгода назад кто-то из одноклассников снял Эрику на видео во время приступа эпилепсии — закушенные губы, закатившиеся глаза, пятно мочи, расплывающееся на светлых джинсах, — и это не добавило бедной девочке популярности. Джексон же капитан школьной команды по лакроссу, счастливчик с модельной внешностью и безлимитной банковской карточкой. — Эта дура врет ему, что принимает таблетки. Надеется залететь и стать миссис Уиттмор. Вместо ответа Крис поднимается и подбирает брошенные под скамейкой туфли. — Уходи. Прищурившись, Лидия смотрит мимо него, на витраж с изображением единорога и волка — наивным и красочным, точно на детском рисунке, затем переводит взгляд на пару винного цвета лодочек. Обуваясь, она опирается на его плечо для равновесия. — А знаешь, о чем думает Мелисса Маккол во время воскресных проповедей? — Нет, и не хочу… — Она думает, что ты слишком хорош для священника. Думает, что была бы не против, если бы ты связал её или отшлепал. Хотя быть сверху ей бы понравилось больше. Последнюю фразу Лидия вдыхает ему в самое ухо, прильнув всем телом, чтобы дотянуться, и этой неожиданной близости у Криса темнеет в глазах. Запустив одну руку ей в волосы, он наматывает густые мягкие пряди на кулак, чтобы не дать ни вырваться, ни отвернуться; другая рука — у неё под юбкой, оглаживает бедро, мнет задницу так, что наверняка останутся следы. Поцелуй, в котором ни тени нежности — только голод, и ему хочется раздвинуть эти пухлые губы не языком, а пальцами, увидеть, как она их облизывает… — До свидания, отец Арджент, — доносится сзади, но Крис едва её слышит. Глухими, мучительно тяжелыми толчками бьется сердце, и горло саднит, как после удушья.