Приемыш

— Привет, меня зовут Вик. Нет, не Виктор или еще как— нибудь созвучно, просто Вик, как прозвище. Своего имени я не хочу вспоминать. Почему? Сейчас расскажу. Я пришел сюда по просьбе любимого человека. Мне уже двадцать девять лет, а отношения у меня впервые. Я просто их боюсь, и вот почему: в семь лет меня сдали в детский дом. Для меня, сына богатого человека, которого любили и баловали, это было настоящим шоком. Я разом лишился привычных сладостей, игрушек и новой брендовой одежды. У меня появился сосед по комнате, который гнобил меня и доводил до слёз и соплей. Меня били и издевались. На десятый день пребывания меня топили в унитазе. На двенадцатый — в общем душе сбили с ног и били, били до тех пор, пока не пошла кровь носом, потом ссали на меня, смеялись, а после, пожелав веселой ночи, ушли. Воспитатели тогда называли это притиркой к коллективу. Я же сейчас называю насилием над личностью. Через месяц издевательств все попритихли, меня разглядели старшие ребята. В скором времени у них должен был быть выпуск, они уже давно курили, пили, подрабатывали по мелочам вокруг детского дома, сбегая под молчаливое одобрение воспитателей. Тем было на нас насрать. Как-то моего соседа увезли в больничку, я надеялся пару дней отдохнуть, но в ту же ночь ко мне пришли те самые парни. Они приперли меня к стене и начали лапать, ощупывать мои ноги, сжимать руки на заднице, трогать гениталии... Я смог вырваться, закричать. На крик прибежала одна из взрослых девчонок. Я не помню, что она тогда им сказала, но они ушли. Поймали они меня через неделю, когда я возвращался в свою комнату после обеда, затащили в подвал и, заломив руки за спину, стянули их в локтях веревкой, а потом издевались надо мной. И били. Сильно. Больно. В крови, лежащего на холодном полу в луже их мочи и спермы. От боли я не мог пошевелиться. Меня нашел завхоз и отправил в больничку. Я замолчал. Все два месяца в больнице молчал. Когда выписали, тоже молчал. Когда пришли двое взрослых, пара, мужчина и женщина, я тоже не проронил ни слова. От моего появления в, как я думал тогда, аду до усыновления прошло три года. Мне было десять. Эти люди были врачами той самой больницы. Они усыновили меня, уже имея своего ребёнка. Через два месяца я узнал зачем я им нужен. Оказалось, что у их сына были проблемы с почками, а я должен был стать донором для него. Мачеха пригрозила мне избиением, если я расскажу об этом. И я молчал. Уже по привычке. В школе отвечал письменно и, как ни странно, был отличником. Совершенно не стараясь, закончил ее с золотой медалью, но до этого было ещё не скоро. Меня ждали две операции и изъятие почки. После выздоровления "родители" вручили мне ключи и сказали, что квартира моя, но документы я получу только в восемнадцать лет. После пятнадцати мой отчим начал посматривать на меня. А когда летом мачеха уехала на море, захватив своего сына, он пришел ко мне в комнату и начал приставать. Он думал, что я буду молчать, что закончит приставания после, даст возможность сыну, как он говорил, "научиться трахать", а пособием должен был стать я. Девственность тогда я сохранил и все рассказал в школе психологу. Он стал моим опекуном, когда суд лишил этих "родителей" родительских прав и осудил отчима. Меня поливали грязью, говорили, что я все выдумал. Я же показал видео, что заснял на старый телефон "брата", доставшийся мне по наследству за ненадобностью. Снято видео было совершенно случайно, я как раз копался в мобильнике, тогда и нечаянно нажал запись. Там в основном его голос, его слова и мой плач. Квартира в старом доме, однушка с дырами в стенах — всё, что мне от них осталось, да и за нее пришлось бороться в суде. Мой опекун оказался приятным малым, он пытался вылечить мои душу и тело. У него даже начинало получаться, пока он не умер. Мне было тогда всего двадцать, и он был мне как друг. У него было больное сердце. Он оставил мне квартиру и немного денег. Жены у него не было, был только кот и я. Я выучился, стал преподавателем математики, работал в университетах, получал копейки и писал учебную литературу. Нашел «родителей», что первых, что вторых. Первым я мешал жить, вторые уже к тому времени жили своей жизнью и меня не узнали. В Греции об их семье никто не знал, и жилось им хорошо. В двадцать семь я встретил человека. Это парень. Тимур. Он помог мне продвинуться по карьере, с его легкой руки я согласился поменять работу и уехал преподавать в колледж заграницу. Он поехал за мной в Германию. Там он начал за мной ухаживать, и его терпения хватило на два долгих года. Мы живем вместе все это время, но спим отдельно. Мы вроде как семья, у нас один кошелек, мы ждем друг друга с работы. Но я не могу набраться смелости и сблизиться с ним. Я пытался. Но как только он касается меня, я начинаю паниковать. Мне страшно. И что мне делать, доктор? - Поиметь меня уже быстрее, а то руки затекли. Тимур был прикован к стене широкими кожаными браслетами, был раздет и подготовлен к сексу торчащей из задницы пробкой с колечком. Член с капелькой смазки на кончике плотно прижимался к животу, а ноги были широко расставлены. Тим — психиатр, и это уже седьмой его эксперимент со мной за эти два долбанных года. И, кажется, сегодня он удастся, ведь он меня не тронет, правда же?