счастье закончилось

      − Если ты не придёшь на мой день рождения, Фил, то я не буду с тобой дружить, - сказал Дэн и оглянулся на идущего сзади друга. Во взгляде больших древесных глаз читалась не присущая возрасту мальчика серьёзность, с которой сообщают либо неприятные новости, либо же совсем горькую правду. – Никогда.       Когда тебе семь, всё кажется важным: дружба с человеком, который делится конфетами, даже когда ты его об этом не просишь, праздник, который случается каждый год, но в семь лет кажущийся особенным и непременно единственным и неповторимым (конечно, второго дня рождения, в который Дэну исполнится восемь, в жизни у него вряд ли будет); и не столько важны подарки, даже если родители обещали купить ему водные пистолеты, сколько возможность видеть всех знакомых у себя на празднике и знать, что ты – его главная причина. О! И самое важное – свечи. Если Фил не увидит, как он задувает все свечи одним разом, праздник, как и их дружбу, можно считать испорченным.       Фил жалобно взглянул на друга и почесал затылок. Когда тебе семь, и твой самый близкий человек говорит тебе такое, первым делом хочется его разуверить, пообещать обязательно прийти и забыть об этом, ударив друга по плечу и затеяв непременно важную игру в догонялки. Но Филу не семь, и он вовсе не понимает, почему на кону стоит такая большая цена.       − Дэн, послушай, я правда очень хочу прийти к тебе. Но твоя мама… - начал мальчик, поравнявшись с Дэном; тот, не дослушав, вскинул руки и, изобразив на лице высшую степень недовольства, вскрикнул:       − Мне всё равно! Неделю назад ты говорил, что придёшь, а хорошие люди сдерживают обещания!       − Это было до того, как миссис Хауэлл сказала тебе, что не хочет больше даже слышать обо мне. Я не хочу, чтобы тебя наказали за то, что я буду на празднике.       Дэн нахмурил брови и протяжно вздохнул. В глубине души он понимал, что в этом нет вины Фила, – маму мальчика разочаровывало само существование Лестера; она считала, что Дэну не стоит иметь таких друзей, как он, что лучше всего проводить время с соседскими мальчишками или школьными товарищами, но Дэн пропускал мимо ушей подобные замечания. Ну разве мог он променять Фила, его Фила, на Робби Харрела, который не знал, как играть в ковбоев, и совсем не умел лазать по деревьям?! Или на Колина Морриса, пускавшего в ход кулаки по поводу и без? О не-е-ет! Это было бы хуже предательства.       Но…             Но…       Всегда было это «но». Но если Фил придёт на праздник, и Дэн попросит у родителей оставить ему место возле себя, как он ни раз пытался делать на Рождество и Пасху, то не миновать этого серьёзного взрослого разговора. Всё вновь начнётся с «Дэн, неужели опять?» или «Мы уже столько раз об этом говорили, сынок», а закончится записью к детскому психологу.       Нужно было что-то придумать, и мальчик это понимал.       − Ты можешь прийти, - не поднимая головы, уверенно сказал Дэн. От неожиданной перемены настроения и внезапно нарушенной тишины Фил остановился и удивлённым взглядом уставился на спину друга.       − Ты, кажется, не совсем понимаешь, - начал он, но Дэн, круто развернувшись, перебил его:       − Нет, послушай! Ты покажешься на празднике, но только мне, понимаешь? Я никому не скажу, что ты там. Мы можем спрятать тебя в моей комнате, на втором этаже, – в неё всё равно никто не зайдёт, все соберутся в гостиной, - а я буду заглядывать, приносить нам сладости или яблоки с апельсинами, буду рассказывать тебе, что мне подарили. Мы можем даже в тайне от всех сыграть в партию той игры, которую мы придумали в пятницу! Что скажешь?       − Дэн, я… я, правда, не знаю. Тебя могут увидеть со мной, и тогда точно не избежать нового скандала.       − Да как ты не можешь понять, что я готов выслушивать сотни, нет, тысячи этих упрёков, и мне каждый раз будет всё равно! Я только хочу, чтобы ты был со мной, когда я стану на год старше.       Фил испугался, почувствовав, как его сердце забилось вдвое чаще от услышанных слов, но тут же улыбнулся краешком губ и поправил спавшие на глаза рыжеватые волосы. Его глаза, наверное, никогда ещё не источали столько радости, и Дэн сразу заметил это.       − Спасибо, - сказал он, подходя к другу и кладя руку ему на плечо. – И не бойся, всё пройдёт отлично.       Они постояли так пару секунд, глядя друг на друга с бессмысленно значащими полу-улыбками, и казалось, что вот оно, то самое чувство, о котором без умолку говорят все взрослые, и чувствуют все дети, − стоит только взять тоненькую соломинку и намотать его, как сахарную вату, или зачерпнуть его глубокой ложкой, как мёд.       Они не знали этого, но между ними теплилось счастье.       − А куда мы идём? – наконец спросил Фил после того, как они возобновили путь.       − А ты как думаешь?       − К старому дубу у конца улицы? Или, может, в кино за попкорном и лакричными конфетами? Но тогда мы идём в совершенно другую сторону.       Дэн засмеялся и ускорил шаг, двигаясь теперь неровными подскоками.       − Нет, Фил, это место я тебе ещё не показывал. Оно особенное.       − Ого! А там будут качели? Ужасно хочу на качели! Совсем не будет?.. Как жаль! А автоматы с лимонадом? Нет?.. А я так хотел наконец-таки выпить свой сотый стакан за месяц.       «А я хотел бы, чтобы никакие взрослые не могли помешать нашей дружбе; хотел бы, чтобы Фил был рядом даже когда у них Пасха, Новый Год и Рождество, чтобы всегда. И даже в сотый раз, сидя в этом душном кабинете психолога и повторяя «Фила Лестера нет и никогда не было», знать, что «мы» есть, и всегда будем», - думал Дэн, глядя в небо, где солнце заходило за облака, и высоко-высоко летали ласточки.

```       Когда тебе шестнадцать, всё кажется бессмысленным. Учёба, ругань с родителями, вечные встречи с психологом и даже собственная жизнь. Дэн злился, громко хлопал дверью комнаты и на беседах с миссис Нортон в её душном кабинете, с пола до потолка уставленном книгами, молчал или огрызался, злорадно ухмыляясь. Они могли говорить ему всё, что угодно, но он точно знал, что правда на его стороне.       − Как твоё общение с одноклассниками?       − Туполобыми болванами, вы хотели сказать?       − Нет, Дэн, с теми людьми, с которыми ты вместе учишься, развлекаешься и проводишь большую часть своего дня.       Юноша фыркнул и отвёл взгляд, уставившись на одну из книжных полок, откуда на него с портрета смотрели большие глаза Зигмунда Фрейда.       − Даже находиться с ними в одном здании – пытка.       − А с Филом?       Хауэлл вздрогнул. Из уст миссис Нортон имя его друга звучало неестественно и переиграно. Его это злило до хруста в костях.       − Когда-нибудь вы пожалеете, что говорите о нём так, будто он ничто, словно он ничего не значит и его существование…       − Дэн, ты должен понять, что его нет! Попросту нет! Это ненастоящий человек, и ты выдумал его, чтобы тебе не было одиноко. Он только подделка дружбы, - вспылила миссис Нортон, испытующе глядя на то, как лицо её пациента белеет. Юноша сжал подлокотники кресла и крепко стиснул зубы, опустив глаза в пол.       − Вы всего лишь одна из них, - тихо сказал он.       − Я ухожу, - медленно проговорил Дэн после долгого молчания и, не спеша поднявшись с места и закинув на плечи рюкзак, так же не торопясь вышел из кабинета. Дверь за ним захлопнулась, отрезая его от липких речей из пустых и бессмысленных слов и глупой реалии. Словно гора с плеч.       − Фил, я дома! – крикнул Дэн, улыбаясь и неся в руках коробку пиццы. Он скинул рюкзак и мешавшие кеды и взбежал по лестнице, спеша открыть дверь в свою комнату и увидеть знакомые глаза, выкрашенные в чёрный родные волосы и улыбку.       – Я принёс нам немного перекусить! Я просил их положить меньше солёных огурцов и побольше оливок, но парень, который готовил эту пиццу, был явно глуховат...       Но юношу встретила лишь пустота.