Слова, которые я (не)сказал

Рыжее пламя свечей пляшет, подаваясь вслед уходящему в вентиляцию воздуху, и в пляске своей непосредственно и прекрасно. Так же прекрасны в своем наивном простодушии те-кто-бродят-на-поверхности. Рыжее пламя свечей пляшет, оставляя жирные блики на каменных стенах, на металлическом столе, на лежащих на нем десятках зеленых линз, на выглядывающей из-под сбившегося серого рукава руке из двемерских сплавов. Металл в ее сочленениях истерся от времени, покрылся мелкими царапинами — скоро придется менять многие детали, но этот механизм еще выдержит пару десятков лет. Сам Сота выдержит куда дольше, даже если не будет менять устаревшие механизмы внутри самого себя — душа его смертно-бессмертная будет возрождаться вновь и вновь. Любой металл Тамриэля в крайней степени подвержен коррозии, кроме эбонита и двемерских сплавов, но даже они неспособны противостоять течению времени — это Сота Сил может утверждать с точностью до девяноста восьми процентов с учетом погрешности. Именно столько процентов истины он готов дать этому утверждению  — не меньше этого значения, но и не больше. Остаток — поправка на невозможно-возможные исключения и чрезмерную (на грани опасного заблуждения) уверенность в непреложности законов природы. Сота Сил ничему не может верить полностью, на сто-и-один процент, но и не-верить не может тоже, потому что название «Нирн» не просто так имеет значение «АРЕНА». Здесь может случиться все что угодно, даже — особенно — если этого объективно не может быть. Потому нельзя быть (слепо) уверенным в чем-то, особенно если (пред)чувствуешь конец кальпы губами, зубами и языком, которые могут, но не желают врать (тебе). Любой металл [смертных] теряет свои свойства с течением времени, а любой механизм рано или поздно выходит из строя, но обобщения и опасно-избыточная уверенность в чем-либо становятся основой закоснелого невежества, склоняющего к земле. Невежество — удел слабых и глупых, тех, кто согласен (и, более того, сам желает) быть обманутым. Не столь важно чем: блеском ли пустого позерства, шелухой ли заведомо ложных слов или же камнями, покрытыми фольгой из олова, которые продают по цене золотых самородков — слабые и глупые с охотой пьют сладкий дурман самообмана. Но последний из Сота скорее отравится горькой тинктурой правды, ломающей привычные устои и выбивающей опору из-под ног, чем позволит себе увязнуть в мутно-белой трясине невежества и наивного простодушия. Это — удел тех-кто-ведом, но Сил никогда не шел по проторенной дороге. Он идет своим путем — и в грохоте грома, добавил бы, верно, Векх, но в отличие от него, Сехт не привык возвещать о себе с яростной прямотой. Его путь извилист, подобно форме которая-всегда-нова — наверное, поэтому (а еще потому, что Стремление ПСДЖЖЖ ему роднее и ближе, чем многим прочим) Сил настолько сроднился с аспектами времени, что чувствует губами, зубами и языком малейшие колебания в нем. Он еще не решил, к добру эта способность или к худу, но знания, которые она дает весьма и весьма полезны — хотя многие, верно, отдали бы все, чтобы не слышать не-стук Сердца, отмеряющий время вернее любого устройства. Не слышать, не думать, не понимать — вот удел тех, кто раболепно склоняет голову перед тенью тени величия, боясь навлечь на себя чужой гнев. Но он — не боится. Потому что страх порой туманит разум сильнее невежества и (само)обмана. Он не боится, потому что отучился бояться — после объятого дымом и огнем Альд Соты не страшно уже ничего. Альд Сота, грязный от копоти и навеки засохшей крови, въелся под кожу и плоть, впитался до самого мозга костей — крики, стоны и плач преследуют Сила с упорством гончих. Но за тысячи лет привыкаешь и не к такому. За тысячи лет привыкаешь и к щелканью Сердца, и к застарелому чувству вины, и к (тяжелому) не-венцу божественности. А еще привыкаешь молчать обо всем, что делает тебя живым не-богом. И о стыде, и о сожалениях, и о крови на серой мантии, и о сводящих с ума шепоте, щелканье и шелесте — обо всем молчать (но молчание порой говорит лучше слов, АЛЬМ и ВИ понимают его молчание и молчат о том же тоже: они приняли свои слабости, но упорно о них не-говорят — так для всех лучше). И дальше идти своей дорогой без страха или (видимых) сомнений, и пусть грохот грома заменил шорох сухих страниц и скрип пера, покровителю магов и изобретателей есть что противопоставить чужой силе. Боги хотят обманываться не меньше людей, и они с удовольствием пьют сладко-вязкую ложь точно чистую воду и подписывают договора под неверным пламенем свечей или еще более неверным светом дня. Не обмануть тех, кто так желает быть обманутым, было бы преступлением. Но себе Сота Сил никогда не станет (как бы сильно порой не хотел это сделать) лгать, как и тем, кто умеет задавать правильные вопросы. Он готов ответить за все: за верность и предательство, за силу и слабость, за ум и нелепые промахи, — словом, за все, что делал, делает и будет делать, он готов держать ответ и перед собой, и перед другими. Потому что он идет своим путем и (не) в грохоте грома.