Последняя лошадь

– Вы не боитесь потерять еще одну лошадь, Джек? У него часто спрашивали об этом. Вскоре после исчезновения Мириам Ласс, представая перед судом вышестоящих чинов, он раз за разом отвечал, что будет ловить маньяков вне зависимости от того, скольких членов команды ему придется потерять в их лапах. Скольких ему придется похоронить, не имея на руках ни тела, ни достойного оправдания для их семей. Каждый раз он проговаривал эти слова, не давая даже тени прорваться в его голос, видя за спинами молчаливо внимающих инквизиторов обвиняющий взгляд сотен жертв, которых он мог спасти, но не успел. Впереди всех стояла она. Она с её пшеничными волосами, убранными в аккуратный хвост, светлыми глазами и холодной улыбкой мертвеца, которую нацепили исключительно для последней службы искусные служащие похоронного бюро, равнодушно вдевающие свои цепкие пальцы в давно омертвевшую кожу. А он скрывал ото всех, что видит её тень, молчаливо перебирая бумаги или рассматривая фотографии жертв очередного психопата, зная, что они пополнят ряды его молчаливых преследователей. После того, как дело Ласс было объявлено «временно приостановленным», Джек Кроуфорд еще неделю лежал без сна и еще год не брался за убийства Чесапикского Потрошителя. До тех пор, пока еще год спустя маньяк не ударил снова. Но незадолго до этого в его стойле появилась очередная лошадь. Уилл Грэм. В те редкие моменты, когда Грэм смотрел на него, Джек видел в радужках его глаз свое отражение. Идеально скопированное с оригинала, повторяющее не только внешний образ, но и все, что аккуратно скрыто за многочисленными замками моральных норм. Полезный инструмент, хрупкий, но инструмент. Секретное оружие, козырь в рукаве, единственный мост между мирами тех, кто охотится, и тех, за кем охотятся. Кроуфорд смотрел на него и знал, насколько этот мост подвержен саморазрушению, насколько быстро исчезают в пыли коррозии опорные конструкции и когда-то более стабильные тросы расплетаются в металлические нити, оставляя ненадежную конструкцию висеть между двумя абсолютно деструктивными патологиями. Но не хотел видеть. А потом Грэм пропал. Бесследно, так же, как и Мириам. – Вы не боитесь потерять еще одну лошадь, Джек? И внезапно, Кроуфорд начал чувствовать страх. Он был едва ощутим, заполняя своей горькой и удушливой тяжестью сначала разум, хороня его под тысячей талантливо выпестованных и взлелеянных сомнений, а потом и сердце, не давая ему прорваться через выстроенные чужими словами баррикады. Этот ужас парализовал его, парализовал его работу, но он не мог ему сопротивляться. Он заполнял Джека изнутри, дополнял его, как золото дополняет некогда разбитое, создавая свою версию китсуги. Джек окончательно потерял сон. Ему казалось, что кто-то следит за ним, наблюдает, как медленно он разрушается до основания, устраивая роскошную погребальную церемонию его решимости и гневу, придавая ей цвета крови и тьмы и отравляя въедающимися прямо под кожу запахами гниения человеческих тел, оставляя после неё только апатию. И видя это, устраивает с садистским удовлетворением очередной аттракцион. Ты видишь, но не наблюдаешь, Джек. Если тебе не нравится моя версия – составь свою. А потом его жена чуть не покончила жизнь самоубийством, и он, без какого-либо перехода, тоже начал думать об этом. Его дорогая Белла, свет его жизни, угасал быстрее, таял прямо на глазах, погружая главу поведенческого отдела ФБР во тьму, навстречу когтистым лапам и зубам тех, кто должен был стать его жертвой. Джек уже давно перестал понимать реалии этого мира, существуя лишь на автомате, просыпаясь только на время расследования, в надежде... Он и сам не знал, какой. Когда Филлис умерла (на что Кроуфорд практически не отреагировал), ровно через месяц после похорон, ему позвонили среди ночи, поймав его со стаканом виски на два пальца и ощущением нервного дрожания внутри. Кроуфорд уже знал жертву. Чувствовал проснувшимся неожиданно чутьем. Прибыв на место преступления, он еще несколько минут пытался собрать оставшееся душевное равновесие, возвести стены вокруг собственного пошатнувшегося рассудка и оградить чувство, вызывающее фантомное комок в горле. Пустота внутри слилась со страхом. В штате Вирджиния, за пределами городов и любых людских поселений, на поляне, окруженной надежным заграждением из высоких деревьев, нашел свое место упокоения Уилл Грэм. И внешне он ничем не отличался от живой версии себя. Джек не понимал. Как он может сидеть настолько безмятежно на искусно вырезанном деревянном кресле, спокойно положив на оба подлокотника руки, бережно повернутые ладонями вверх в немом приглашении. Как он может быть одет в свою обычную одежду: все ту же фланелевую рубашку темно-синего цвета и черные брюки с такого же цвета остроносыми туфлями. Как? Как на нём не было видно ни одного шрама, хирургического или нет? Почему Уилл был выставлен именно так, с таким спокойствием в позе и выражении лица? Почему нет унижения и высмеивания человеческих пороков, что так присуще всем работам Чесапикского Потрошителя? Почему? В груди медленно бурлила пустота, едва ли затрагивающая сердце, но причинявшая боль. На какое-то мгновение Кроуфорду показалось, что у него вот-вот начнется сердечный приступ, настолько острыми были терзания. Почему он чувствовал себя виноватым? Как Потрошитель посмел создать эту иллюзию продолжающейся жизни? И только мгновением позже Джек увидел, что кресло окружено цветами. Красными гвоздиками, каждый лепесток которых оканчивался белым ободком. – Турецкая гвоздика, – прошептал кто-то сбоку. – Сладкий Уильям. Джек еще несколько минут смотрел на труп, и никак не мог перестать воспринимать его как живого. Не мог принять факт свершившегося, бессмысленно смотря на вечное спокойствие, укрывшее своим пологом невротика Уилла, скрыв и эмпатическое расстройство, и некое стремление к берегу психопатии. Многим, многим позже Кроуфорд поймет, что это был акт уважения, не порицания. Он осознает, что Уилл будет единственным, кого Потрошитель не заденет внешне, скрыв швы вскрытия за фланелевой тканью, но внутренне опустошив полностью, аккуратно замаскировав швы даже на голове, в местах, где он резал плоть и кость, чтобы добраться до мозга – главной ценности в глазах ФБР и Джека. А утром он возьмет телефон в руку и позвонит человеку, который сможет дать ему понять самого себя и, возможно, помочь. – Доктор Лектер, доброе утро. У вас найдется время для разговора?.. Рядом с ним, криво улыбаясь, встал очередной призрак.