Мы потеряли его

Шерлок зашел в квартиру, громко хлопнув входной дверью. На его лице читалась лишь одна боль, поэтому я сделал единственный вывод — он был у Мэри и опять выслушивал, какой же я ужасный. Я окинул его презрительным взглядом и продолжил читать почту. — Я не хочу, чтобы ты ходил к ней! — угрюмо фыркнул я. Все эти постоянные походы к моей жене лишь действовали на мои, и без того потрепанные, нервы Так странно называть ее своей женой после всего этого. Нет, по документам она все также осталась моей женой, но то, что творилось в душе просто так и не опишешь. Из за всей той лжи... Всех темных секретов, я даже не мог понять, остались ли у меня к ней былые чувства. Нет.. нет, она все еще остается моей женой, матерью моего ребенка. Я напряженно отвел взгляд назад, однако диалогу было суждено продолжится: — Я и не буду, — произнес он, вырвав меня из облака мыслей. Шерлок опустил глаза и старался их не поднимать. Его кисти сжимались и разжимались, показывая всю нервозность. Шерлок никогда не показывает своих чувств и эмоций. — Что произошло? — спросил резко я, почуяв что-то неладное. — Она потеряла ребенка… — едва слышно произнес он. Я не поверил услышанному. Мэри не могла потерять ребенка, я слежу за ее беременностью. Следил. Быстро окинув Шерлока взглядом, я пытался посмотреть ему в глаза. Тщетно. Он их скрывал. — Нет, это неправда. Очередная уловка, чтобы вернуть меня в семью, — произнес я, усмехаясь. Я все еще старался не верить происходящему. — Зачем ей лгать об этом, Джон? Ты даже сейчас пытаешься сделать ее «лгуньей». Мир не вертится вокруг тебя, и никто не собирается изображать выкидыш, чтобы вернуть Джона Уотсона в семью. Сердце ушло в пятки. Мгновенно я почувствовал какую-то странную боль, которой у меня прежде не было. Я «терял» лучшего друга, узнавал о прошлой и столь опасной жизни моей жены, но никогда я еще не испытывал такой странной боли. Боль от сильной потери. Потери чего-то столь дорогого и любимого. Потери моего ребенка. Я видел нашего ребенка всего раз: на первом узи, когда еще не были вскрыты все ее тайны. Он был таким крошечным, скрюченным, но здоровым и правильным ребенком. Мы несказанно радовались беременности: особенно Мэри. Для нее это был верх семейной счастливой жизни. А потом все пошло наперекосяк. Мы больше не виделись с той самой ночи, за исключением одного раза, когда я пришел домой собрать вещи. Она сидела на диване, грустно смотря на меня. Я ожидал, что она будет умолять меня остаться или просить прощения, как это обычно делают другие женщины. Но она не такая: она не будет умолять, а будет лишь смотреть на тебя грустным взглядом. Взглядом, в котором больше нет надежды на счастливую жизнь. В котором больше нет счастья, а есть лишь потерянность и незнание собственного же будущего. Закрывая за собой дверь, тогда я и не думал, какую боль ей причиняю. Тогда я думал лишь о том, что она причинила мне. Сейчас мне хотелось лишь того, чтобы Шерлок сказал, что это была ложь. Сказал, что это была лишь проверка меня. Проверка на то, люблю я ее или нет. Я ждал, но Шерлок лишь молчал, опустив глаза в пол. Тревога не угасала с момента, как он произнес эти слова. Повторять их в своей голове было больно: по телу пробегали отвратительные мурашки, а ноги переставали поддерживать чувствительность. Все мысли в голове перевернулись, разум затуманился. — Где она? — выдавил я из себя два слова. Даже они отдавались тяжелой болью на душе. — Дома, — произнес также тяжело Шерлок. Ему сейчас тоже было нелегко, но мне было совсем не до него. *** Я не помню, как добрался до дома. Шел на ватных ногах, еле сдерживая себя, чтобы не рычать и реветь. В глазах была едва заметная пелена, которая мешала мне видеть улицу. Но сейчас я стоял напротив своей входной двери и смотрел. Просто смотрел в свое собственное отражение в стекле. Кто я? Какой я после этого муж, раз позволил собственной жене потерять ребенка. А тем более врач. Медленно я повернул ключ в замке, ясно понимая, что Мэри сейчас не в состоянии подойти к двери. Что она испытает, увидев меня? Будет ли кричать, царапаясь и ударяя. Или будет молча смотреть, пожирая взглядом. Будет ли винить меня во всем. Хотя я итак прекрасно понимаю, что это целиком и полностью моя вина. Станет ли вообще на меня смотреть. Все вопросы смешались в моей голове, заставляя сердце биться все сильнее и сильнее. Казалось, оно вот-вот выпрыгнет из моей груди. Но это не происходило, от чего я немного расстраивался. Именно сейчас, больше всего на свете, хотелось просто умереть. Провалится под землю, сделать так, что тебя и вовсе не существовало. Я взял себя в руки и медленно вошел в дом. Тишина. В доме царила абсолютная тишина. Сначала это меня очень напугало. Я подумал, что Мэри уже успела уехать. Уехать из этой жизни, уехать от меня. Но после минуты нахождения в доме я услышал плач. Тихий, едва можно было услышать даже при такой тишине. Мэри редко плакала, почти никогда я не видел ее в плачущем состоянии. За всю нашу совместную жизнь я всего пару раз замечал ее в слезах: когда при случайных обстоятельствах погибла ее кошка; и когда мы узнали о нашем ребенке. Я и сам тогда еле сдерживал слез. Она не услышала, что я вошел. И тогда я подумал, что ее эмоциональное состояние сейчас хуже некуда. Мэри очень чутко относилась ко всему: о окно ветром откроется, то дверь скрипнет. А сейчас же она даже не услышала, как кто-то проник в квартиру. Я медленно поднимался по ступенькам, ведущим наверх. Сердце забилось еще быстрее, дыхание сбилось, а пульс участился. Плач усиливался, но она по-прежнему не замечала меня. Или мне так казалось. Я робко приоткрыл дверь в спальню, пытаясь разглядеть жену. Мэри лежала на краю кровати, свернувшись калачиком. Она прижимала свои ноги к себе, обхватывая их руками. На ее лице были заметны ручьи слез. Подушка намокла от соленой воды, протекавшей на нее. Ее глаза были наполнены самой ужасной болью, которую я только видел. В один миг мне стало не по себе: по большей части — это все произошло из-за меня. Именно я виноват во всем случившемся. Собравшись духом, я решил войти внутрь спальни. Я не знал, что буду делать. Буду ли просить прощения, плача вместе с ней. Или просто буду молча успокаивать жену, потерявшую ребенка. Я не знал: позволит она подойди к ней и даст ли себя успокаивать. Я давно перестал чувствовать собственные ноги, поэтому сделать этот необычайно сложны шаг мне далось непросто. Я оказался внутри нашей спальни и мог лучше разглядеть состояние своей жены. Ее руки дрожали, смахивая дорожки слез. Она лежала с закрытыми глазами. Ее всю трясло, было видно эту легкую дрожь по телу. Мэри услышала меня и распахнула глаза. Она медленно приподняла голову с подушки и посмотрела на меня. Ее ярко-голубые глаза вдруг превратились темные и пустые. Она вернулась в исходное положение и заревела еще сильнее. Ручьи слез потекли обильнее, а дрожь по телу усилилась. В этот момент в дрожь кинуло и меня. Я медленно снял пальто и бросил его на пол. Подойдя поближе к кровати, я присел. Мэри вновь взглянула на меня и медленно простонала. Казалось, она еле сдерживает крики и стоны, которые так пытаются вырваться наружу. Я не знал, как могу ей помочь. Сейчас я могу лишь быть рядом с ней и переживать страшнейшую потерю в нашей жизни. Мои руки медленно потянулись к ее лицу. Сейчас я не знал: оттолкнет она меня или нет. Но было уже поздно. Я осторожно убрал волосы с ее лица, заправляя их за ухо. Мэри лишь сильнее вжалась в подушку, начиная стонать. Ее всхлипы усилились, а руки так и продолжали подрагивать. Я медленно присел на край кровати, стараясь не задевать ее ног, боясь причинить боль. Моя рука нежно поглаживала ее лоб, задевая волосы. — Прости… — прошептал я, продолжая нежно поглаживать ее голову. Мэри медленно вздохнула. Ее всхлипы стали немного тише, но она продолжала плакать. Я медленно потянул ее на себя, обнимая. Мэри не сопротивлялась. Она медленно обняла меня рукой за талию, прижимаясь всем телом. Я начал тихо поглаживать ее спину круговыми движениями. Она все еще тряслась. — Мне так жаль. Мне очень-очень жаль! — прошептал я, еле сдерживая слезы. Мне хотелось так сильно прижать ее к себе. Я медленно приподнял ее к себе на колени, теперь ее голова покоилась на моем плече. Я мог слышать ее тяжелое дыхание между тихими всхлипами. Мэри прижалась ко мне еще сильнее, когда я нежно поцеловал ее в висок. Ее рука все еще обнимала меня за талию, слегка подрагивая от моих прикосновений. Мы оба понимали, что наши старые обиды сейчас стоит забыть. Они ни к чему не приведут, не помогут и даже не сделают лучше. Так зачем хранить их на душе? Мне мгновенно становилось стыдно за то, что я оставил ее одну. За то, что так неуважительно отнесся к ее беременности, к своему ребенку. Я буду жалеть об этом всю жизнь, все жизнь буду проклинать себя за это. — Ты не виноват, — едва слышно прохрипела она. — Виноват. Еще как виноват. Мэри медленно отсела, выпрямившись и вытирая слезы рукавом кофты. Она подняла свои глаза на меня и попыталась улыбнуться. Уголки ее губ содрогнулись, но на глазах по-прежнему выступали слезы. — Я тебя не виню. Она снова легла, как можно сильнее вжимаясь в подушку. Было невыносимо больно смотреть на ее мучения. Смотреть на то, как рушится жизнь, которую ты себе представил. Как твой маленький ребенок плачет по ночам, не давая тебе спать; как называет тебя «мамой» и нежно смеется; как ударяется, а ты уже бежишь к нему скорее успокаивать. Тяжко осознавать то, что маленький человек, которого ты ждал на свет через 9 месяцев — не появится на свет. Ты не увидишь его лица; не будешь знать его пол; никогда не узнаешь, на кого он похож; никогда не услышишь его смех и не увидишь его улыбку. Я понимал, как сейчас ей тяжело. Но также я понимал, как сейчас бесполезен я. Ничего не могу сделать, кроме того, как быть здесь и поддерживать. Я медленно лег позади нее, нежно обнимая за талию. Одним своим лишним движением я боялся сделать ей неприятно и больно. Но Мэри лишь вздохнула. Она медленно повернулась ко мне лицом и сильнее прижалась ко мне. Ее дрожащее тело и горькие слезы я запомню до конца своих дней. — Не уходи, — прошептала она. Она медленно утерла слезы рукавом и перестала реветь. Дрожь, наконец, отпустила ее и Мэри начала спокойно дышать. Спустя пару минут я понял, что она заснула. Полностью вымотанная и уставшая, Мэри легко заснула. Я нежно погладил ее по голове и погрузился в сон вместе с ней. — Никогда…