Веснушки

      Чарльз смотрел на себя в зеркало. В голубых глазах отражалось недовольство, губы были досадливо поджаты… Еще одна веснушка на носу появилась сегодня утром. Чарльз всегда замечал, когда это случалось. Каждое рыжее пятнышко на коже сначала немного жгло, но это быстро проходило. Наверное, другие отметили бы появление у него новой рыжинки, но проблема в том, что у Чарльза была целая россыпь веснушек на коже. Одной больше — одной меньше… Уже неважно.       Он фыркнул своим мыслям и отвернулся от зеркала. Неважно! Каждая веснушка была чьей-то отнятой жизнью, и, судя по тому, что все плечи и лицо Чарльза были усыпаны маленькими солнечными пятнышками, его соулмейт был серийным убийцей.       Нет… Чарльз застыл на секунду, аккуратно складывая полотенце. Массовым серийным убийцей.              Восьмидесятые, в США мирное время. Но где-то за пределами страны идут войны, то тут, то там. Террористические атаки, гражданские волнения, борьба за власть и природные ресурсы… Казалось бы, человечество эволюционировало и смело шагает в светлое будущее! Ан нет… И солнечные пятнышки на теле Чарльза — доказательства тому.       Такое количество веснушек — большая редкость. В основном у людей кожа чистая… Конечно, почти у каждого есть родинки: у кого-то больше, у кого-то меньше. Пигментные пятна от бледно-рыжих до темно-бурых, которые обычно стараются скрыть косметикой или свести. Шрамы, если не повезло в жизни. Бородавки, прыщи или аллергическая сыпь… В общем, все что угодно, кроме веснушек. Например, сестра Чарльза — Рейвен — мутантка, и ее синяя грубая кожа покрыта чешуйчатыми наростами. И у нее нет ни одной гребаной веснушки. Ни одной! Потому что Хэнк — ее предполагаемый соулмейт — гений-тихоня, постоянно торчащий в лаборатории и мухи в жизни не обидевший.       И только Чарльз, как проклятый, подобен транспаранту: смотрите, на свете живет какой-то маньяк-убийца, толпами уничтожающий людей!       Скорее всего, он военный. И довольно исполнительный и меткий. Так думает Чарльз. По крайней мере, это звучит утешительно.       Не все считают так же. Общество с каждым годом становится все толерантней: черные, женщины, мутанты, секс-меньшинства… Все большие слои населения попадают под знак равенства в социуме. Но убийц никто не любит.       Веснушки как клеймо. Кто-то из твоего круга убийца, чьи-то руки в крови. Стоит держаться от тебя подальше…       И Чарльз не раз ловил на себе презрительные взгляды в толпе, опасливые в кафе или парке, недовольные на работе, испуганные в метрополитене. Телепатия никак не улучшала ситуацию.       «Бедняга, нелегко же ему…»       «Кошмар, стоит изолировать его и его соулмейта от общества!»       «Может, его соулмейт очередной Джек-потрошитель? Или нет, кто убил больше всего людей? Может, Гитлер? Нацист? Фу!»       «Никогда бы не подошла к этому типу, надеюсь, он не посмотрит в мою сторону. Не хочу, чтобы он запомнил мое лицо. Мало ли…»       «О боже, кто же его соулмейт? Не стоит ли сообщить об этом человеке в полицию?..»              Чарльз давно привык фильтровать большую часть внимания, направленного в его сторону. Игнорировать чужие страхи, злость или жалость. Но с последними особо активными параноиками всегда были проблемы. Он не мог контролировать мысли каждого, думающего о заявлении в специальный отдел полиции по поводу его веснушек. Когда около пяти лет назад те стали появляться на лице, к Чарльзу начал регулярно наведываться коп из местного участка. На каждого веснушчатого заводили условное дело и время от времени проверяли, не появился ли в поле зрения его опасный соулмейт. Чаще всего это было пустой тратой времени по той простой причине, что никакого подтверждения, что вот этот человек — твой соулмейт, по сути, не было!              — Я сразу поняла, что он — моя родственная душа! Это нельзя не заметить!       — Я с первого взгляда понял, что она — та, кто мне нужна…       — Сначала мы просто встречались. Ну, знаете, секс, романтика и все такое. А потом завертелось. Пять лет в браке, и только теперь я точно знаю: она — моя соулмейт!       — У меня есть близкая подруга. Вот она — мой соулмейт, и никакой любовью тут не пахнет. Я не лесбиянка, если что. Нет, не подумайте, ничего не имею против лесбиянок. В общем… Просто, это ведь не обязательно любовь и брак, да? Никто же точно не знает до сих пор…       — Мой брат-близнец — мой соулмейт. Не представляю, как может быть иначе. Мы ведь — одинаковые, одно целое, семья. Даже и смысла не вижу искать какого-то другого соулмейта. И да, я женат и у меня трое детей. И мы счастливы!              Однако встретили те люди соулмейтов или нет, но друзья разбегались, а браки распадались. Женщины оставались матерями-одиночками, мужчины женились заново, надевая на пальчик новой дамы очередное кольцо «истинной любви».       Многие вовсе не верили в существовании соулмейтов, считая это религиозной выдумкой. Другие же посвящали годы своей жизни поиску второй половинки, зачастую оставаясь одинокими.       Когда Чарльз был подростком, как и многие в его возрасте, он мечтал жениться на той самой — одной-единственной, что пленит его сердце и останется с ним до конца дней своих. Но время шло, подруги менялись, пламенные чувства проходили и вспыхивали снова. И когда Чарльз достиг двадцатисемилетия, оставив юношество позади, он понял, что смысла искать свою родственную душу просто нет. Веснушки, обсыпавшие его плечи, нос и щеки за последние несколько лет, и вовсе отбили какое-либо желание встречаться со своим соулмейтом. Тем более, Чарльз начал сильно сомневаться в том, что это прекрасная дива из снов его молодости…              Он весь день был погружен в мрачные мысли, ужасно рассеян и раздражен больше обычного. Так что Хэнк, бывший его коллегой в лаборатории, вовсе предпочел избегать его общества. А больше с Чарльзом и так никто не стремился общаться.       — Встал не с той ноги?       Чарльз молча ткнул пальцем в новое рыжее пятнышко на своем носу, и Хэнк понимающе кивнул.       Рейвен принесла брату в обед утешительные пирожные из его любимого кафе неподалеку.       — Не хандри, братишка. Может, твой соулмейт работает на скотобойне, например.       — Ты же знаешь, что это не считается, дорогая. Исследования проводились многие годы, учитываются только человеческие жертвы. И потом… — Хэнк уже настроился на занудную речь о статистике, но жена ткнула его локтем в бок.       — Ты вот сейчас ничуть не помог, любимый. Ой, — она вздрогнула, хватаясь за живот, и Чарльз с Хэнком тут же подались вперед.       Как-никак Рейвен была на восьмом месяце беременности, и в их небольшой семье ожидалось пополнение. Мысли о веснушках тут же были забыты Чарльзом, а Хэнк засуетился и занервничал. Вместо заветной радости будущего отца еще нерожденный малыш вызывал в том волну неконтролируемой тревоги.       — Ты в порядке? — Чарльз осторожно прикоснулся к руке сестры.       — Все нормально, просто он так сильно пинается, — Рейвен улыбнулась, довольно поглаживая живот.       — Это значит, что все хорошо. Все в порядке. Ох, мне надо отойти! — Хэнк вскочил со своего места, заламывая руки, и умчался в коридор.       Брат с сестрой проводили его скептическим взглядом.       — Он так переживает… — Рейвен закатила глаза, ее всегда смешило то, как Хэнк нервничает из-за предстоящего отцовства.       — Ничего, это пройдет после пары месяцев бессонных ночей. Ему просто будет не до того, — Чарльз со смехом сжал пальцы Рейвен. — Я рад, что ты счастлива, дорогая.       — Спасибо, Чарльз. Пора и тебе уже подумать о семейной жизни. Сколько можно комплексовать? — она шутливо щелкнула его по носу.       — Я не комплексую! Но ты же знаешь, как люди относятся к этому… — мимолетный хороший настрой тут же пропал, и Чарльз снова вернулся к серой унылости сегодняшнего дня.       — Тебе надо развеяться. Сходи в клуб, выпей, потанцуй. Может, подцепишь кого-нибудь непривередливого!       — Я не настолько в отчаянии, чтобы спать со шлюхами. Спасибо, Рейвен.       — Я не то имела в виду. Как с тобой сложно! — она ударила его по плечу сумочкой. — Пойду лучше поболтаю с Энджел! До вечера!       — Удачи.       Рейвен ушла, оставив Чарльза в одиночестве с остывающим чаем и наполовину законченным отчетом по исследованию реакции стволовых клеток на экспериментальный препарат.              По возвращении домой Чарльз обнаружил у дверей своей квартиры детектива МакТаггерт. Он закатил глаза на секунду, но все-таки выдавил из себя приветливую улыбку. В конце концов, работа была у Мойры такая: скучная и дотошная. Проверять «веснушчатые» дела, как она это называла.       — Здравствуй, Чарльз, — детектив улыбнулась в ответ.       — Здравствуйте, детектив МакТаггерт, — он полушутливо поклонился ей и открыл дверь, пропуская женщину внутрь.       Они с Мойрой знали друг друга последние полтора года. Раз в месяц, если не чаще, она наведывалась к нему с проверкой, потому что кто-то снова позвонил в участок и оставил его приметы. Раньше на месте МакТаггерт работал старик Ли Уоррен. Он был кошмарным унылым брюзгой и ужасно бесил Чарльза своими дотошными беседами и визитами во внеурочное время. Старикашка любил заявиться с утра пораньше в дежурный выходной или прийти поздно вечером, когда Чарльз уже готовился развалиться перед телевизором и плавно отойти ко сну. Конечно, он мог бы повлиять на Уоррена с помощью телепатии, но знал, что такие вещи сейчас серьезно контролируются правительством и полицией. Воздействие мутацией на стражей порядка считалось незаконным, и Чарльз, будучи порядочным гражданином, был вынужден терпеть его унылый треп.       Когда в один прекрасный день на его пороге вместо старика Ли появилась красивая дама не старше самого Чарльза, он был на седьмом небе от счастья. Мойра его восторга не разделяла. Подобная работа вызывала у нее скуку, и ее можно было понять. Насколько Чарльз знал, раньше она служила в армии и по возвращении сразу же устроилась в их участок. Мойра не очень любила обсуждать свое прошлое. Но в любом случае военная выдержка сделала ее довольно сдержанной в эмоциях. МакТаггерт предпочитала держать дистанцию…       Она была не так скрупулезна, как ее предшественник, ей хватало проницательности и такта, чтобы слышать в ответах Чарльза больше, чем тот говорил. И все же она была исполнительна и ответственна, каждый раз заполняя специальную анкету, предназначенную для таких опросов, и составляла протокол. Дело Чарльза наверняка было самым толстым среди прочих таких же, он был уверен…       Но вскоре регулярные визиты стерли некоторые границы. Мойра заходила все позже положенного, а Чарльз все чаще угощал ее чаем с бисквитами. Они позволяли себе поговорить о чем-то большем, чем «веснушчатое» дело. И хотя эти встречи были коротки и нечасты, кажется, оба получали от них удовольствие.       — Ммм, божественно, — Мойра отпила горячего чаю и откусила от восхитительного пирожного небольшой кусочек. Если бы она заглядывала к Чарльзу чаще, пришлось бы распрощаться с красивой талией… — Сегодня была кошмарная суета с самого утра, налет на наркопритон, несколько убитых, еще больше задержанных. В участке все ходят на ушах. А как прошел твой день?       Чарльз все еще гремел тарелками на кухне, варганя себе поздний ужин, от которого Мойра отказалась. Сегодня он был не в духе, и визит детектива больше расстроил его, чем порадовал.       — Достаточно отвратительно. Лаборатория не получила финансирование на продолжение моего проекта, Хэнк — это муж моей сестры — так переживает из-за рождения сына, что лажает в серьезных вещах через раз. Будто одного меня мало… — последнее он пробубнил себе под нос, размешивая в чашке сахар.       — Понимаю. Надеюсь, ты простишь меня за то, что я вынуждена буду задать тебе несколько вопросов сам знаешь на какую тему? — женщина сочувственно посмотрела на усталые плечи Чарльза.       Его лицо было хмурым, когда он обернулся.       — О чем ты, это ведь твоя работа. Никто из нас не виноват в сложившейся ситуации, кроме моего неведомого соулмейта.       Чарльз сел в кресло напротив, заливая дурное настроение сладким чаем и слушая, как микроволновка подогревает его макароны с сыром.       — Подозрительные личности? — вопросы Мойры были в основном одни и те же, Чарльз покачал головой. — Письма на почту? Пополнение в семье? Имею в виду, конечно, не твоего будущего племянника. Новые соседи? — Чарльз отрицательно качал головой на все вопросы детектива, напоминая себе китайского болванчика. — Участвовал в каких-нибудь мероприятиях?       — Ммм, поход в магазин за распашонками считается? — Чарльз усмехнулся, вспоминая зеленоватое лицо Хэнка, когда они возвращались в их с Рейвен квартиру с кучей пакетов детской одежды и пеленок.       — Разве что там тебе приглянулась какая-нибудь продавщица-консультантка, — улыбка Мойры была мягкой и печальной, и Чарльз настойчиво отгонял лучи ее сочувствия от своего разума.       — Никак нет. Женщины были так поглощены распашонками, что мы с Хэнком успели проработать новую гипотезу по поводу стволовых клеток. И нет, предупреждая твой вопрос, — никаких новых деловых контактов, знакомств или сотрудников.       Мойра со строгостью учительницы начальных классов внесла крестики в свой блокнот, куда была прикреплена мини-анкета для «веснушчатых» дел. Она надела колпачок на ручку. Чай был выпит, ужин Чарльза погрелся.       — Слушай… Я, конечно, не твой психотерапевт, но… — Мойра теребила в руках блокнот. — Не стоит закрываться от всех из-за этого.       — Прошу, не надо, Мойра. Только твоих жалостливых речей мне сегодня не хватало, — Чарльз поставил чашку на блюдце чересчур резко, так что посуда громко звякнула друг о друга.       — Я просто знаю, что такое носить клеймо и быть в одиночестве. Не каждый родитель гордится дочерью на службе. Не думай, что ты один такой несчастный и никем не понятый, — она говорила спокойно, но в голосе чувствовались нотки раздражения, и Чарльз вскочил со своего места, чтобы достать ужин из микроволновки.       — Спасибо, это именно то, что я хотел услышать сегодняшним вечером.       Отчаянная злость, закипавшая в нем с самого утра, наконец нашла выход. Почему бы не сорваться на Мойре? Единственном человеке, кроме сестры и ее мужа, который не смотрел на Чарльза, как на прокаженного! Давай, Чарльз, отличное решение.       — Да что с тобой? Ведешь себя, как обиженный мальчишка! Я общалась с Рейвен по долгу службы, и она сказала, что последние три года ты один. Закрылся в своей скорлупе с этими веснушками и на всех огрызаешься.       — Вот значит как? — тарелка грохнула о столешницу. Лицо Чарльза пылало от стыда и злости. Он еще и стал предметом женских сплетен, отлично. — Может, я просто не хочу делиться с Рейвен подробностями своей личной жизни! И вообще, с какой стати вас, детектив МакТаггерт, волнует наличие у меня полового партнера? Больше полиции заняться нечем?       Мойра спокойно смотрела на него, хотя ее ноздри раздувались от злости. Но она была прекрасно выдрессирована: холодный разум прежде горячего сердца. Умение держать себя в руках наверняка не раз пригодилось ей на службе.       — Не хочешь принимать помощь — дело твое. Полиции плевать на таких, как ты, и их личные проблемы. Это факт. Их волнует поиск серийных убийц и террористов, а не чужое нытье. Мне казалось, что за полтора года нашего знакомства этап «полицейский-подозреваемый» остался в прошлом. Но если тебе проще сидеть одному в своей норе и дальше, то пусть так и будет. Я отслужила три года в горячей точке Афганистана и два — в убойном отделе не для того, чтобы чужие сопли здесь вытирать. Удачного вечера, Чарльз.       Мойра развернулась на каблуках, не дожидаясь ответа, и вышла прочь из квартиры, хлопнув дверью.       Чарльзу казалось, что это ему, а не дверному косяку, дали пощечину. И заслуженную, если честно. Вывалил на Мойру свое нытье, попытался поругаться… Слова МакТаггерт каждое правдивей предыдущего. Он и в самом деле расклеился, погрязнув в жалости к себе и мыслях о своем неведомом соулмейте-убийце. Конечно, большинство людей относилось к нему предосудительно, но ведь не все. Чарльзу вдруг стало казаться, что основную часть чужого недовольства он и вовсе надумал сам, нарочито выискивая в головах окружающих именно самые негативные мысли. Те, что соответствовали его собственным мрачным настроям.       Да нет… Его все-таки сторонились.       За последние три года Мойра была его единственным новым знакомым, с которым общение продлилось дольше пары-тройки встреч. Он пытался ходить на свидания поначалу. Некоторые девушки были даже не против его веснушек. Но они же были и не против секса втроем, занюхнуть кокса или выйти замуж за уродливого старика, лишь бы он катал их на своей дорогущей машине. В общем, это было немного не то, что искал Чарльз.       С досадой он вывалил уже остывшие макароны в помойку. Чувство вины грызло изнутри. Не стоило злить Мойру и ругаться с ней. Она ведь правда хотела помочь, как и Рейвен. Не их вина, что Чарльз, зарывшись в себя, стал занудным и эгоистичным нытиком. Стоило наведаться завтра в участок и извиниться. А сегодня ему нужно было пойти и расслабиться. Да. Чтобы утром все начать заново!              Чарльз добрался до ближайшего бара пешком, в надежде проветрить голову по пути и остудить мысли. Изначально он не планировал нажираться до свинячьего визга, но виски был хорош, а собеседник еще лучше. Он внимательно слушал излияния Чарльза, поддакивая через раз, и не бесил наставлениями на путь истинный…       — Понимаешь, друг мой… Ну вот кто… Кто придумал эти веснушки? Зачем?.. — Чарльз страдальчески закатил глаза и залпом проглотил остатки выпивки, чуть не подавившись.       — Сочувствую, приятель. Но не думаю, что виски избавит тебя от веснушек, — мужчина смотрел на собеседника с легкой насмешкой.       Чарльз показал бармену пальцем в стакан и для верности послал ему телепатический сигнал. Тот дернулся всем телом.       — Эй! Еще раз так сделаешь — выкину за дверь! Нечего мне тут телепатить свои пьяные заказы! — бармен пылал праведным гневом, наливая новую порцию Чарльзу, уже пошедшему на попятную.       — Прости-прости, друг! Я ни при чем! Это все виски. Вот видишь? — он вылил в себя всю порцию разом, закашлялся, и собеседник, сидящий рядом, дружески похлопал его по спине.       — Виски все же лучше пить и смаковать, а не вдыхать легкими.       Раскрасневшийся от кашля Чарльз закивал и в конце концов попросил бармена дать ему бутылку, кинув на стойку приличную сумму.       — Чарльз Ксавье!       Собеседник крепко пожал его руку, подставляя стакан под льющийся из бутылки виски. Ну не отказываться же от бесплатной выпивки, тем более что завтра суббота.       — Эрик Леншерр, и тоже мутант.       — Выпьем за мутантов! — при слове «мутант» Чарльз повеселел. Он любил встретить собрата.       Они чокнулись.       — Так и какая у тебя мутация, друг мой? Нет-нет, стой! Я сам угадаю!       — Угадывать с телепатией не азартно, — губы Эрика уже не улыбались, но глаза все равно продолжали смеяться.       — Я без нее. Давай так, если я угадываю, то ты пьешь. Если нет, то я.       — А это вообще неспортивно.       — Ты недооцениваешь мои возможности! — Чарльз выпрямился, ударив себя в грудь. Он был уже достаточно пьян, чтобы поверить в свое всемогущество. — Поехали! Итак, ты… Телекинетик!       — Мимо.       — Черт, это была самая распространенная мутация, — впрочем, Чарльз не чувствовал досады и щедро плеснул себе в стакан, чтобы запить проигрыш. — Ты… Метаморф!       — Просто скажи, что не хочешь делиться выпивкой!       — Нет-нет, стой, я сейчас. Ты…              Когда Чарльз все-таки смог открыть глаза, и при этом его не вырвало от яркого дневного света, он понял, что не дома. Потолок и люстра были незнакомы, да и лежал он на диване, а не в кровати, накрытый чужим пледом. В животе крутило, голова раскалывалась, и он ни черта не помнил. Кажется, он пошел в бар. Пил там с каким-то мужиком. А что потом? Что-то про мутантов…       Попытки вспомнить отозвались рвотными позывами. Кое-как свалившись с дивана, он добрался до санузла и обнялся с унитазом.       И так вот каждый раз! Внутренний голос больно стучал в затылок, напоминая Чарльзу, что такие попойки всегда заканчивались для него не лучшим образом. Поэтому он нечасто посещал питейные заведения.       Пока он умывался и полоскал рот, в памяти всплыло лицо Мойры. Щеки снова загорелись от стыда и чувства вины. Нужно было срочно позвонить ей. Только сначала разузнать, где он находится. А что если?.. Мысль о том, что МакТаггерт каким-то образом наткнулась на него пьяного ночью, заставила Чарльза поскорее утереться первым попавшимся полотенцем и вылететь в гостиную.       Квартира была двухкомнатная, не слишком богато обставленная и довольно аккуратная. Телепатия в таком жутком похмелье работала против Чарльза, лишь ухудшая пульсацию в голове, и он просто вошел на кухню.       Мужчина у плиты точно не был Мойрой, что заставило Чарльза облегченно выдохнуть и тут же снова напрячься.       — С добрым утром. Хотя уже полдень. Впрочем, в выходной день я раньше и не встаю.       Эрик Леншерр — имя медленно всплыло в памяти, стоило мужчине обернуться. Он готовил яичницу, рядом закипал чайник.       — Эм, с добрым. Слушайте, извините, что я… Я… — Чарльз попытался вспомнить, за что должен извиниться, но память отказывала. — В общем, просто извините, обычно я так не напиваюсь. И спасибо, что не бросили меня в том баре валяться на полу без сознания. Потому что, очевидно, я вырубился, раз вам пришлось привести меня сюда. Ох, черт, чувствую себя каким-то кретином…       Лицо Чарльза продолжало пылать от стыда, но хотя бы тошнота слегка унялась. Чему тошниться на пустой желудок? Он рухнул на табуретку у стола, хватаясь за раскалывающуюся голову.       — Аспирин в хлебнице, воду из-под крана налей.       — Спасибо, вы просто господь бог… — Чарльз чуть ли не лег на столешницу, доставая упаковку спасительного лекарства, и поспешно подошел к раковине.       — Можно на «ты». На брудершафт мы уже выпили, за мутантов тоже, — Эрик хмыкнул, глядя на страдания Чарльза с аспирином.       — Точно… Мутант, ты мутант. Так какая у тебя мутация? Прости, я не помню.       На этот раз Леншерр уже откровенно хохотнул.       — Да, действительно обидно. Ведь ради правды ты вылакал полторы бутылки дорого виски и угадал в конце концов. Пусть и с подсказками.       — Боже, надеюсь, ты поймешь, почему я не хотел бы повторять этот чудесный опыт.       Аспирин еще не начал действовать, но Эрик, стоящий рядом, не злился из-за вчерашнего и не был раздражен на непрошенного гостя. Его разум вообще был довольно приятен для телепатии: мысли плавно и спокойно сменяли одна другую, а не скакали, как у некоторых, и не жглись возбужденным любопытством. Стабильный эмоциональный фон был тем, что доктор прописал для больной головы телепата. Если бы можно было сравнить сейчас Эрика с предметом, то Чарльз бы сказал, что он был холодильником: плоским, гармонично вписывающимся в кухонный интерьер, источающим прохладу, с приятной поверхностью цвета металлик.       — Металлокинез! — он вдруг вскинулся, но тут же схватился за голову.       А Эрик, в этот момент снявший сковороду с плиты, победно ткнул в его сторону указательным пальцем.       — Бинго! Твой мозг лучше работает во время похмелья, чем опьянения. Будешь яичницу?       — Не откажусь. Мой вчерашний недоужин остался в твоей канализации.       Чарльз пронаблюдал за тем, как Эрик накладывает завтрак по двум тарелкам из парящей в воздухе сковороды и наливает кипяток в чашки с кофе.       — Ты всех пьяниц подбираешь и спасаешь у себя дома?       — О нет, только мутантов. Мы ведь братья, должны держаться друг друга, не так ли? Вся эта толерантность, конечно, хорошо, но никто не поймет мутанта лучше, чем другой мутант. За мутантов, — Эрик чокнулся с Чарльзом кружкой с кофе и, отпив горького напитка, принялся за яичницу.       Чарльз тоже быстро орудовал вилкой, пока его желудок не начал переваривать себя или не взбунтовался снова. К счастью, обошлось.       Вся ситуация казалась до ужаса странной. Он пошел в бар, где последний раз был больше года назад, напился с каким-то типом, оказался у него дома и сидит тут завтракает, как ни в чем не бывало. А главное, почему-то его это не особо волнует. Словно все так и должно быть. Почему нет? Что тут такого?       Казалось, один только мозг задавался такими вопросами. Остальная часть Чарльза чувствовала себя на своем месте. Может, это из-за спокойного пси-поля Эрика? Часто бывало так, что Чарльз невольно улавливал настроение кого-то, находящегося рядом, и попадал под его влияние: начинал злиться или заражался весельем. Сейчас его разум был уязвим из-за похмелья, а Эрик был спокойным и невозмутимым, как скала.       И еще кое-что…       — Кажется, тебя не смущают мои веснушки.       Эрик отвлекся от еды и поднял на него удивленный взгляд, и Чарльз тут же почувствовал себя идиотом. Зачем он вообще это ляпнул? Конечно, Эрику плевать, он Чарльза знает каких-то несколько часов, и после завтрака они уже навряд ли когда-либо встретятся.       — Честно говоря, по-моему, твои веснушки смущают только тебя. И не отрицай, я достаточно вчера наслушался.       — Черт, прости. Вчера был дурной день, у меня появилась еще одна веснушка, и я поругался с… одним близким человеком. И я опять жалуюсь, да. Знаю. Со мной это часто бывает в последние года три как минимум.       Эрик замер на секунду, задумчиво жуя последний кусок яичницы, потом пожал плечами и спросил:       — Этот близкий человек твой соулмейт? — вся его поза была расслаблена, но Чарльз напрягся, улавливая в разуме мужчины, что ответ был для него важен.       — Нет, нет, она не мой соулм… — последний слог застрял у него в горле, взгляд вдруг сделался остекленевшим, а лицо слегка побледнело.       Веснушки на белой коже выступили с куда большей отчетливостью.       — Ты в порядке? Чарльз? — Эрик смотрел на него с ноткой настороженности и беспокойства, забыв про кофе и пустую тарелку.       В то время как мысли Чарльза пустились галопом вперемешку с воспоминаниями. Мойра вчера сказала, что служила в Афганистане. И не просто где-то на границе, а в горячей точке! Навряд ли она отсиживалась на скамье запасных. И потом два года в убойном… Все знали эту ужасную статистику из «Нью-Йорк Таймс» о полицейских облавах на притоны, мафиозные группировки и подпольных продавцов оружия… Без жертв никогда не обходилось.       Веснушки Чарльза стали появляться как раз во время ее службы в Афганистане… И за последние годы она была его единственным новым знакомым. Устроилась на работу именно в этот участок. А вчера утром… Облава… Кого-то убили, и Чарльз знал, что МакТаггерт участвует в таких операциях… Неужели она… Как он мог не понять?..       Мысли путались, его снова замутило, и боль в висках, притупившаяся было от аспирина, навалилась волной.       — Чарльз? Эй? — Эрик уже приподнялся, внимательно заглядывая ему в глаза, и прижал пальцы к вене на его шее. Бешеный пульс Ксавье ощущался отлично.       Он перевел взгляд вытаращенных глаз с расширившимися до предела зрачками на Леншерра, не понимая, что от него хотят.       — Что?       — Ты просто что-то вспомнил, или у тебя какой-то приступ? Не ударялся головой, когда с дивана падал? Не тошнит? Нет проблем с давлением? — вопросы из Эрика сыпались, как горох из банки, четкие и точные. Видимо, Чарльз и правда выглядел так себе.       — Давление… Нет, просто я… — он вдруг снова встретился взглядом с серыми глазами собеседника. Мысли того плавно формулировались в описание симптомов: кожа бледная, пульс частый, хорошего наполнения, зрачки расширены, дыхание поверхностное… — Ты что, доктор?       Эрик растерянно моргнул, но взял себя в руки, возвращаясь пятой точкой на табурет. Кажется, Чарльз был в порядке. Хотя ему точно стоило проверить сосуды.       — Да, доктор. Акушер-гинеколог.       На секунду Чарльз хотел засмеяться, решив, что Эрик его подкалывает. Но успел задавить неуместное желание в ростке. Кажется, Леншерр не шутил.       Мысли о Мойре не выходили из головы. Мир Чарльза перевернулся с ног на голову в один миг, хотя это должно было случиться еще полтора года назад, когда они впервые встретились. Почему он не почувствовал ничего тогда? А почувствовала ли Мойра? Что если это все чушь про соулмейтов? Не все ведь влюблялись сразу!       — То есть, ты работаешь в роддоме?       — Не совсем, веду амбулаторный прием и делаю малые операции.       Для Чарльза медицина была чужда, но он тут же вспомнил о Рейвен.       — Моя сестра беременна. Ждет мальчика.       — Поздравляю, — Эрик хмыкнул в чашку с кофе, все еще следя за Чарльзом слегка обеспокоенно. И вдруг добавил: — Она замужем?       — Да, Хэнк женился на ней, как только узнал, что она в положении. Он хороший человек, хотя вся эта ситуация с ребенком его ужасно нервирует. Иногда переживаю за него больше, чем за Рейвен.       Эрик вдруг искренне улыбнулся, а не просто растянул губы в ухмылке.       — На самом деле рад за твою сестру. Знаешь, как только аборты стали легальны, многие женщины использовали возможность избавиться от нежеланного ребенка. И их мужья или бойфренды часто только «за».       Чарльз выпал из своих размышлений о Мойре, потому что эмоции Эрика окрасились мрачным чувством горечи. Он хмуро смотрел в чашку с почти допитым кофе.       — О, я… Я не знал. Неужели многие приходят к тебе на прием с такими просьбами?       — Ты и не представляешь. Многодетные, бедняки, жертвы изнасилований, бестолковые подростки. Мой отец тоже был акушером, он работал в родильном доме. Я хотел пойти по его стопам, но потом решил остаться в амбулатории. Пытался отговаривать некоторых от этого шага.       — Почему?       Чарльз правда не понимал, зачем заставлять рожать ребенка изнасилованную женщину или девочку-подростка, которая сама еще ребенок. Конечно, идеальным вариантом было вовсе не допускать подобного. Но… Не лучше ли было не ухудшать ситуацию? А потом эти дети попадали в приюты или росли в нелюбви.       — Потому что аборт — это убийство. Ты когда-нибудь видел трехмесячный плод? Внешне он выглядит как ребенок, недоразвитый, конечно, и все же…       Чарльз тяжело сглотнул, невольно улавливая всплывающие в памяти Эрика картины, от которых в животе все неприятно сжалось.       — Тем, кого не удалось уговорить, я делаю аборт. Плод нельзя достать целиком, поэтому его вытаскивают по частям: ручки, ножки, части головы и туловища.       — Ладно-ладно, не продолжай, прошу. Я тебя понял. Это просто ужасно. Прости, — Чарльз присосался к кружке, выпивая остатки горечи со дна, пытаясь унять дурноту. Все это было как-то слишком.       Эрик печально хмыкнул.       — Иногда, конечно, это необходимо. Навряд ли ты представляешь, как часто женщинам вообще не следует рожать.       Чарльз уже начал зеленеть, и Эрик ободряюще похлопал его по плечу:       — Мои извинения. Просто вчера была дерьмовая смена, как раз кровавый день, как я их называю. Медицинский юмор. Налить тебе еще кофе? А то на тебе совсем лица нет.       — Я в порядке. Ты просто… — Чарльз показал на голову Эрика и свою, и тот чертыхнулся.       — Черт, давно не общался с кем-то, обладающим телепатией, совсем забыл.       — Да все в норме. Правда. Я думаю, мы оба отлично излили душу друг другу, — губы Чарльза растянулись в искренней улыбке.       Человек перед ним был не только мутантом-собратом, но еще и врачом, пытавшимся спасать жизни. Наверное, нужно было приободрить его. Не стоило, в конце концов, зацикливаться на смертях, особенно еще не рожденных. Можно ли умереть, если толком не жил? Чарльз оставил эти философские мысли на другой раз. На часах была половина первого, и наверняка Рейвен уже хватилась пропавшего брата.       В гостях было хорошо, но Чарльзу не стоило злоупотреблять гостеприимством своего нового знакомого.       — Я думаю, мне пора идти. Не хочу заставлять мою сестренку беспокоиться еще и обо мне.       — Пусть не забывает пить витамины для беременных. Если нужно, всегда обращайтесь, — Эрик проводил Чарльза к двери.       — Кстати, Рейвен тоже мутантка, метаморф. В истинном обличье она синяя, но предпочитает перевоплощаться в блондинку. А ее муж Хэнк — у него необычное строение стопы. Еще мы знакомы с Энджел — она работает в кофейне официанткой, у нее есть крылья и ядовитые слюнные железы. Мне однажды досталось… Неприятно, если честно.       Чарльз продолжал болтать, обувая ботинки и натягивая куртку, попутно рассматривая стены квартиры, завешенные какими-то рамками. Кажется, это были медицинские документы Эрика. Благодарности от руководства и даже от пациентов.       — Смотрю, у тебя много друзей-мутантов…       — А у тебя много благодарных пациентов, — Чарльз кивнул на исписанные от руки листы картона за стеклом.       Эрик смущенно кивнул.       — Да. Эти еще пятилетней давности, когда только начал свою работу. Тогда мне казалось, что я смогу изменить мир своими убеждениями. Потом перестал страдать этой глупостью, но приятные воспоминания о первых удачах остались.       Чарльз уловил в памяти Эрика лица тех, кому он смог помочь, и сам невольно улыбнулся.       — До свидания, друг мой. Надеюсь, еще свидимся как-нибудь, — Чарльз протянул ему ладонь, и Эрик ответил на рукопожатие.       — Не сомневаюсь. До встречи, Чарльз.       Дверь за Чарльзом закрылась, и он слетел по лестнице с третьего этажа, словно на крыльях. Дурные картины об абортах выветривались из его головы с каждой ступенькой. Мысли кружили между доктором Леншерром, спасающим жизни, и Мойрой, которая с вероятностью почти сто процентов оказалась вдруг его соулмейтом. За какой-то чертов вечер, пропитанный алкоголем и болтовней о веснушках, он обрел неплохого приятеля и, видимо, нашел того, кого искал долгие годы. И Мойра не была серийным маньяком, а была военной, как он и полагал.       Перед домом Эрика обнаружился телефон-автомат. Чарльз зашел под козырек и, сняв трубку, тут же набрал знакомый номер детектива. Сегодня была вторая суббота месяца, и Мойра дежурила.       Ответил кто-то другой, но Чарльз представился и попросил соединить с МакТаггерт.       — Чарльз, где тебя черти носят?       — Эээ… — вопрос обескуражил.       Чарльз вдруг растерялся, совершенно сбитый с толку, не знающий, что вообще собирался сказать.       — Ты в порядке?       — Да, да, я в порядке. Просто выпил вечером с другом и остался у него на ночь. Сейчас еду домой. Или нет, к тебе в участок. Я извиниться… Хочу извиниться за вчерашнее.       — С другом?.. — начала было Мойра, но оборвала себя на полуслове. — Прости, я тоже наговорила лишнего.       — Просто заходи сегодня после смены ко мне, ладно? Я испеку печенье с изюмом.       — Хорошо. Знаешь, чем меня заманить, — хмыкнула Мойра и, попрощавшись, отключилась.       На той стороне раздавались гудки, но Чарльз все никак не мог положить свою трубку на рычаг. Сердце гулко стучало в груди. Как Мойра отреагирует? Она искала его вчера? Зачем? Может, она тоже догадалась.       Пальцы стиснули нагревшийся от его тепла пластик, и он ощутил внутри легкую вибрацию металла.       В голове от размышлений и чувств становилось тесно, но Чарльз почему-то не мог просто взять и уйти отсюда. Он будто забыл сказать или сделать что-то еще. Наверное, это страх перед неизвестным? Перед новым витком его жизни? Или что?       Мимо прошла женщина с ребенком в коляске, и в памяти снова всплыли картины, подсмотренные в сознании Эрика.       Аборт — убийство…       И почему это так поразило Чарльза? Разве он не знал об этом раньше? Разве не обсуждали они это с Рейвен когда-то?       Не веснушки ли Чарльза напомнили Эрику вчерашнюю смену, что он решил об этом заговорить?       «Эти еще пятилетней давности, когда только начал свою работу».       Слова Эрика отчетливо прозвучали в голове Чарльза, заставляя его колени медленно подкашиваться. Не может же этого быть?..       Слегка подрагивающие пальцы медленно коснулись веснушки, появившейся вчера на носу.       «Просто вчера была дерьмовая смена, как раз кровавый день, как я их называю».       Боковым зрением он вдруг уловил, как кнопки телефона сами нажимаются, с тихими щелчками вдавливаясь в металлический корпус. На автомате он поднес трубку к уху. Короткий гудок — и на той стороне молча взяли трубку.       Чарльз вышел из-под козырька и задрал голову, рискуя завалиться, потому что перед глазами все кружилось. Наверное, у него опять были такие же расширенные зрачки, как получасом ранее, когда он осознал, что Мойра его соулмейт…       — Ты уверен? — голос Эрика из автомата звучал так же спокойно, как и за завтраком, и даже отсюда Чарльз мог разглядеть его легкую ухмылку в окне третьего этажа.       Он медленно опустил трубку на рычаг и пошел в сторону автобусной остановки, чтобы добраться до дома. Ему было над чем подумать…              Как понять, что ты встретил родственную душу? Все эти рассказы о внезапно вспыхнувших чувствах или логически выстроенные теории чаще всего никак не доказывали: был ли твой партнер, друг или брат твоим соулмейтом, или ты просто этого хотел? В конечном счете, все решала личная вера. Кто-то шел за зовом сердца и доводами рассудка. А кто-то оставался в стороне, просто продолжая жить. Мало у кого была возможность проверить свои предположения.       Чарльзу представилась такая возможность. Но был ли он готов к тому, чтобы узнать результат? И был ли в результате хоть какой-то смысл? Ведь долгие годы он жил в страхе столкнуться лицом к лицу с убийцей. И если ни Мойра, ни Эрик не являются таковыми, то не все ли равно?       Чарльз откинулся на подголовник сиденья в автобусе и уставился на свое отражение в стекле. Веснушки были на месте, и мысли пассажиров, видевших его, лучились любопытством и настороженностью. Но теперь ему было все равно. Впервые за пять лет он улыбался своему отражению.