Однажды я все-таки отрежу тебе голову

Day one, I played with her blood Day two, left her face bruised and we called it making love Day three, her blood played with me (Sage Francis – «Agony In Her Body») Со стороны Аиша и Роуг иногда похожи на пару. Время от времени они делают вид, что перестали ненавидеть друг друга, хотя Клэй видит в их глазах все тот же злой огонь – в точности как в день знакомства. Они могут разговаривать не повышая голоса, сидеть рядом или идти рука об руку, точно старые приятели – но ненависть между ними почти осязаема. Когда они соревнуются в метании ножей, их плечи соприкасаются, тепло их тел смешивается, как у любовников. Их улыбки похожи на оскалы, и кажется, будто им стоит огромных усилий не броситься друг на друга прямо сейчас. Клэй смотрит на них, и не может отвести взгляд. Он очень надеется, что дело в банальной ревности и Роуг перебесится со временем, самое позднее – когда Аиша уйдет – а она уйдет, женщины всегда уходят, потому, что они доверяют своей интуиции, не отмахиваются от предчувствия опасности. Хуже – если за неприязнью Роуга стоит что-то еще, вроде желания вернуться домой, чего бы это ни стоило, он – из тех, кто никогда не отказывается от однажды принятых решений или вбитых в голову желаний. – От нее никакой пользы команде, – говорит Роуг, накрывая ладонью руку Клэя, будто приглашая придвинуться ближе. – От нас ото всех сейчас никакой пользы команде, – Клэй пожимает плечами и откидывается назад. – Ото всех, кроме Дженсена, и то я иногда сомневаюсь. * * * У Аиши четко очерченные губы. Клэю нравится ее целовать, нравится прижимать ее обеими руками к себе, когда она напряжена, будто струна – не струна музыкального инструмента, а струна в руках душителя. Когда они занимаются сексом, Роуг смотрит. В этом нет ничего необычного, он всегда смотрит, так или иначе – однажды Дженсен даже ставил для него микрокамеру, но с Аишей ничего подобного не требуется. Она совсем не против того, чтобы Роуг сидел в углу на стуле, пока Клэй ей вставляет. Может быть, она хочет, чтобы и Роуг ее поимел – но явно чувствует: он не из тех, кому нравятся женщины и уж точно не из тех, кому нравится она. Иногда Роуг неподвижен, даже не моргает, и если бы не мерное дыхание, можно было бы подумать, что он мертв. Иногда он точит один из своих ножей или смазывает пистолет, не поднимая взгляда – и тогда Клэй чувствует себя никому не принадлежащим, свободным, он ритмично вбивается в Аишу, глубоко вдыхает воздух, который она выдыхает. Иногда Роуг смотрит внимательно. Однажды он поднимается с места – Клэй слышит его шаги у себя за спиной, но не останавливается – и кладет ладонь Клэю на поясницу. Тот замирает, всего на секунду, а потом продолжает движения, Аиша стискивает его ногами, так сильно, что это больно, но Роуг не отходит, не подается вперед, не убирает руку, просто стоит. Клэй слышит, как бьется его сердце. Ладонь Роуга будто обжигает его, это чертовски неприятное ощущение, и он хочет сказать – уходи, оставь меня в покое хотя бы минут на десять, но вместо этого просто сжимает пальцами груди Аиши, и та стонет, хватая ртом воздух. В этот момент она кажется Клэю самой прекрасной женщиной на земле. * * * – Есть такое развлечение: сальса, или как ее еще называют – человеческий петушиный бой, – Роуг сжимает пальцы вокруг рукоятки ножа и замирает, будто проверяя, не стал ли тот легче от бесконечных заточек. – Незнакомых людей выводят на ринг, привязывают к столбам, чтобы не разбегались, дают каждому по ножу и они сражаются насмерть. Человек – живучая тварь, поэтому сальса может тянуться очень долго. Люди могут одной рукой держать собственные кишки, а другой продолжать втыкать нож в противника. – Я знаю про эту штуку, – улыбается Аиша. – Мой отец такое устраивал время от времени. Чаще всего брал для этого женщин, говорил, что это двойная красота – красивые женщины, красивая кровь. Он любил все яркое. Они снова смотрят друг на друга так, будто хотят броситься, точно как пара петухов на ринге. Или как пара людей в человеческом петушином бое. Клэй отворачивается. Иногда он просто хочет сказать: лучше бы вы просто бросались друг на друга, как раньше. По крайней мере, это выглядело нормально, честно, и остальные ребята не думали, что все идет как надо. Последнее, чего Клэй сейчас хочет – выяснять, что там у Роуга опять не так с головой. Им по-прежнему нужно найти Макса, они застряли в Джубаленде, душном и жарком, посреди нигде, и Дженсен каждый день молится о том, чтобы его приятель из Кении их всех не подставил – так что сейчас чертовски неподходящее время для шекспировской трагедии о ревности и любви. – На такие бои ставят деньги. Большие деньги, – Аиша улыбается еще шире, ее белые зубы блестят. – Можно выиграть или проиграть целое состояние. – Я бы поставил на такую как ты. – Я бы поставила на тебя, – Аиша произносит это так, будто говорит то же самое, что и Роуг, но они оба слышат немного другое, и Клэй тоже это слышит. * * * Иногда Клэй уверен: Аиша бы тоже с удовольствием смотрела, как они с Роугом трахаются. Она не спрашивает о таких вещах, не пытается за ними подглядывать – но она из любопытных. У них с Роугом уговор: если Клэй заводит подружку, то Роуг не вмешивается, и обычно он действительно не вмешивается, смотрит сколько угодно, но ничего не говорит – в этот раз все иначе. Из-за этого Клэй не может о нем не думать, не может просто забыть, даже когда Роуга нет рядом, даже когда рядом нет и Аиши. В гостинице слишком много людей, в номере, где слишком много насекомых, каждая мысль становится твердой, будто попавший в обувь камень. Роуг смотрит, как Клэй надрачивает свой член, прежде, чем натянуть презерватив – и Клэй вспоминает, как тот сам натягивает резинки, всегда левой рукой, медленным движением. Когда Аиша поворачивается на живот, упираясь ладонями в матрас, открывая спину как если бы хотела продемонстрировать свое доверие, Клэй снова думает о Роуге – о его сильных руках, и о том, как он целуется, прихватывая зубами губы и язык. Трахая Аишу, Клэй думает о том, как Роуг обычно трахает его самого – сзади, вцепившись пальцами в волосы, или лицом к лицу, обхватывая обеими руками шею, так, чтобы каждый вдох и выдох давался с трудом. Клэй хочет, чтобы Роуг хотя бы прикоснулся к нему еще раз, прямо сейчас, но тот лишь молча встает с места и выходит за дверь, на этот раз не дожидаясь, пока все закончится. Аиша гладит обеими руками его зад, нащупывает дырку и пропихивает туда палец. Клэй чувствует ее ногти, чувствует мягкие подушечки пальцев и это совсем не похоже на то, как запускает в него пальцы Роуг. * * * Роуг ловит его за руку в коридоре и прижимает к стене. Час то ли слишком ранний, то ли слишком поздний, солнце еще не поднялось над горизонтом, Роуг немного пьян, Клэй чувствует его запах, когда он наваливается всем весом. – Знаешь, а ведь Макс предлагал мне официальное воскрешение с восстановлением в должности, – тихо говорит он, прижимаясь к Клэю всем телом, держа нож у него шеи, – если я сдам ему всю команду. – Так что же ты отказался? – спрашивает Клэй, обхватывая его руками за пояс и прижимаясь в ответ, так сильно, как только может. Лезвие ножа, острое, как бритва, прорезает его кожу, он чувствует, как щекотно набухают маленькие капли, прежде, чем съехать по потеплевшей стали вниз, к рукоятке, к пальцам Роуга. Роуг фыркает, скалится – в точности как скалится на Аишу, бормочет что-то вроде «да пошел бы ты», но не отступает, только вжимается в Клэя сильнее, и тот, впервые за чертовски долгое время верит, что все будет хорошо – может быть, не у всех из них, может быть – нескоро, но все-таки сложится правильно. Это что-то вроде отчаянной последней надежды за карточным столом, когда ставишь последнее, что осталось. Или на петушином бое – от тебя ничего не зависит, поэтому остается рассчитывать только на то, что не ошибся, делая ставку. Вот только Клэю обычно не везет со ставками.