Cinderella Girl

      Бредя по коридору на запах кофе, точно Рокфор из «Чипа и Дейла» на аромат сыра, я прокручивала в туманной со сна голове события прошедшей ночи. Вспоминала, какой леденящий кровь страх разливался по венам, когда я кружила по комнате Цзытао, разрываясь между практически непреодолимым желанием вызвать скорую и данным парню словом этого не делать. Вспоминала, как дрожали мои холодные пальцы, сжимающие его непослушные ладони. Как горел его высокий лоб, и как я, проверяя температуру, несмело касалась губами бледной кожи между его бровей. Как он узнал меня, когда я, чуть не плача, бормотала какую-то околесицу, призывая парня не дурить и прийти, наконец, в себя. Как попросил не уходить. Как гладил мои руки, пока я пела. Как, наконец, заснул, не разжимая пальцев. Как сама провалилась в сон, не высвобождая своих ладоней из его.       Чем больше закручивался в моей голове круговорот мыслей, тем сильнее я, сама того не замечая, замедляла шаг, точно пытаясь оттянуть момент, когда, наконец, войду в столовую и увижу его. В кончиках ушей стало жарко, и я догадалась, что они запылали румянцем. Что за фигня, Чжан Эвелин? С каких пор тебя стало так заботить самочувствие Цзытао? Почему просто не влила в него отвратительное лекарство и не успокоилась? Почему так боялась? Почему так больно жгли щёки две мокрые дорожки, когда тебе казалось, что он бредит? Это же Цзытао! Самовлюбленный, озлобленный на всех и вся, раздражающий, надменный… А еще потерявшийся и заблудившийся сам в себе. Порой капризный и ревнивый. В сущности, наивный и переживающий из-за пустяков. А иногда решительный. Вспомнить хотя бы его горящие черным пламенем глаза и стиснутые зубы, когда он тенью метнулся между мной и Кан Сомин в день нашей первой встречи. Некстати пришлось и совсем свежее воспоминание о его руках, надежно обосновавшихся на моей талии, каплях дождя, стекающих по красивым скулам, и валяющемся неподалеку зонтике. О бликах уличных фонарей, пляшущих в раскосых глазах, неотрывно смотрящих в мои, словно в попытке увидеть что-то неуловимое в моем взгляде.       Нет, Эвелин, не дури. Не смей. Выбрось из головы. Этого еще не хватало! Это Цзытао. Хуан Цзытао, понимаешь? Даже если отбросить его порой совсем уж скверный характер, он все равно останется собой. Золотым мальчиком, суперзвездой и любимцем тысяч поклонников. И поклонниц. А ты Золушка. Девочка, которая исчезнет из его жизни, как только он перестанет в ней нуждаться. А она в нем. Однажды она отыщет отца. Обязательно отыщет. И сбежит из дворца, едва ли оставив о себе воспоминания в мыслях китайского принца, которого она совсем недавно так ненавидела, а теперь…       Я застыла посреди коридора, прижав ладони к щекам. Глубокий вдох, медленный выдох. Еще раз. Молодец. Прав был Цзытао, нужно было надеть маску, потому что не иначе как я все-таки заразилась и теперь брежу. «Неужели он тебе нравится?» – всплыл в голове ехидный сахарный голосок Сомин. «Не дождешься», – буркнула я себе под нос и сердито сдула с лица непослушную прядь. Сейчас я войду, увижу его, и все пройдет. Острый взгляд раскосых глаз непременно выбьет всю дурь из моей головы, и…       Внезапно распахнувшаяся дверь в столовую заставила меня с визгом подпрыгнуть и инстинктивно прижать ладони к ушибленному лбу: полированный деревянный угол с противным глухим звуком на удивление метко припечатал кожу над правой бровью.       – Господи, Чжан! – знакомый голос прозвучал над ухом громко, точно выстрел. Парень, видимо, не на шутку перепугался. – Ты откуда здесь?!       – Из лесу, вестимо, – прошипела я сквозь зубы, не отнимая ладоней от ссадины. – Это что, и есть твоя благодарность за мою бессонную ночь?       – Прёшь как на таран, – сипло буркнул Цзытао, очевидно, потихоньку приходя в себя. – Дай посмотрю. Живая?       Длинные холодные пальцы сомкнулись на моих запястьях и попытались отстранить мои руки от лица.       – Да убери ты их, в конце концов, дай посмотрю, говорю!       Я послушно опустила руки, и они, точно две макаронины, обвисли по швам. В хлопковой рубашке с длинным рукавом становилось жарко. Впрочем, быть может, дело было не в рубашке и не в рукавах, а в том, что мой взгляд уперся между ключиц парня, склонившегося надо мной. Тонкая серебряная цепочка блестела на его смуглой шее, исчезая под воротом помятой белой футболки. Я сглотнула и зажмурилась, молясь, чтобы он ничего не заметил. Цзытао расценил мою реакцию по-своему.       – Очень больно? – мужские пальцы осторожно убрали со лба прилипшие к ссадине тонкие прядки.       – Не… нет, – глаза по-прежнему закрыты, а сердце предательски пропустило пару ударов.       – А чего тогда морщишься, как сушеная хурма?       – Сам ты хурма! Чуть не убил, еще и обзывается!       Он прочистил горло. Сказывалась простуда. Мне захотелось сделать то же самое, только вот простужена я не была. Просто в горле отчего-то жутко пересохло.       – Жить будешь, но обработать надо, – хмыкнул парень и потянул меня за собой в столовую.       Я не сопротивлялась, хотя какая-то часть мозга буквально вопила, пытаясь привлечь мое внимание и заставить смыться с глаз Цзытао долой. У меня точно помутился рассудок, возможно, сказался недосып или плохая погода. Помогать ему – моя работа, за которую я получаю деньги, поэтому нет ничего удивительного в том, что я подошла к ней со всей ответственностью. Кроме того, я ведь тоже человек, а не бездушная машина. Будь на месте Цзытао любой другой человек, я бы точно так же переживала и о нем. Вот только… Бежали бы электрические разряды по моим рукам, зарождаясь где-то в пальцах, которые он крепко держал в своих, будь он кем-то другим? Билось бы сердце так быстро от осознания того, что этой ночью он понял, кто перед ним, несмотря на бред, и попросил остаться с ним именно меня, Эвелин, а не кого-то еще? Я не знала ответов на эти вопросы. Или не хотела признавать их.       Парень тем временем усадил меня, точно куклу, на высокий табурет у стеклянного стола. Я тут же вбуравила взгляд в столешницу. Где-то на самом краю поля моего зрения дрейфовало туда-сюда белое пятно его футболки. Ноздри защекотал резкий запах медикаментов, и белое пятно остановилось в нескольких сантиметрах от моего лица.       – Я сама, – вдруг спохватившись, я чуть не в панике подскочила со своего места, едва не врезав склонившемуся надо мной парню головой по подбородку.       – Чжан, ты больная? – Цзытао еле успел уклониться от моей макушки, устремившейся к его челюсти.       Почему так трудно поднять на него глаза? Но я подняла. Медленно-медленно, словно опасаясь чего-то. Раньше я опасалась увидеть в его взгляде жгучую ненависть, презрение, может быть, что-нибудь еще из этой же оперы. Теперь я поймала себя на мысли, что опасаюсь этого не увидеть. Боюсь в очередной раз натолкнуться на что-то мягкое, теплое и искреннее, таящееся где-то в самой глубине шоколадно-карих глаз. Что-то, что я стала замечать все чаще, и что начало (пора признаться себе в этом) притягивать меня. Заметила и в этот раз. Блин, блин, блин…       – Я сама могу, – тихо повторила я, глядя на него, словно перепуганный звереныш.       Он взирал на меня сверху вниз, высокий, взъерошенный, с зажатыми в руках бинтом и бутылочкой антисептика. Совсем не похожий на того Цзытао, один вид которого когда-то заставлял волосы на загривке вставать дыбом, а руки – дрожать мелкой яростной дрожью.       – Иди ляг, – я осторожно взяла медикаменты из его рук, стараясь не касаться пальцами его кожи, словно она была пропитана ядом. – Тебе нужно отдыхать. Кто всю ночь как овощ провалялся? Я вполне справлюсь сама. Я быстро. И приготовлю завтрак. Хорошо?       Цзытао прищурил глаза, но сопротивляться не стал. Лишь задумчиво продолжал смотреть на меня. Я приподняла уголок губ в подобии ободряющей улыбки. Кого я хотела приободрить – его или себя – не знаю. Его же лицо осталось непроницаемым.       – Хорошо, – буркнул он себе под нос.       Вползая в ванную на ватных ногах, я услышала удаляющиеся в сторону его комнаты шаги и едва слышный щелчок двери.       Бросив взгляд в зеркало, я увидела свое лицо. Оно казалось слишком бледным и каким-то чужим. Над правой бровью алела кровью свежая ссадина, но кожа лба горела вовсе не из-за этой ничтожной ранки. Места, к которым он прикасался, убирая волосы с моего лица и осторожно заправляя тонкие прядки за уши, кололо мелкими настырными иголочками.       «Неужели он тебе нравится?».       «Нравится?.. нравится?.. нравится?..».       Голос, не похожий ни на голос Сомин, ни на мой собственный. Тихий шепот, который эхом отдавался в мозгу.       – Вовсе нет, – сердито буркнула я себе под нос, закатав рукава рубашки и щедро смочив бинт антисептиком. – Просто из-за этого свинтуса я не выспалась и ужасно устала, только и всего, – и яростно прижала бинт к ранке, тут же зашипев от боли и проклиная Цзытао и его дурацкую манеру открывать дверь чуть ли не с ноги.       Боль несколько отрезвила, и я, глубоко вздохнув, ополоснула руки холодной водой. Серые глаза отражения в зеркале встретились с моими. Будь умницей, Эвелин, и не думай о том, о чем не следует. Договорились?       * * *       – Сомин вчера заходила, – гипнотизируя коричневатые разводы от кофе на дне чашки, заметила я самым будничным голосом, на который была способна. Ни один мускул не дрогнул на лице, хотя внутри я ощутила холодок. И одновременно странную гордость. Лихо я ее выпроводила!       Я бы и не вспомнила об этом, если бы, пересекая в очередной раз прихожую, не уронила взгляд на тумбочку перед зеркалом. Маленькая открытка приторно переливалась разноцветными блестками в свете лампы.       Парень восседал за кухонным столом напротив меня, подперев все еще тяжелую голову рукой и вяло ковыряя вилкой омлет с овощами. Время от времени он угрюмо шмыгал заложенным носом и обиженно поглядывал на пустой стакан из-под лекарства, которое я влила в него чуть ли не силком пятнадцатью минутами ранее. При упоминании Кан Сомин, однако, он на удивление резко вскинул на меня красноватые от простуды глаза.       – Что ей было нужно?       Я пожала плечами.       – Оставила тебе кое-что. Кажется, приглашение на свадьбу. В коридоре лежит. Принести?       Парень фыркнул и потер глаза костяшками указательных пальцев.       – Сиди, Чжан, завтракай спокойно. Я сам.       Загружая чашки в посудомоечную машину, я услышала, как он вернулся в столовую и опустился на свое место, шурша открыткой.       – Эвелин, – я обернулась на звук своего имени и вопросительно подняла брови. Цзытао постукивал уголком открытки по столешнице. – Она опять наговорила тебе лишнего? Только честно.       – Не успела, – хмыкнула я, оправляя полы фартука и подходя ближе. – Ты не сердишься, что я не позвала тебя, когда она пришла?       Уставшее лицо парня расплылось в ухмылке, уголки глаз хитро сощурились. Судя по всему, он не сердился, уже хорошо. Я улыбнулась в ответ, но пальцы правой руки нервно теребили левый рукав рубашки.       – Храбрая маленькая Чжан, – усмехнулся вдруг Цзытао. – Знаешь, я не удивлен. В прошлый раз мне показалось, что это я защищал тебя от ее нападок. Теперь, видимо, мы поменялись ролями.       – Ты ведь не повесишь на меня еще и роль телохранителя? – подняв бровь и пристально глядя на парня, поинтересовалась я, сдерживая смешок. – Впрочем, за дополнительную плату…       – Какая ты алчная, Чжан!       – При чем тут алчность? Обычные рыночные отношения!       * * *       Пару недель спустя мне дали понять, что хранитель нужен не только телу Цзытао, но и моему собственному. Дали понять остро и грубо, оставив зудящие отметины на плечах и где-то глубоко, между ребер, где, как я думала, находится душа.       В то утро я вышла из квартиры раньше, чем обычно: парень попросил отвезти его на студию к восьми. Если честно, я чуть не проспала, поэтому вылетела из дома впопыхах, на ходу застегивая рюкзак и пытаясь одновременно всунуть ключ в замочную скважину. Идея оказалась весьма паршивой, потому что обшарпанный ключик вдруг выскочил из моих пальцев и, весело звякнув на прощание о верхние ступеньки лестницы, нырнул в темноту щели между пролетами. Пару мгновений спустя я услышала, как он с тихим звоном упал на лестницу этажом ниже. Дверь осталась незапертой.       «Ну ты и криворукая, Чжан!» – внутренний голос вдруг заговорил с интонацией Цзытао. Так же ехидно и насмешливо.       Искренне надеясь, что грабители не нагрянут в мое скромное жилище за те пару минут, что понадобятся мне, чтобы достать ключ, я рванула в сумрак лестничной площадки первого этажа. Лампочка перегорела как минимум неделю назад, но непохоже было, что кто-то собирается это исправить. Подсвечивая себе путь экраном мобильника, я зябко ежилась от сквозившего из-под подъездной двери декабрьского воздуха. Сверху на лестнице вдруг раздался какой-то невнятный шорох. Я замерла от неожиданности и оправила мех на воротнике пальто. Показалось? Секунду спустя рассеянный свет экрана выхватил из холодного полумрака заветный ключик, и я, пискнув от радости и позабыв про шорох, поскорее цапнула его свободной рукой и помчалась наверх, перескакивая через две ступеньки.       – Чжан Лин, – на моем пути вдруг возникло несколько высоких теней. Противный тягучий голос, манерно растянувший мое имя, принадлежал одной из них.       От неожиданности я оступилась на предпоследней ступеньке и чуть не рухнула вниз, туда, куда несколько минут назад задорно ускакал мой ключик. Сердце гулко ударилось о ребра.       На лестничной площадке второго этажа, где жила я, лампочка все еще была жива, хоть и дышала на ладан уже довольно давно. В ее тусклом свете мой взгляд сфокусировался на трех мужских фигурах. Я узнала одного из них, парня по фамилии Линг. Кажется, он жил с родителями этажом выше и частенько устраивал им скандалы. Ему было лет девятнадцать, хотя по телосложению ему можно было дать все двадцать девять. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Нахальная полуулыбка заставила меня сглотнуть и крепче вцепиться пальцами в нагревшийся в руках ключ.       – Я опаздываю, – язык сделался ватным, а сердце уже прокладывало кратчайший маршрут до пяток. – Можно пройти?       – Смотря куда пройти, – оскалился парень, стоявший слева от Линга. Он едва ли был старше своего приятеля, но голос был таким хриплым и прокуренным, что я на миг усомнилась, что он может принадлежать мальчишке, которому нет и двадцати.       – Если пройти с нами, то мы только за, – поддакнул третий, лениво проведя кончиком языка по верхним зубам.       Приехали. Вот это, Чжан Эвелин, мы с тобой и приехали. Я инстинктивно отступила на шаг назад, забыв, что за моей спиной целый лестничный пролет и длиннющий, почти бесконечный ряд холодных обшарпанных ступеней. Мой испуганный вскрик утонул в ехидном смехе. Подвернутая нога отозвалась резкой болью. Успев в последний момент избежать падения и ухватившись левой рукой за грязные перила, я смотрела расширившимися от ужаса глазами на три высокие фигуры, нависшие надо мной.       – Линг, – осторожно выпрямляясь, я смотрела ему в глаза. Голос предательски дрожал, выдавая мой страх. – Линг, не надо так шутить.       Тот лениво пожал плечами. Его дружки осклабились.       – Кто сказал, что я шучу? Мне давно хотелось пригласить тебя в гости, Чжан Лин. Невежливо вот так приехать и даже не познакомиться с соседями поближе, не находишь?       Нутро подсказывало мне, что это его «пригласить в гости» сильно отличалось от уютных дружеских посиделок с соседями за чашкой чая. Мерзкие ухмылки парней подтверждали жуткую догадку и заставляли кровь стынуть в жилах. Я не была трусихой. По крайней мере, мне так казалось. Быть может, потому, что мне никогда прежде не приходилось сталкиваться с перспективой остаться наедине с тремя мужчинами, которые так недвусмысленно выказывали свои намерения относительно меня. По-хорошему мне бы стоило пуститься наутек, но я понимала, что у меня всего две ноги, а у них – в три раза больше. Открытая дверь в квартиру тоже заставляла меня оставаться на месте и лихорадочно соображать. Тянуть время. Тянуть, тянуть, тянуть… Для чего? Между мной и дверью, плечом к плечу, стояли трое. И эти трое жаждали познакомиться со мной поближе.       – Не глупи, Линг, – я почувствовала, что к горлу подступили слезы. – Твои родители…       – Мои родители уехали, – резко перебил он, продолжая кривить губы в ухмылке. – Не волнуйся, нам никто не помешает.       – Хватит разглагольствовать, Линг, – один из его приятелей вдруг крепко ухватил меня за запястье и дернул на себя прежде, чем я успела отпрянуть от него. – Невежливо заставлять девушку ждать.       – Пусти, – взвизгнула я, моментально приходя в себя и с остервенением дергая рукой в попытке освободиться.       Безуспешно. В следующий миг я уже оказалась прижата к стене в каком-то несчастном метре от двери в мою квартиру. Открытой двери. Вот бы умудриться добраться до нее и захлопнуть, каким-то чудом оставив этих троих снаружи. Но как? Мужские пальцы – не знаю, чьи именно – цепко держали меня за плечи. Было больно, несмотря на ткань теплого белого пальто. Страх стучал по вискам и горячо отдавался в груди.       – Только попробуй пискнуть, – чужое дыхание всколыхнуло мои волосы и обдало лицо запахом алкоголя. Обладатель голоса был пьян. Пьян, но не настолько, чтобы ослабить хватку. Напротив, пальцы, пробравшиеся под полы расстегнутого пальто, сжимались на плечах все крепче. – Если не хочешь идти, можем побеседовать прямо здесь.       Я зажмурилась и, перестав на миг дергаться и обращать внимание на чьи-то руки, пытающиеся проникнуть под свитер, сдавленно выкрикнула:       – Помогите!       И тут же поплатилась за это. Легкие больно обожгло, потому что кто-то яростно навалился на меня всем телом.       – Ах ты, маленькая…       Сквозь душившие горло слезы и тяжелое мужское дыхание я вдруг уловила какой-то звук. Прекрасный, спасительный звук. Звук хлопнувшей подъездной двери и визгливый лай маленькой собачки. Собачка в доме была одна и принадлежала сухонькой старушке, квартира которой располагалась прямо напротив моей.       – Твою мать! – прорычал один из парней. – Чтобы ты!.. Валим!       Руки исчезли. Исчезло дыхание. Закашлявшись и дрожа всем телом, я обмякла и осела на пол, точно мешок с картошкой, напоследок услышав точно сквозь вату:       – Еще увидимся! – и топот ног вверх по лестнице.       Сбежали. Испугались. Убрались восвояси.       «Еще увидимся».       Больше не сдерживая слез, я обхватила колени руками и спрятала лицо. Растрепанные волосы упали на плечи и вниз, чуть не касаясь грязного, холодного пола лестничной площадки.       Шаркающие шаги приближались. Внезапно я ощутила, как моей безвольно обвисшей руки коснулось что-то влажное и холодное. Собачий нос.       – Лин! – встревоженный голос принадлежал старушке-соседке. – Что случилось?       Я только мотнула головой. Если бы она знала, от чего спасла меня. От мысли о том, что только что чуть не произошло, меня прошиб холодный пот.       – Поднимайся, девочка. Поднимайся, – женщина легонько потрепала меня за плечо.       Шмыгая носом и не переставая дрожать, я попыталась встать. Ватные ноги плохо слушались. Плечи продолжали ныть, а в горле встал ком.       – Что случилось? – старушка повторила вопрос. В ее водянистых глазах отчетливо поблескивала тревога.       Маленькая собачка стояла, прижавшись к моей ноге.       – Плохо стало, – я не узнала свой голос. – Видимо, давление упало. Ничего страшного.       Мне до жути захотелось обнять женщину. Разрыдаться у нее на плече. Все рассказать. Но я знала, что не нужно впутывать ее во все это. Она знала родителей Линга. Она могла все им рассказать. А он и его дружки в долгу не останутся. Нет, ни за что.       – Ты уверена? Может быть, вызвать тебе врача?       – Нет, – я попыталась улыбнуться. Челюсти словно свело, но мне удалось приподнять уголки губ. – Спасибо. Все в порядке. Мне пора. Я опаздываю на работу.       Она пожала плечами. Я чувствовала спиной ее взгляд, пока торопливо закрывала несчастную дверь трясущимися руками.       «Еще увидимся».       * * *       Я не помню, как бежала по улице. Не помню, как ехала в метро. Не помню, как звонила в синюю дверь с серебристым номером. Вязкий туман застилал голову, а в мозгу крутилась брошенная мне напоследок угроза.       Нужно что-то делать… Нужно…       – Чжан, я же просил приехать пораньше!       Из оцепенения меня вывел знакомый голос. Я стояла в просторной светлой прихожей. Руки сжимали лямки рюкзака. Цзытао, уже готовый к выходу, смотрел на меня сверху вниз, попутно завязывая объемный темно-синий шарф.       – Да, прости. Меня кое-что задержало.       – И что же? – он с любопытством взглянул на меня.       Я закашлялась и инстинктивно обняла себя руками. Словно пыталась защититься. От чего? От воспоминаний о недавних событиях?       – Мы, кажется, опаздываем, да? – заставив себя встряхнуться, я оправила пальто. Я же смелая девочка, правда? Я что-нибудь придумаю. Позже.       Пока я в безопасности. День такой длинный, а у меня столько дел.       Только бы вечер никогда не наступил. Только бы не пришлось возвращаться домой.       * * *       Всю дорогу до студии Цзытао молча поглядывал на меня. Я ни разу не посмотрела на него, но чувствовала на себе цепкий изучающий взгляд. Только не спрашивай, пожалуйста. Только не спрашивай. Не напоминай.       Я в безопасности. Так странно было ощущать это рядом с ним. Справа от меня сидел человек, которого я когда-то не выносила и даже побаивалась. Сидел тихо, не задавая вопросов. Но сидел, глядя на меня, а не в телефон, как это бывало раньше. Ощущая на себе взгляд карих глаз, я заметила, что уже не так яростно стискиваю пальцы на руле. Цзытао – это Цзытао. Все тот же золотой мальчик. Ближе которого, оказывается, у меня в этом городе нет.       Мне придется что-то делать. Мне придется возвращаться домой.       Домой ли?       Я и раньше не считала съемную квартиру домом. Теперь же мне казалось, что это место походило на дом меньше всего на свете.       Но сейчас взгляд упрямо буравит проезжую часть, руки лежат на руле, а в воздухе витает аромат дорогого парфюма. Тихо шелестит его одежда, когда он старается усесться поудобнее. Молча приподнимает рукав, чтобы взглянуть на часы. Поправляет длинные пряди волос у лица.       Я снова чувствую свое дыхание.       * * *       Цзытао пробыл в студии весь день. Я подозревала, что запись будет долгой. Не зря же он прихватил с собой целую стопку черновиков, которые накануне собирал по всей комнате.       За несколько часов я успела съездить на рынок и в пару супермаркетов. Суета обыденных дел привела меня в чувство, и, сгружая продукты в холодильник, я с удивлением отметила, что дрожь в руках практически прошла. Никогда еще за последние три месяца, что я работаю тут, я не получала такого наслаждения от простых ежедневных забот.       Кажется, я бы драила полы в этом доме круглые сутки, если бы мне предложили такую опцию взамен на возможность навсегда забыть дорогу домой. А забыть ее придется. Не думаю, что мои нервы настолько крепки, чтобы отныне каждый раз, выходя из квартиры или заходя в подъезд, прислушиваться и принюхиваться в поисках опасности, дрожа от страха. Кучка трусливых подростков, смывшихся при первом постороннем шорохе, умудрилась, тем не менее, посеять во мне такой холодящий ужас и отвращение, что стрелка часов, неумолимо отсчитывающая минуты до наступления вечера, заставляла меня судорожно и глубоко дышать.       Разложив покупки по местам, я собралась на студию. Цзытао попросил подъехать к пяти. Часы на запястье показывали четверть пятого. Время еще есть. Я застыла в прихожей, глядя в зеркало. В серых глазах незнакомки, что смотрела на меня, плескался страх. Сжатые в ниточку губы подрагивали на бледном лице. «Еще увидимся». Эта фраза стучала в висках барабанной дробью. Бежевый свитер помнил грубые прикосновения чужих рук. Настырно болели плечи. Еще настырнее болело что-то глубоко внутри, под ребрами.       Стряхнув вновь нахлынувшее оцепенение, я укуталась в пальто и туже, чем обычно, повязала шарф. Словно он был моей броней и защитой. Взяла ключи с тумбочки у зеркала. Вдохнула полной грудью. У каждого дома есть свой особенный запах. Этот дом пах растворимым кофе и элитным парфюмом. Едва уловимо, но (удивительно!) так спокойно и по-домашнему.       За время, проведенное мною в Циндао, у меня было мало радостных моментов. Моментов, когда я улыбалась или ощущала спокойствие. Но в те немногочисленные минуты я неизменно ощущала этот же запах. Все эти моменты были так или иначе связаны с этим домом. Или с человеком, который в нем жил. И я поняла это только сейчас. Когда осознала, что больше нигде в Циндао, а, может, и на всей планете, не могу чувствовать себя спокойнее, чем здесь.       Шмыгнув носом, я медленно закрыла дверь.       Циндао никогда не спал, но машин к вечеру становилось гораздо меньше. Я не спеша ехала, припоминая маршрут: прежде Цзытао ездил на студию сам. Еще до того, как вляпался в историю с правами. Сигналы светофоров сменяли цвет с красного на зеленый и обратно. Уличные фонари отбрасывали размытые блики на гладкую черную поверхность проезжей части. Декабрю было все равно, страшно мне возвращаться домой или нет. Как и положено, он напустил густых сумерек вскоре после обеда, и к пяти извилистые улицы города уже погрузились в холодное оцепенение неизбежного вечера.       С Цзытао я столкнулась в коридоре. Студия располагалась на одиннадцатом этаже высотного здания, и я изрядно запыхалась, пока бежала вверх по лестнице. Лифт я проигнорировала принципиально. Чем больше работают мышцы, тем меньше работает голова. А мне это было ой как необходимо.       – Чжан! – он чуть не врезался в меня, когда я, расстегивая на ходу пальто, в котором становилось жарко, брела по направлению к двери в студию. – Еще минут пятнадцать. Мы почти закончили.       – Без проблем, – вяло кивнула я и на заплетающихся ногах направилась к диванчику в конце коридора.       – Погоди, – он опустил руку мне на плечо, отчего я тут же наморщилась. Парень этого, к счастью, не заметил. – Подожди у меня в кабинете. Там удобнее, чем в коридоре.       Я подняла на него глаза и собралась заверить его, что мне, в принципе, нормально везде. Кроме, пожалуй, одного места, но об этом я умолчу. Заметив мои намерения, Цзытао привычно закатил глаза.       – Да хватит уже, Чжан. Как маленькая. Пойдем. Я там как раз черновик забыл.       Я послушно поплелась за ним, засовывая шарф в рюкзак. Парень распахнул передо мной дверь небольшой аккуратной комнатки. Письменный стол, синтезатор и большое зеркало. Словно уменьшенная копия его спальни, разве что без кровати. Вместо нее у стены расположился уютный шоколадного цвета диванчик.       – Вещи сюда можешь бросить, – он указал на вешалку у двери, попутно ища что-то на столе.       Отыскав нужный листок бумаги, парень пробежался по нему взглядом и добавил:       – Хватит стесняться. Располагайся, я скоро, – и скрылся за дверью.       Я оставила пальто на вешалке и осторожно уселась на диванчик, прикрыв глаза. Здесь тоже пахло его парфюмом. Ну конечно.       Просидев так минут десять, я почувствовала, что начинаю дремать. Вот еще не хватало, Эвелин, тебе за руль сейчас. Тряхнув головой, я отогнала сонные мысли. Шея, кажется, затекла. Инстинктивно потянувшись рукой к шее, чтобы размять ее, я скользнула ладонью по плечу. Движение отозвалось ноющей болью. Я сглотнула. Я старательно отвлекала свое внимание от утренних событий весь день. Забивала голову чем угодно. Носилась по дому и с особым остервенением вытирала пыль. В магазинах по десять раз проверяла срок годности молока, сока и еще кучи продуктов, половину из которых так и не купила за ненадобностью. И вот теперь незатейливое движение напомнило мне о мерзких метках, оставленных на моем теле чужими пальцами. Я так ни разу и не осмелилась приспустить ворот свитера и взглянуть на них.       Трусиха, Чжан Эвелин! Если будешь делать вид, что их нет, они от этого не исчезнут.       Я решительно встала с диванчика и подошла к зеркалу. Отражение смотрело на меня, сдвинув брови и плотно сжав губы. Медленно подняв руку к плечу, я с мгновение обождала, а потом осторожно подцепила пальцем ворот. Потянула вниз. Медленно, нерешительно. Как будто это что-то изменило бы. Зеркало было правдиво. На бледной коже расплывались подтеки отвратительного фиолетово-желтого цвета. Я бросила взгляд в лицо своему отражению. Его губы дрожали. Оно, должно быть, чувствовало себя так же мерзко, как и я. Рука так и застыла, не отпуская воротника. Две тонкие горячие дорожки прочертили путь от глаз куда-то вниз, к шее. Мне показалось, что эти синяки, словно отвратительные татуировки, останутся со мной навсегда, напоминая о том, что чуть не произошло со мной. И что мне пообещали довести до конца в следующий раз.       Сама того не ожидая, я расплакалась, отпустив, наконец, несчастный воротник и опершись ладонями о тумбочку перед зеркалом. Ногти царапали полированную поверхность. Я опрометчиво позабыла о том, что Цзытао может вернуться в любой момент. Я позабыла обо всем. Так жаль мне было саму себя.       Звук открывающейся двери заставил меня отпрянуть от зеркала.       – Все, можем ехать, – устало выдохнул парень и тут же осекся, уставившись на меня. Видимо, меньше всего он ожидал увидеть мое опухшее заплаканное лицо под конец тяжелого дня.       Я инстинктивно оправила ворот свитера. Это движение не ускользнуло от его взгляда.       – Что там у тебя? – он сузил глаза.       – Н-ничего, – я торопливо утерла слезы и пригладила волосы.       Неубедительно. Он сделал шаг ко мне и медленно повторил:       – Что там?       – Сказала же…       Но он бесцеремонно прихватил краешек воротника и спустил его с плеча. Я буквально отпрыгнула от него и больно ударилась поясницей о письменный стол.       – Не трогай меня, – мой голос был больше похож на шипение.       Я не хотела вымещать свою боль на парне. Но и не хотела, чтобы кто-то прикасался ко мне.       Его лицо стало словно каменное. Карие глаза полыхнули холодом.       – Что это такое?       – Не твое дело, – я непроизвольно всхлипнула, понимая, что вот-вот, и рыдания снова возьмут надо мной верх.       – Сформулирую иначе, – голос парня был холоднее ветра, завывавшего за окном. – Кто это сделал?       – Сказала же, не твое дело! – я буквально выплюнула ему это в лицо и прижала ладони к глазам, безуспешно пытаясь остановить рвущиеся наружу слезы.       Мне показалось, что меня окунули в густой тягучий кисель. Было так тихо, только рваные всхлипы прорезали пространство маленького кабинета.       Неожиданно я ощутила прикосновение прохладных рук к своим запястьям. Так осторожно, почти ласково. Совсем не так, как сегодня утром. Цзытао аккуратно отстранил мои руки от лица. Я продолжала всхлипывать и не решалась поднять глаза.       – Посмотри на меня, – тихо попросил он.       Я дрожала всем телом. Его пальцы по-прежнему сомкнуты на моих запястьях.       – Посмотри, – повторил он еще тише.       Вздохнув, я медленно подняла взгляд и встретилась с его глазами. Они казались темнее, чем обычно. И теплее, чем обычно.       – Прости. Я позволил себе лишнего.       Это ты-то позволил себе лишнего? Я громко всхлипнула. Знал бы ты, что значит действительно позволить себе лишнего.       – Цзытао, – я сама не узнала свой голос. В нем сквозило отчаяние. Если бы не оно, я не позволила бы себе сказать то, что сказала. – Можно я не поеду сегодня домой?       Не знаю, кто из нас двоих сошел с ума. Скорее всего, оба, потому что в следующую секунду я оказалась прижата к нему, а его руки крепко обхватили мои плечи и спину. Я прижалась носом к его толстовке, зарылась лицом в складки черной ткани. Знакомый аромат словно потек по венам.       – Глупая, – прошептал он мне в волосы. – Глупая девчонка.       Я не пыталась отстраниться. Я боялась пошевелиться. Боялась, что это наваждение, и что мужские руки, совсем не похожие на те, что оставили синяки на моем теле, вдруг исчезнут, стоит мне сделать лишнее движение.       Его правая ладонь несмело гладила меня по волосам, в то время как левая осталась лежать на моей талии, надежно прижимая меня к нему, а я тихонько всхлипывала, прильнув всем телом к своему недавнему врагу и ощущая себя в кольце его рук так, точно была в самом надежном убежище в мире. Точно была… дома.