Почему бы и нет?

«Сукин сын!» Завидев того самого сучьего сына у входа в спальни шестикурсников, она стремительно завернула за угол, и полы ее мантии алыми вихрями взмыли в воздух. Он услышал шаги за спиной, обернулся и расплылся в очаровательной улыбке. — Гермиона, свет очей моих, чем заслужил такую… — не успел договорить, как оказался прижатым к стене. — Сукин сын! Пылая от ярости, Гермиона ничего больше произнести не могла. А даже если бы и могла, все равно не собиралась. — Между прочим, мама очень милая женщина. Она будет рада познакомиться, если ты избавишься от своих предрассудков и покоришься моему обаянию. — Чертов сукин сын! Ты украл результаты моего исследования! — наконец выдавив из себя что-то новое, она отвернулась и в панике схватилась за голову, едва не переходя на крик. — Строго говоря, я их позаимствовал, — Геллерт с интересом наблюдал, как она, морщась и бранясь, пытается освободить запутавшийся в волосах браслет. — Ты их не уничтожил? — с замиранием сердца спросила Гермиона. — Конечно же, я их не уничтожил. Просто интересовался, насколько далеко ты продвинулась, — прозвучало совсем невинно, но в его голосе угадывались едва уловимые нотки горечи. — Ты собиралась вернуться, не сказав мне ни слова? Гермиона взглянула на него с недоверием и не сразу нашлась, что ответить. — Геллерт, — начала она нерешительно, — мы ведь все уже обсудили. Я так сильно исказила временную линию, что больше не могу здесь оставаться. Эту его улыбку Гермиона ненавидела больше всего на свете. После обычно следовала долгая тирада о том, насколько ее доводы бессмысленны, а переживания беспочвенны. Тяжело вздохнула, уже готовясь выслушать лекцию, которую знала наизусть, но вместо этого Геллерт мягко произнес: — В том-то и дело, Гермиона, временной линии уже ничто не поможет, ты разрушила ее ко всем чертям. Разве я тот Гриндевальд, которого ты знаешь по учебникам истории? Кажется, в последнее время у меня в планах не было порабощать магглорожденных. Гермиона закатила глаза и парировала: — О нет, ты просто хочешь подчинить себе все магическое сообщество и судить волшебников по их способностям. — Что гораздо более справедливо, чем судить их по чистоте крови, как ты сама заметила, любовь моя, — Гриндевальд оттолкнулся от стены и направился к Гермионе. — Такого я не говорила, только то, что если кто-то свергнет правительство, он должен обладать куда большими способностями, нежели министр и его чиновники. Это не значит, что переворот должны совершить мы, — между ними не осталось и дюйма, Гермиона почувствовала, как по спине пробежали мурашки. — Но ведь могли бы, не правда ли? Ты же понимаешь, что мы вдвоем сильнее, чем все министерства Европы вместе взятые. А с твоими знаниями о будущем… — Геллерт приобнял Гермиону за талию и если бы только мог видеть ее лицо, с ликованием бы обнаружил, что по нему скользнула тень сомнения. — Но временная линия… — Разрушена. Зачем возвращаться в будущее, которого не существует, в мир, не похожий на тот, что ты покинула? — он склонился и прошептал ей на ухо: — Почему бы нам вместе по не построить свое будущее? Геллерт затаил дыхание. В такие моменты она начинала спорить, объяснять, почему нельзя так поступать, сыпать аргументами, примерами из истории… Но Гермиона молчала. Геллерт вздрогнул, когда она прильнула к его груди: — Почему бы и нет?