***
— Прекрати тыкать мне это в лицо, — жмуря нос и изворачиваясь от рук Хосока, произнесла Ара. — Что это вообще такое? Простое общение смущало и в то же время придавало какие-то непривычные ощущения. Любопытно и необычно. Один мир, но такие разные люди. В такие моменты начинаешь верить, что вы с разных планет. Она казалась в его компании дикаркой, никогда не имевшей человеческого общения. Словно Маугли, росла среди зверей и умела только огрызаться. Но они приняли её. Друзья Хосока приняли её, словно знали уже давно, и совершенно не обижались на колкие слова. Чувствовала только лёгкие толчки в спину от танцора, когда забывалась. Кто бы мог подумать, что она будет сидеть на площадке со всеми ними. Скейтеры пролетали мимо и подпрыгивали на препятствиях. Кто-то выучивал новые движения для танца. Компания из парней и девушек кидали мяч. Музыка, кажется, сопровождала их везде. Смех и обычные разговоры, без понтов и измерений, кто круче. Для неё дико, для него обычно. Но здесь ей, как показалось, дышалось чище. — Ты точно местная? — шутил Хосок. — Ты что, ни разу не пробовала кимчи? — Нет. Удивлённый взгляд парня, и палочки в его руках зависают в воздухе с кусочком капусты между ними. — Да ладно, — выдохнул он. — Тогда ты просто обязана попробовать. Считай это посвящением, — снов улыбка, и она сдалась. — Ладно, ладно, давай. Только прекрати мне тыкать этим прямо в нос, — не уверена, не то слово, с ним было в новинку, а всё новое настораживало и пугало. Принимать еду из его рук смущало. Не часто ли стала смущаться? Возможно, и нет, если считать, что это было только в его присутствии. Танцор смотрел и выжидал, слегка улыбаясь. Забавляла его, сама не понимая того, что постепенно сходит искусственная оболочка. — Ж-жёт! — она хватает ртом воздух, пытаясь заглушить першение. Язык щипал, а на глаза накатывались слёзы. Сколько там перца? — Ж-жёт, — повторяет, обмахивая ладошкой рот и видя, как парень заливается хохотом. Вот засранец, издевается, совершенно не стыдится и не пытается помочь. Если бы не дикое жжение, убила бы, ну, или хотя бы покалечила. — Тебе не стыдно издеваться над девушкой? — парень с фиолетовыми волосами присел рядом, подавая ей воды, и смотрел на смеющегося друга. — Не обращай на него внимания, он у нас слегка того, — покрутил пальцем у виска, показывая ямочки на щеках от улыбки. Ара уже и сама это поняла, выпивая полбутылки воды и ощущая, наконец, свежее дыхание без горечи. — Эй, вообще-то, я её жизни учу, — пытаясь состроить серьёзное лицо, сообщил танцор. Плохо получалось, но надо отметить старание. Не умеет быть таким, слишком жизнерадостный. — Нельзя же так сразу шокировать, — фиолетыш склонил голову набок, но по глазам отмечалось, его самого забавляла эта ситуация. — Меня, кстати, Намджун зовут, — протянул руку для рукопожатия, но Ара словно изучала его, не спеша ответить взаимностью. — Я заплачу тебе за твои запасы, — выпалила она прежним равнодушным тоном, не обращая внимания на удивление парня, который так и не дождался ответа. — Не стоит. Считай, это подарок, — парень улыбнулся, но слова девушки зацепили. — Ладно, если этот балбес ещё будет обижать, зови. — Вообще-то, я всё слышу, — пригрозил Хосок в спину уходящего друга. — Вот зачем ты так? — улыбка спала, когда он посмотрел на неё. Снова противится, показывая зубки. Сопротивляется. Упрямая, ставит нелёгкие задачи. — Что не так? Равнодушие её уже раздражало, так что оставалось только глубоко вздохнуть. — Ты всегда колешься, когда тебе неловко. Не вопрос — утверждение, поймал с поличным, в то время как сама упорно пыталась спрятаться в обычное состояние. Неловкость была во всём, не привыкла чувствовать себя беззащитной. Только сама не понимала, что защищаться ей не от кого. Здесь нет зависти, надменности и злости. Для чего скрываться и прятаться? Словно пряталась, как испуганный зверёк, когда пытались проявить ласку. — Я такая, какая есть, — пытается доказать сама себе, но сама же сомневается. — Не такая, — такой серьёзный Хосок непривычен. — Так говоришь, будто знаешься меня. — Я знаю тебя тут, — приложил свою ладонь к области сердца красотки. — Здесь не такая… Он это знал; он это чувствовал. Пытался пробиться через эту скорлупу бесчувственности, зная, что оттуда идёт свет. Даже сейчас сидит растерянная, как ребёнок, и, кажется, забыла, как дышать. Зато глаза прояснились, отражая блеск и жизнь в них. Меняется, всё же меняется. Медленно, постепенно, но всё же проявляет искренность. Нелегко вытаскивать человечность, но этим она его и зацепила. В ней есть жизнь и радостный трепет, который просто стоит найти, отыскать, подобрать ключ к её клетке. Такое лёгкое прикосновение, ясные глаза и полуулыбка, а она, кажется, сошла с ума. Молит про себя, чтобы под ладонью не почувствовал биения её сердца. Реагирует на такую простоту без единственной нотки пошлости. — Тоже мне, ясновидящий, — язвит, убирая его руку, нет, не со злобой, а просто чтобы перевести дыхание от эмоций, пережитых за такой короткий миг. Не привыкла чувствовать, а сейчас пытаются включить её слабость. — Хочешь, расскажу тебе про нас? — её молчание как знак согласия. — Здесь нет богатеньких детишек, наши родители обычные люди, а мы просто пытаемся найти себя в этой жизни. Работаем, учимся, дружим, танцуем, смеёмся и любим. Беззаботны, думаешь? Ты даже не представляешь, сколько у нас проблем. Работаешь до изнеможения, чтобы оплатить учёбу и квартиру, пытаясь помочь родителям и получить достойное образование. Столько дверей хлопало перед нашими носами, но никто из нас не сдавался, мы боремся и идём к мечте. Видишь вон ту девушку? — он указал на белокурую девчонку возле Намджуна. — Она попала в сильную аварию. Врачи сказали, что никогда не будет ходить, но она справилась. А видишь вон того парня? — указал на одного скейтера, выписывающего пируэт. — Его мать умерла от рака, а сам он хотел покончить жизнь самоубийством, буквально вытащили из петли. Поддержка и желание жить победили, и теперь он самый оптимистичный парень на этой земле, — улыбнулся, просто наблюдая за друзьями. — И таких примеров уйма, каждый пережил что-то в жизни, но всех объединили танцы. Танец — это свобода полёта. И никто из нас не жалуется на жизнь и безденежье, мы ловим любой момент и искренне радуемся ему. Сидела, словно пришибленная, молча слушая Хосока. Думала ли о таком? Конечно, нет. Сидя в клубах, кажется, вообще забываешь пользоваться такой полезной штукой, как мозг. Думала только о своей жизни, считая, какая она несчастная, в то время как здесь люди просто пытались выживать, не теряя при этом человеческого облика. Даже не подозревала о том, что когда ездила за границу лечиться из-за простого насморка, здесь гибли люди, просто не в состоянии заплатить за своё здоровье. Должно ли её такое волновать, чего ей-то жаловаться? Она-то может позволить себе любую прихоть. Чувствуешь себя сукой. Искренность не купишь; любовь не купишь; друзей не купишь. Только материальные блага, это всё, чем может обеспечить её жизнь. Но есть ли в этом счастье? И была ли она вообще при этом счастлива? Почему же так гадко на душе от самой себя? Такому её не учили, не готовили. А зачем? Всегда богаты; всегда прислуга рядом. Вот только, чем выше влетаешь, тем больнее падать, кажется, так говорится. Вот и сейчас она чувствовала, словно упала в реальность жизни.***
Заходя в ограду особняка, Ара впервые чувствовала себя неуютно. Наверно, ещё не отошла. Просто брела, смотря себе под ноги дорогих каблуков, а не как обычно, с гордо поднятой головой. Незнакомая машина стояла возле дома. Может, отец решил сменить средство передвижения? Лучше бы сменил, чем она столкнулась бы с такой картиной, как в их гостиной. Улыбчивая мать подлетает к дочери, наигранно радуясь её приходу, и обнимает, чтобы успеть прошептать на ухо: — Улыбайся, ясно тебе? — отстраняется, проведя ладонью по щеке дочери, не ощущая при этом ласки. Всё это кажется смешным, что просто хочется закрыть глаза. Опять должна и всё же не утеряла навык, натягивая фирменную улыбочку, обращённую к гостю. Джин любопытно разглядывал её фигуру, сидя на кожаном диване, попивая чай. Какая жалость, а она так надеялась больше не увидеть его, тем более, в их доме. — А мы как раз говорили о вас, Ара, — его протяжные слова напрягали. Отложив кружку в сторону, молодой человек привстал, поправляя пиджак, и с улыбкой подошёл к ней. Мать, за спиной сынишки партнёра отца, давала указания дочери, напоминая, что та должна улыбаться. Не хочет больше играть, надоело. Вынуждена, поэтому приветствует добродушием. — Рада видеть вас, Джин, у нас в гостях, — самой тошно от своего милого голосочка. — Ну что вы, давайте уберём все формальности, ведь всё же скоро нам придётся объединиться, — взял её руку, одаривая поцелуем. — Объединиться? — удивлена, но продолжает улыбаться. — Мам? — обращается, ожидая от неё ответа. — Ну что ты, дочка, мы же обсуждали это уже, — такие невинные глазки матери, а сколько вызывают внутреннюю злость. — Мы же ещё ничего не решили, — пока ещё спокойный тон Ары, но уже сквозь стиснутые зубы. — У нас же был уговор, — немного с нажимом произносит, напоминая, что у неё ещё есть личное время. — Да, но мы же прекрасно понимаем, что всё равно подпишем контракт. Тем более, вы с Джином такая красивая пара, — решила увести разговор мать, не обращая внимания на еле уловимые истерические нотки дочери. Вот она, обычная несправедливость её мира, что бы ни решила, всё уже решено за неё. Одна надежда на отца, словам которого она ещё доверяла. — Мы всё решим, когда закончится моё время, — вырывает свою руку, которую продолжал держать смазливый сынишка, и сообщает уже без улыбки: — А сейчас я ухожу. Наплевать на мать и манеры, просто надо скрыться от всего этого. Бесит, жутко бесит всё. Она быстро проходит холл, приближаясь к лестнице, преодолев которую, можно скрыться в своей комнате. Крепкие мужские руки останавливают её, обхватывая талию. — Твой каблучок до сих пор чувствуется в моей ноге, — произносит прямо над её ухом, и она уже жалела, что тогда надо было отбить ещё и яйца. — Твой строптивый характер мне нравится, будет, что ломать, — ухмыляется Джин. Ара вырывается, прожигая взглядом парня. Не такой он уж и славный, как видит её мать, тут каждый играет свою роль, но, кажется, пора снять маски. Сломать её? Нет, не про неё. Ошибся дверью, парниша. — Не боишься, что могу покалечить серьёзней? — она щурится, складывая руки перед собой. — Могу сломать кое-какой более важный орган. — Забавная, — смеётся он. — Уверен, нам будет весело вместе. Уверенный, нахальный, глаза блестят азартом. Богат и думает, что теперь неуязвим, но он находится на том же уровне, что и она. Только она приобретает в этой жизни что-то более важное. — Ты можешь постараться сломать меня, но тебе не затронуть моего сердца. — Не думал, что ты знаешь что-то о подобном. Неужели кто-то смог пробиться в потёмки твоей души? — язвит Ким, наблюдая за реакцией девушки. Думает, задел её, как же жестко ошибается. Улыбается его глупости и твердолобости. Глупец, не знающий, что, приобретая ценности души, ты становишься сильнее. Хосок тот, кто придаёт ей сил и уверенности. Единственный, кто смог за такое малое время задеть, привлечь и оставить частичку себя в душе холодной девушки. — Пустышка, как и все остальные, — такое простое произношение, но бьёт намного сильнее язвительности. Культурно послала, оставив парня стоять в немом шоке.