По-особенному.

Кристофер Шистад. Пенетратор Крис. Имя говорит само за себя, все знают, кто он. Получает все, что захочет. Делает все, что захочет. Как в дурацких фильмах про самых популярных мальчиков в школе, только весь этот приторно сладкий сюжет переносится в реальную жизнь. Все знают, что он получает, но никто не знает, чего он действительно хочет. Спальня на втором этаже его дома видела многое. И слышала. Сколько первокурсниц мечтали оказаться здесь рядом с ним. И скольким удавалось воплотить это в реальность. Столько девушек слышали «Ты самая…», «Я люблю тебя», «…навсегда», но Эва Квиг Мун слышала больше всех и никогда не знала, ей бы и в голову не пришло, что эти слова для нее он всегда произносит по-особенному. И не от того, что это было правдой: нет, Крис сам не знал, что значат все эти слова — это нравилось девушкам, а размышлять над этим он не любил. А может, и не пробовал. Может, он не знал значения слова «любить», потому что никогда не «любил»? Так или иначе, к Эве он относился не так, как к другим. Рядом с ней он готов был кричать от переизбытка эмоций. С другими девушками он испытывал удовольствие, радость, эйфорию, плавно перетекающие в раздражение, агрессию, иногда ярость. Рядом с Эвой эти серые, пустые слова приобретали особенную краску. И если сказать как есть, то он с другими, по сути, не испытывал ничего. Он целовал ее по-особенному. Страстно и с диким желанием. Это желание не физическое, не то, что импульсами исходит из мозга ко всему телу. Это другое, другое желание. Это не похоже на поцелуи по пьяни, на секс по пьяни, когда не знаешь ее имени, когда выпроваживаешь ее на утро из чужой спальни. Он смотрел на нее по-особенному. С ухмылкой, с настойчивостью. Не улыбался ей, как другим. А просто проходил мимо, заглядывая в глаза. Не думая о собственной улыбке, думая лишь об ее ямочках и пытаясь уловить запах волос. Он ругался с ней по-особенному. Он кричал на нее, давал пощечины несколько раз, он доводил ее до слез, говорил ей ужасные вещи. Заставлял ее уходить тысячи раз, заставлял выгонять его из ее дома. Он разбивал ее телефоны, в порыве злости сметал все книги с ее стола. Он даже врал ей по-особенному. Опустив глаза, на нервах вечно поправляя волосы. Закусывая губу. В сотый раз повторяя себе: «Кто она такая и почему я обязан говорить ей правду?» Он мирился с ней по-особенному. Хотя бы потому, что с другими он не мирился вообще. Он никогда не извинялся ни перед кем, кроме нее. Потому что, сидя в углу ее просторной комнаты, поджав колени к груди, она, в одних трусах и широкой футболке, вытирала слезы тыльной стороной ладони и всхлипывала так громко, что в его организме будто срабатывал какой-то рефлекс. В крови адреналин, в жилах закипает кровь. Либо он сейчас же подойдет к ней и возьмет на руки, либо он сейчас взорвется от эмоций. И не останется ничего. Все с ней было не так, как с другими. Ее рыжие волосы пахли по-особенному шампунем, корицей и яблоками. Ее глаза были по-особенному красивы. Как и вся она. Он ее безумно хотел, он так долго не мог ее получить. И есть ли она у него сейчас? Ведь Эва не такая как другие, она просто встанет и уйдет. А вернуть ее уже не получится. Он старался не потерять этой способности — относиться к ней по-особенному. Хоть она и не замечает этого (и вряд ли когда-нибудь сама это заметит), это все еще причина, по которой она не встает и не уходит. По которой она терпит измены и пощечины, разбитые телефоны и тарелки. Все это ради особенных поцелуев и особенного вранья. Без этого коктейля из горечи и сладости она уже не могла жить. Он урод и подонок. Он ее обожал, ненавидел и оберегал. И все еще не понимал, что означает «любить». А может, «любить» означает «по-особенному»?